Платье-«абажур», эгреты и шаровары: как балеты Сергея Дягилева повлияли на моду в ХХ веке (и продолжают влиять в XXI)
1929 год. В США Великая депрессия, экономика лопнула как пузырь, и страна на десятилетие погрузилась в кризис. Символично, что в том же году Уолт Дисней выпустил короткометражку с танцующими скелетами, и эта веселая «пляска смерти» вошла в историю, став очередным прорывом в анимации — в кинематографе начиналась эра Disney. В СССР 1929 года Сталин, консолидировав всю власть в своих руках, тоже открывал новую эпоху... В мировом искусстве же 19 августа 1929 года эпоха закончилась: в Венеции умер Сергей Дягилев. Примерно в это же время в Париже можно было наблюдать, как из закрывшегося навсегда ателье некогда блистательного кутюрье, а теперь банкрота Поля Пуаре выносят ящики с тюлем, органзой, восточным панбархатом, коробки с нераспроданными нарядами и украшениями. Теперь все эти дивные вещи и ткани продают на вес, килограммами, как картошку.
Когда-то, за 20 лет до этого момента, Пуаре был впечатлен Русскими сезонами Дягилева. «Половецкие пляски», «Клеопатра», «Жар-птица», «Шехеразада» — в этих спектаклях было столько новизны, энергии, захватывающей ориентальной пряности, которая окутывала и не отпускала. Революцию, совершенную Дягилевым в балете, Пуаре перенес в моду, нарядив тысячи женщин по всему миру в тюрбаны, платья-минареты и восточные халаты. В 1929 году все это великолепие оказалось на улице в мокрых коробках, никому не нужное. О Поле Пуаре, как, впрочем, и о Дягилеве, вспомнят лишь через 40 лет. В конце 1960-х интерес к искусству и революционной моде начала века вернется и больше не угаснет. Наследие Русских сезонов будет продаваться на аукционах, займет место в музеях (как и наряды Поля Пуаре), исследователи напишут десятки книг и статей, а новое поколение дизайнеров будет вновь черпать вдохновение в образах дягилевских балетов, история которых оказалась удивительно тесно связанной с историей моды.
Импульс, которого все ждали
В 1900 году календарный XX век вроде бы наступил — улицы и дома освещали электрические лампочки и даже автомобили все чаще появлялись на улицах, — но принципы морали, образа жизни и особенно моды все еще оставались в прошлом столетии: женщины 1900-х все так же туго затягивали талии в корсеты, изгибая силуэт своей фигуры в форме буквы S. Балет начала века был зрелищем по большей части консервативным и предсказуемым: в театр ходили не за эмоциями и впечатлениями, а скорее чтобы засвидетельствовать свое место в обществе. Дамы демонстрировали драгоценности в ложах, некоторые мужчины же присматривали себе фавориток среди артисток («покорить» балерину — особая форма гордости щеголя Belle Epoque и очень дорогостоящее «статусное» увлечение). Дягилев, появившийся на авансцене европейской культуры второй половины 1900-х — вначале с выставками, потом с концертами и оперой и, наконец, с балетом, — повлиял не только на форму спектакля, но и на само отношение к нему. В театр теперь шли не за тем, чтобы посчитать фуэте, зевая в ложе, но чтобы получить эмоции, вдохновиться, возможно, даже быть шокированным. Застрявшая во времени мода, как и театр, тоже ждала толчка, импульса.
19 мая 1909 года Сергей Дягилев представляет три первых балета: «Павильон Армиды», «Половецкие пляски» и «Пир». Если балет «Павильон Армиды», оформленный Александром Бенуа, казался зрителям достаточно привычным, то вместе с «Половецкими плясками» в оформлении Николая Рериха на парижскую сцену выплеснулась Азия — яркая, экспрессивная, возможно, даже дикая эстетика, шатры, степь. 2 июня 1909 года была показана «Клеопатра» — Париж познакомился со Львом Бакстом, а балет наполнился неприкрытым эротизмом, который станет спутником ранних Русских сезонов.
Следующий сезон разогрел ориентальную тему еще больше: в июне 1910 года состоялась премьера «Шехеразады», оформленной Львом Бакстом, Александром Бенуа и Жоржем Барбье. И вот тут творцы моды (в лице прежде всего Поля Пуаре) подхватили и распространили эту тему максимально широко. «Шехеразадамания» буквально завладела умами модниц по всему миру на следующие четыре года. Многие из дам, обзаведшихся тюрбанами с эгретами из перьев, даже понятия не имели, кто такой Дягилев и что там за балеты идут в Париже, однако факт оставался фактом — то был первый случай в истории, когда балет вдохновил по-настоящему глобальную модную тенденцию.
