Позовите Виктора Цоя. Эссе дочери Джоанны Стингрей Мэдисон — о музыке «Кино» и о лучшем друге своей матери

Позовите Виктора Цоя

Эссе дочери Джоанны Стингрей Мэдисон — о музыке «Кино» и о лучшем друге своей матери

Мэдисон Стингрей — дочь певицы, популяризатора советского рока Джоанны Стингрей и барабанщика группы «Центр» Александра Васильева. Она выросла в Америке, но с детства была окружена советской рок-музыкой и историями о героях своей второй родины, которой она почти не знала. Повзрослев, Мэдисон стала осмыслять творчество группы «Кино», помогла маме издать мемуары «Стингрей в стране чудес» и даже написала и исполнила песню-трибьют Цою под названием Muse. По просьбе Правила жизни Мэдисон написала эссе о лидере «Кино» и о том, какое значение его песни имеют в 2020 году.

Ненастная пятничная ночь посреди гор — завывающий ветер, холодный дождь за оконным стеклом, в отдалении горят белым светом фары, — и с другого конца комнаты я слышу Виктора Цоя.

«Перемен, мы ждем перемен». Его голос звучит из маленькой колонки на моем компьютере, но заполняет собой всю комнату. Он заполняет комнату — не просто как песня и не как призрак, но как еще один человек.

Мы ждем перемен, каждый — почти в любой стране мира. Пока что 2020-й больше похож на кошмар, состоящий из лесных пожаров, вируса, протестов и насилия. Многие из нас чувствуют сейчас недовольство и разочарование, теряют свободы и собственный голос — и все это становится спусковым крючком для ружья, заново отлитого, и никто не может сказать, в чьих руках это ружье. Эти негативные эмоции расстраивают и ослепляют каждого, но уязвленное чувство собственного достоинства не просто злит людей. В глобальном масштабе волна возмущения, которая обрушивается сейчас на мир, вызывает странное и пугающее чувство, что многие из нас — одиноки.

Joanna Stingray/Getty Images

Позовите Виктора Цоя. Не важно, где я нахожусь, я могу поставить одну из его песен и не буду чувствовать себя одинокой. Как будто не просто кто-то есть рядом, но как будто есть кто-то, кто понимает меня. Есть феномен, когда люди чувствуют себя непосредственно связанными со знаменитостями — мы впускаем их в свои дома, в свою жизнь через радио или телевидение, мы соотносим себя с историями, которые они рассказывают. Но в Викторе Цое есть кое-что еще более необычное. Я не только чувствую, что у меня есть с ним связь, но как будто у него каким-то космическим образом есть связь со мной.

Архив Александра Титова

«Эта схема проста, — говорит он мне. — И больше нет ничего, все находится в нас». Знал ли он, когда писал эти строки и пел их в дешевый микрофон в темноте, в какой степени эти слова относятся к нему самому?

В этот непредсказуемый и угнетающий период истории самым простым выходом для изоляции может стать Виктор Цой. Он живет во множестве сердец, несмотря на то, что большинство никогда не было знакомо с ним лично. Его музыка ощущается так, будто он обращается напрямую к состоянию человека, его голос такой родной, будто это друг или член семьи. Он идеальный товарищ, который не осуждает и не критикует, а просто уважает эмоции, которыми мы делимся, и находит общие черты с тем, чем он делится сам. Так получается, что его совет оказывается самым внятным и подходящим для ситуации.

Песня «Перемен» плавно переходит в «Группу крови», и, пока я сижу, вглядываясь в сгущающуюся темноту, листаю новости на телефоне, рассказывающие о протестах и беспорядках, я слышу слова Виктора снова.

«Но я не хочу победы любой ценой. Я никому не хочу ставить ногу на грудь. Я хотел бы остаться с тобой, просто остаться с тобой...»

В мире, где каждый чрезмерно сосредоточен на внешних событиях и желании переменить сложившиеся обстоятельства, есть одна вещь, которую мы должны постараться оставить неизменной, — это Виктор Цой и музыка «Кино». Виктор Цой близок столь многим, что сам факт его существования, сами его песни естественным образом позволяют нам чувствовать себя в безопасности. В надежде сделать этот образ чуть более понятным и узнаваемым я хочу поделиться несколькими фактами, которые моя мама, Джоанна Стингрей, рассказывала о своем лучшем друге.

Joanna Stingray/Getty Images

Несмотря на мудрые и серьезные мысли, которые Виктор закладывал в свои песни, он никогда не терял детской радости, которая со временем теряется в большинстве людей. В такое время, как сейчас, он может преподать урок — как научиться и позволить себе радоваться, даже несмотря на тяжелые обстоятельства и заботы. Одним из самых его любимых мест в мире был Диснейленд в Калифорнии, где он впервые побывал вместе с моей мамой в 1988 году. Его темные глаза зажигались, как звезды, когда он видел «Пиратов Карибского моря», «Дом с привидениями», «Космическую гору» (американские горки с мертвой петлей, как и предыдущие, — популярные аттракционы в Диснейленде. — Правила жизни). Все это он любил, все, даже тех персонажей, которые шарахались от него врассыпную, когда он вскакивал посреди Мейн-стрит и делал стойки из кунг-фу, как Брюс Ли.

Юрий Каспарян и Виктор Цой в Диснейленде, США, 1990 г. Фото: Джоанна Стингрей

Моя мама никогда не видела Виктора плачущим. У него была установка не подводить людей и внутренняя сила, позволяющая ему направлять печаль и переживания в музыку, так, чтобы он сам мог быть опорой для окружающих. Самый большой страх для него был причинить боль кому-то из близких — особенно Марианне (первая жена Цоя. — Правила жизни), Наташе (возлюбленная Цоя Наталья Разлогова. — Правила жизни) и Саше (сын Цоя. — Правила жизни). Юрия Каспаряна, Густава Гурьянова и мою маму он тоже считал своей семьей. Юрий был тем, с кем Виктор мог часами напролет молчать и слушать музыку. В иное время они практиковались в карате друг на друге или курили вместе, и Виктор втягивал щеки на каждой затяжке.

Андрей Крисанов, Виктор Цой, Джоанна Стингрей, Георгий Гурьянов и Тимур Новиков в галерее «АССА», Ленинград, 1985 г.
Фото из архива Джоанны Стингрей

Виктор не был сладкоежкой, но любил азиатскую кухню. Дома он варил рис и готовил мясо на своей черной плите, но для особых случаев у него был любимый ресторан в гостинице «Пекин» в Москве. Он все топил в соевом соусе, оттого моя мама в шутку называла его Цоевым соусом.

У Виктора было очень мало денег, из-за этого у него было очень мало одежды, вещей. Он любил носить черное, но он никогда не задумывался о том, что конкретно он носит. Марианна помогала ему подбирать одежду для концертов, Густав также влиял на Виктора и на Юрия своим видением моды. Пальто, которое Виктор носил чаще всего, было длинным, из черной шерсти, его сшила для него Марианна. Мама всегда говорила, что когда он его надевал, он как будто чувствовал себя лучше, увереннее.

Сегодня Виктор Цой может стать нашим черным пальто. Он дает одинаковое чувство уюта даже при самой невыносимой политической и экономической погоде. И хотя его тексты отражают нынешнее желание социальных изменений, во времена стресса или неуверенности давайте успокоим себя тем знанием, что Виктор Цой и музыка «Кино» останутся единственным, что никогда не переменится.

Виктор Цой, 1985 г.
Фото из архива Джоанны Стингрей