Биомеханика

ПРО АМПЛУА Амплуа не существует — в настоящем театре такого понятия быть не должно. Обо мне сложилось представление как о «крутом пацане», но это лишь потому, что я лысый и крепкий. А мне самому кажется, что я иногда излишне женственный, даже манерный, что ли. Еще, наверное, зрители связывают личность актера с ролями, которые им сильнее запомнились, — в спектакле «Братья» Алексей Мизгирев вытащил из меня всю брутальность, какую только мог, а Иван Твердовский в фильме «Класс коррекции» еще и на пленку ее перевел. Но ни в «Мертвых душах», ни в «Сне в летнюю ночь» у Кирилла Серебренникова я никакой не пацан — порой комический персонаж, порой маленький и слабый.

ПРО УЧЕБУ Два года я поступал во все подряд театральные вузы с материалом, который мне советовали: читал Пушкина, Бродского, Хемингуэя, Жванецкого, пел «Черного ворона». А на третий год к приемной комиссии Школы-студии МХАТ, где сидели Кирилл Серебренников и Олег Табаков, я вышел с шейкером и бубном, прочитал монолог из Довлатова, стихотворение Агнии Барто и спел Idi­oteque группы Ra­di­o­head. Когда после этого у Кирилла Семеновича остальные члены комиссии спросили: «Кого вы берете? Это кто?» — он ответил: «А это актер нового типа».

ПРО ТЕАТР И КИНО В прошлом году мне вдруг стало казаться, что в театре я сделал много разных работ и пришло время изучить кино: снялся в нескольких короткометражках, в сериале «Метод», в фильме «Хармс», в «Дуэлянте» Алексея Мизгирева, в «Притяжении» Федора Бондарчука. А сейчас у меня снова проснулось такое страшное желание что-то новое выродить в театре, что я готов сам себя сожрать. Мне сложно отказать режиссеру, с которым я работал на сцене, но иногда из-за театрального графика приходится отменять съемки. Как-то у нас на спектакле был Андрей Звягинцев и после позвал меня к себе и сказал: «У меня нет для вас никакой роли, но было бы интересно с вами поработать. В новом фильме есть момент, где избивают Вдовиченкова, это делает команда каскадеров, но я хотел, чтобы среди них был один актер для крупных планов». У меня тогда было много спектаклей, и в «Левиафане» я так и не сыграл.

ПРО СУЕВЕРИЯ Иногда я просыпаюсь, надеваю, допустим, черные трусы, на полпути передумываю и меняю на серые. А потом думаю: нет, вот в тот момент, когда я натягивал черные, я был в таком особенном приподнятом расположении духа, которое подходит для сегодняшнего спектакля, надо было его зафиксировать. Или надеваю носки с Дедом Морозом и думаю: мне же вечером играть трагедию, Дед Мороз — это так несерьезно, теперь спектакль точно не удастся. Стараюсь потихоньку эти загоны-суеверия из себя изгонять, но не всегда получается.

ПРО САМООГРАНИЧЕНИЕ Я перестал есть мясо, пить алкоголь и курить, потому что для меня это, возможно, было легче всего. Есть вещи посложнее, чем отказаться от бутерброда с индейкой, — отказаться от своей гордыни, например. А у актеров гордыня не то что ходит рядом, она тебя всюду подталкивает. Друзья называют меня занудой, но я даже к малознакомым людям могу подойти и начать объяснять, почему курить траву — это глупо. Нет, в школе я и покуривал за гаражами, и водку пил. Но мне никогда не было близко вот это занятие — выпивать. Я уж если пил, то мешал все подряд и пил столько, чтобы очнуться в сугробе.

ПРО АГРЕССИЮ Я плохо отношусь к дракам и стараюсь их избегать. Помню, однажды после школы какие-то парни с Кавказа хотели развести меня на деньги, а потом просто стали настойчиво предлагать пойти во двор и побороться. Закончилось все тем, что я их обнимал со словами: «Ребята, вы же такие сильные, крепкие, у вас такой боевой характер, занимайтесь спортом, зачем вам это все, вы же себе хуже делаете». А в студенческие годы нас с друзьями остановили гопники после концерта, здоровый парень потребовал у меня кошелек, деньги, телефон. Я достал пустой кошелек, показал ему свой дешевый телефон, он мне: «Иди отсюда», а я ему руку протягиваю и говорю: «Спасибо!» Нужно очень сильно постараться, чтобы вывести меня из себя, но если получается, кажется, я могу просто загрызть.