Еще одним из символов этой моды стало платье-абажур — модель Sorbet от Поля Пуаре. Короткая круглая верхняя юбка, держащая форму наподобие абажура, надевалась поверх нижней зауженной «хромой» юбки. Впрочем, некоторые особенно свободомыслящие модницы надевали ее с широкими шароварами на восточный манер. Такое платье с «абажуром» стало настолько яркой и узнаваемой тенденцией, что даже в первой полнометражной комедии Чарли Чаплина «Прерванный роман Тилли» (1914) неожиданно разбогатевшая главная героиня, простушка Тилли, носит именно такой наряд (возможно, слегка утрированный для комедийного эффекта).
Если первый балетный сезон Дягилева встряхнул искусство, парижский свет и парижские моды, то «Шехеразада» их перевернула. Вот что писал об этом, например, русский литератор и художник Юрий Анненков: «Достаточно было Сергею Дягилеву показать балет "Шехеразада", как многоцветное неистовство Бакста, этого нежданного гостя (который, по старой русской поговорке, возникшей во время нападения на Русь монголов или под их двухсотлетним игом, хуже татарина), перевернуло все существовавшие до того каноны парижской моды до такой степени, что даже самые авторитетные знаменитости вынуждены публично защищать свою позицию, чтобы восстановить пошатнувшуюся репутацию».
«Это последний писк моды»
Вслед за Шехеразадой на сцене появились еще несколько балетов, оформленных Бакстом. В том же 1910-м состоялась премьера «Жар-птицы» на музыку Стравинского, над которым совместно работали Лев Бакст и Александр Головин. В 1911 году был поставлен «Нарцисс», в 1912-м — «Синий Бог» и скандальный «Послеполуденный отдых Фавна» (все с костюмами Бакста).
Лев Бакст мгновенно стал самым актуальным художником начала 1910-х, и мода, естественно, захотела заполучить его в свои сети. Поль Пуаре обратился к Баксту, чтобы тот создал для его дома несколько моделей. Вот что писал об этом художник своей жене: «Слыхала ли ты про Poiret портного? C’est le dernier cri ("Это последний писк моды". — ПЖ). На днях он мне предложил 10 тысяч франков за 12 рисунков модных туалетов. Художники мне отсоветывают соединять свое имя с его, боятся, что я буду déclassé. Но будет чудно, если Петербург через два года (раньше не докатится) будет носить мои фасоны». Бакст ошибся в одном: модные фасоны добрались до Петербурга быстро прежде всего благодаря проворству самого Пуаре. В 1911 году Пуаре устроил в Москве и Петербурге показы мод, вызвавшие большое возбуждение среди модниц обеих столиц Российской империи. Бакст все же принял предложение Пуаре — в нем победило честолюбие. В другом письме жене он написал: «Я же принял его заказ, чтобы видеть, как весь Париж, а через год и весь мир (элегантный) будет носить рабски то, что я выдумал. Лестно».
Между крупнейшими домами высокой моды Парижа развернулась настоящая борьба за Бакста. Предложение Пуаре пытались перебить сестры Калло (чей дом был одним из самых значимых в моде начала века). В конце концов еще одна легенда моды, Жанна Пакен, предложила Баксту долгосрочное сотрудничество (Пуаре ограничился лишь несколькими моделями), и в 1913 году в Vogue вышла статья об объединенном стиле Бакста и Пакен. Любопытно, что это сотрудничество продолжалось и в 1920-х, когда популярность Бакста сошла на нет.
Подруга и меценат
Фильм 2009 года «Коко Шанель и Игорь Стравинский» начинается с длинной сцены, реконструирующей премьеру «Весны священной» в 1913 году. Этот балет был шоком и потрясением для парижской публики, Шанель была под впечатлением. Как и Дягилев, она смотрела в будущее и преодолевала стереотипы, а ее первые наряды шокировали покупателей. В том же 1913 году Шанель открыла свой первый бутик в курортном Довиле, где, помимо шляп, которыми занималась ранее, представила небольшую линию трикотажной одежды. В 1913-м трикотаж в женской моде вызывал не меньшее недоумение, чем хореография Нижинского в «Весне священной». Габриэль Шанель вошла в круг Дягилева, они стали очень дружны, и, поскольку с деловой точки зрения начинания Дягилева никогда не были стабильно прибыльными, а бизнес Шанель рос, она активно финансово помогала другу.
Для Шанель вовлеченность в круг русского искусства и русской аристократии в изгнании была стратегическим ходом, обеспечившим ей статус и позицию в обществе. Сергей Дягилев, великий князь Дмитрий Павлович и его сестра великая княгиня Мария Павловна, с которыми близко дружила Габриэль, имели существенный вес в обществе и открыли ей многие двери. Покровительство Русским сезонам и поддержка артистов из бывшей Российской империи обеспечивали Шанель престиж, а ничто так не помогает поднимать цены и хорошо зарабатывать на роскоши, как это эфемерное понятие.
