«Я и мои коллеги показали, что журналистика жива»: Иван Голунов дал Ксении Собчак первое интервью после ареста

«Я шел в центре Москвы с одной встречи на другую, в принципе, по неизвестному мне маршруту — через дворы от Петровки к Цветному бульвару, его показала мне ранее подруга. Никаких подозрений у меня не было. Я шел на встречу с коллегой Ильей Васюниным в "Шоколадницу". Я увидел помятный дорожный знак, сфотографировал его, чтобы написать жалобу через приложение ["Активный гражданин"]. Прошло пару минут, я услышал крик "Стоять!", после чего ко мне подошли двое гражданских. Первой мыслью было: это какой-то гоп-стоп, сейчас я лишусь всего. Но они сразу подскочили, закрутили руки за спину, надели наручники и стали требовать пароль блокировки от телефона. Я отказался [называть пароль]. Подъехала машина, меня стали запихивать в нее со словами "Вы задержаны, уголовный розыск".

По словам Голунова, он старался внимательно следить за действиями полицейских и в целом быть внимательным, но на практике «получилось не очень». «Между задержанием и досмотром прошел час, и все это время я внимательно смотрел, чтобы карманы рюкзака были закрыты, чтобы ничего не подбросили. Но как они туда попали — для меня до сих пор загадка», — сказал он.

Журналист также сообщил, что во время досмотра полицейские здоровались с понятым Сергеем Кузнецовым как со старым знакомым. «Он был в повязке. Заходившие сотрудники здоровались с ним и говорили: "Здорово, Серега, ты что, болеешь?" Со вторым понятым как-то не особо здоровались. Было довольно странно», — отметил он.

Напомним, что телеканал «Дождь» ранее взял интервью у одного из понятых Дмитрия Бокарева. Кузнецов же отказался общаться с журналистами и не открыл им дверь.

«Я с самого начала говорил, что мне нужен адвокат, что без него я не буду ничего делать. Мне сказали, что адвокат мне не положен, так как они проводят оперативно-разыскные мероприятия и вообще я не задержан (это к человеку в наручниках они обращались), — мол, адвокат полагается, когда дело передано следствию. Тогда они заговорили о принудительном досмотре. Я стоял между стеной и столом. На меня пошел Денис Коновалов, он начал с меня сдирать куртку. Я понял, что сопротивляться бесполезно. Он расстегнул на мне наручники, снял куртку и положил куртку и рюкзак на стул. Затем они попросили меня раздеться, я разделся догола. Потом они стали досматривать рюкзак, и я увидел пакет с цветными шариками. Я сразу сказал, что это не мое. У меня [изначально] был полупустой рюкзак: там лежала книжка Дани Туровского и блокнот», — рассказал журналист.

После этого Голунова повезли на медицинское освидетельствование в наркодиспансер. Он снова попытался оказать сопротивление и повторил, что без адвоката никуда не пойдет. «После этого оперативник дважды ударил в висок, а потом наступил ногой на грудь, когда я упал», — сказал Голунов и назвал имя полицейского: Максим Маратович Уметбаев.

На сайте ГУ МВД по Москве Марат Уметбаев охарактеризован как полицейский в третьем поколении, который «неоднократно отличался при задержаниях преступников».

Отвечая на вопрос Ксении Собчак о возможных заказчиках, Голунов не исключил, что ими могли стать герои его последних расследований — например, статьи про «черных кредиторов», которые отобрали более 500 квартир у должников в Москве, или большого материала о том, как чиновники, силовики и бандиты делят похоронный рынок. Голунов рассказал, что ему прежде поступали угрозы, например, о том, «что на кладбище много свободных мест». При этом он отметил, что не может быть уверен в своих подозрениях.

Голунов также сообщил, что над продолжением расследования про похоронный бизнес работают 12 журналистов из пяти разных изданий.

«Я понимаю, что должен оправдать доверие всех тех, кто меня поддерживал. Должен доказать своей работой, своей жизнью, что это было не зря. Но я пока не понимаю всех объемов поддержки, я этого еще не осознал, мне нужно какое-то время. Мне хочется сказать спасибо всем людям и всех их обнять. Я пока провел в интернете минут 20, но первое, что меня больше всего шокировало, — это тот факт, что об этом деле можно говорить три минуты на главном юмористическом шоу "Вечерний Ургант".

Я понимаю, что я и мои коллеги показали, что журналистика жива. После моего дела в дежурных частях повесили камеры наблюдения. Если бы в моем случае была видеофиксация, все было бы очевидно. Теперь нужно добиваться, чтобы камеры были везде, а потом лучше эти видео отправлять для исследования к независимым экспертам.

Я не специалист в статье 228. Я знаю, как устроен город, как работают власти, но не знаю, как устроены дела по статье 228. Я бы очень хотел жить своей обычной жизнью, которая у меня была до того четверга, ездить в метро, чтобы меня никто не узнавал. Но я чувствую, что должен в этом разобраться и что-то изменить».

«Когда я увидел первые записи с митинга, я понял, что мне нужно оказаться там и сказать спасибо всем этим людям. Но меня уже на выходе остановили и сказали, что мое появление будет толчком к задержаниям и винтилову. Я про свою безопасность пока не все понимаю, и уж тем более я не хотел подставлять людей.

[Все, что произошло на митинге], показало, что нам всем не хватает диалога. Власть защищается от нас, мы защищаемся от власти. Мы зашли в такую ситуацию, когда мы защищаемся друг от друга. Я буду стараться сделать так, чтобы этим митингом не была поставлена точка. Я буду стараться, чтобы был диалог [между народом и властью]».