С конца января 2020 года каждое мое утро начинается с новостей о коронавирусе. В 8:20 я открываю ноутбук: первая вкладка — Университет Джонса Хопкинса, вторая — ВОЗ, третья — South China Morning Post. На каждой из этих страниц собрана статистика по Covid-19. Теперь к ним добавилась еще одна — «Стопкоронавирус.рф».

Каждое мое утро в течение двух месяцев я начинаю со слов: «Число зараженных коронавирусом выросло на...», «Число умерших достигло...» Казалось бы, делай все по шаблону, только цифры меняй. Но каждый раз эти цифры становятся все страшнее, и всего лишь одна новость высасывает из тебя все силы. Я помню, как еще в 20-х числах января умерших были единицы — 2-3 человека в Китае, единичные случаи заражения за его пределами. Сегодня умерших по всему миру более 24 тысяч, зараженных — более 542 тысяч.

Среди своих близких я начала говорить об этом первая. Не удивлюсь, если с истеричными нотками в голосе. Но в конце января никто не воспринимал вести о коронавирусе всерьез. Друзья продолжали путешествовать, оформлять визы, бронировать билеты. К тому же в России неожиданно для всех сменилось правительство, заговорили об изменении Конституции. Всем, по сути, было все равно, что там происходит в Китае.

Я продолжала ездить в метро весь февраль и начало марта. В последний раз я была там две недели назад, и мне было страшно. Не только оттого, что можно заразиться, но и оттого, насколько подозрительными мы становимся друг к другу. Косые взгляды в сторону тех, кто вдруг чихнет или начнет кашлять, накаляли и без того не самую дружелюбную атмосферу московской подземки. Страшно оттого, сколько нетерпимости, ненависти к другим в нас может породить паника.

Но окончательное ощущение, что все это надолго, пришло утром 9 марта, когда курс евро взлетел выше 80 рублей, а доллара — больше 78. Тогда стало понятно, что просто так вирус не уйдет, что шлейф последствий мы будем ощущать еще долго.

На фоне этих, мягко скажем, невеселых новостей, которые я сама же и создаю, возник вопрос: а готова ли я и дальше работать с таким контентом? Готова ли начинать свое утро с подсчета смертей (вне зависимости от причин)? Готова ли, что кризисы и обвалы рынка, вероятно, еще будут, и не раз? Готова ли к тому, что чем больше в моей жизни будет подобной информации, тем циничнее я начну ее воспринимать? Ответа у меня пока нет.

Писать о социалке в России (а именно о ней я больше всего и пишу) — само по себе трудное и довольно неблагодарное занятие. Но мы все равно пишем в надежде, что если не одна, то две, три, десять заметок все равно что-то изменят. Но Covid-19, кажется, обнуляет привычные правила нашей игры: мы пишем-пишем-пишем, а люди продолжают умирать.

Говорят, что карантин — это отличное время разобраться в себе, ответить на многие вопросы, на которые обычно не хватает времени. Я не знаю. У нас работы стало только больше, и, увы, я не успеваю смотреть сериалы или онлайн-спектакли, учить новые языки, медитировать и разбираться в себе. Я просто хочу прогуляться по центру Москвы без маски и без оглядки на тех, кто кашляет. Я просто хочу прогуляться без страха.

Соцсети пестрят пожеланиями максимально эффективно использовать уединение. Одновременно все проблематичнее становятся коллективные действия: пьесу, к примеру, совершенно естественно писать в одиночестве, а постановка на сцене уже требует присутствия в одном помещении десятков людей.

Создание журнала — это тоже синтез индивидуальных и коллективных усилий. Но редколлегии по видеосвязи уже стали привычным делом, а интервью отныне проходят только в виде телефонных разговоров (которых при обычных обстоятельствах журналисты стараются избежать в пользу личной встречи с героем).

Не вставая с дивана, ставшего моим рабочим местом, я уже взял интервью у четырех рок-звезд и одной актрисы. Тексты рождаются быстрее, а свободного времени становится больше: раньше пара часов уходила на дорогу и час — на ланч вне офиса.

Рок-группу в условиях карантина собрать невозможно, и невозможно отправиться в мою любимую звукозаписывающую студию Zabiyaka records на Трехгорке, но, к счастью, технологии позволяют заменить собою целый ансамбль. На третий день карантина ко мне прибыл лупер — устройство, которое сэмплирует и воспроизводит циклически партии всех подключенных инструментов. Вдохновленный общением с артистами, я записал постмодернистское попурри, в котором, как мне кажется, запечатлен завораживающий хаос нашей тревожной эпохи.

Илья Чех в интервью для мартовского номера высказывался в том смысле, что по мере развития технического прогресса люди все большее взаимодействуют с цифровыми устройствами и информационными системами, чем с физической реальностью. Кажется, в условиях карантина эта эволюция человека в киборга заметно ускоряется.

Будут ли наши потомки-киборги сидеть на карантине и каких вирусов они будут бояться больше — биологических или цифровых? Когда задумываешься об этом, сегодняшняя реальность кажется вполне сносной.

Мы пока еще люди, мало отличимые от кроманьонцев. Но нынешние медики все-таки спасают людей, а пару-тройку тысяч лет назад мудрые старейшины племени не придумали бы в аналогичной эпидемии ничего лучше, чем зарезать ритуальным ножом пару девственниц. И вместо охоты на зубров — у нас теперь доставка еды к самой двери, а вместо бубна из бычьего пузыря — синтезаторы и электрогитары.

В общем, технологический прогресс на данном этапе — отличная штука. Мы справимся.