В 1924 году Дягилев, оставаясь весьма чувствительным к веяниям времени антрепренером, поставил весьма авангардный балет «Голубой экспресс» по либретто Жана Кокто и на музыку Дариуса Мийо. Декорации создал Пабло Пикассо (Дягилев всегда оставался верным принципу работать с самыми актуальными и прогрессивными на этот момент художниками), за костюмы отвечала Шанель. Образы вышли лаконичными (очень в духе Шанель) и, как само время, спортивными и динамичными.
Балет «Голубой экспресс» и костюмы к нему в 1998 году вдохновят Карла Лагерфельда: коллекция Chanel spring-summer 1998 стала посвящением творческому симбиозу Дягилева, Шанель, Кокто, Мийо и Пикассо. Карл в целом уделял существенное внимание русским элементам в ДНК Chanel. В 2009 году в Москве была показа грандиозная коллекция Chanel Paris-Moscow, посвященная взаимоотношениям Шанель с Россией, Русскими сезонами и русскими изгнанниками. Тот показ проходил в Малом театре, а спустя десять лет после него, в 2019-м, в соседнем Большом театре состоялась премьера балета о Шанель на музыку Ильи Демуцкого. Партию Коко исполнила в нем легендарная прима Светлана Захарова.
В 1929 году, после неожиданной смерти Сергея Дягилева в Венеции, выяснилось, что из средств после него остались только долги и похоронить великого импресарио просто не на что. Шанель и ее подруга Мися Серт взяли на себя все заботы по организации и оплате похорон гениального визионера.
«Русские сезоны» 40 лет спустя
В 1968 году аукционный Дом Sotheby’s провел торги, на которых были представлены многочисленные произведения искусства и артефакты, связанные с Русскими сезонами. Это событие вернуло имена Сергея Дягилева и художников Русских сезонов на авансцену культуры, о них вновь стали говорить и писать. Первыми в моде еще в конце 1960-х отреагировали на это возрождение интереса британские дизайнеры Зандра Роудс и Селия Биртвелл, но громче всех, конечно, откликнулся Ив Сен-Лоран, когда показал в 1976 году коллекцию «Русские опера и балет», которая впоследствии обрела статус культовой.
Это была действительно важная коллекция, причем не только для моды 1970-х, но и для дизайнера лично. Первая половина 1970-х — темный и тяжелый период в биографии Ива Сен-Лорана, время зависимостей и депрессии, от которых он лечился в клинике, и эта коллекция стала знаменем его восстановления и возвращения в жизнь, осталась одной из вершин его творчества и существенно повлияла на тенденции второй половины десятилетия.
Косвенно история Сергея Дягилева и Русских сезонов повлияла и на выбор темы выставки в Metropolitan Museum — The Glory of Russian costume, которая была открыта в том же 1976-м и стала абсолютным хитом.
А что сейчас?
Показ летней коллекции Haute Couture Christian Dior 1998 года Джона Гальяно стал одним из ключевых событий в моде конца 1990-х, заявляя начало новой эры максимализма и театральности. Собственно, шоу проходило в театре, модели спускались по лестницам «Опера Гарнье» в Париже в образах, вдохновленных декадентским излетом Belle Epoque, эксцентричной иконой стиля маркизой Казати и, конечно, Полем Пуаре и Русскими сезонами, которые повлияли на моду той эпохи.
Вновь Русские сезоны заинтересуют моду в «эпоху креативности» 2010-х. Раф Симонс в 2015 году создал для Christian Dior облегающие комбинезоны, невольно отсылающие к эскизам Бакста для «Послеполуденного отдыха фавна». Образы русской архаики из «Весны священной» можно прочесть в работах 2010-х годов дизайнера Виты Кин или марки Jankoy (это марка, открытая в Нью-Йорке дизайнером российского происхождения Марией Казаковой, ставшей финалисткой LVMH Prize в 2017 году). Практически всю зимнюю коллекцию 2015 года дизайнер Олимпия Ле-Тан наполнила образами, цитирующими костюмы из балетов Русских сезонов 1920-х. Кроме того, в первой половине и середине 2010-х тема Русских сезонов нередко становилась вдохновением для оформления светских свадеб.
В турбулентных 2020-х, пришедших на смену креативным 2010-м, наследие Дягилева в моде практически не проявляется. Но все же как знать, возможно, случившийся в 2024 году ренессанс Джона Гальяно и возвращение интереса к драматично-театральным показам вновь пробудит интерес моды к ярким и пышным, как восточный ковер, Русским сезонам.