Тимофей Кулябин: «Переобуваюсь в кроссовки, как только прихожу в театр»

Я рос в театральной семье, а мой папа еще и работал главным Дедом Морозом Ижевска. Так что в детском саду у меня были преимущества при выборе костюмов на утренники — я всегда мог получить из костюмерных голову зайчика или волка.

На первом курсе ГИТИCа был период, когда я возомнил, что, раз уж я поступил на режиссерский факультет, необходимо подчеркнуть, что я яркая творческая личность. В магазине Grishko я купил желтую шляпу для кордебалета, ее дополняли полосатый шарф, кожаный плащ и красные ботинки. В Москве мало кого удивишь внешним видом, но мне удалось добиться, чтобы прохожие смотрели на меня с изумлением.

У меня был спектакль, связанный с одеждой — «Шинель. Dress Code», там много говорилось про усредненный внешний вид департамента, где работал Башмачкин. Они занимались уничтожением книг, и все носили одноразовые шинели, пили из пластиковых стаканчиков, ели из пластиковых боксов и каждый день все это тоже уничтожали. А Башмачкин тайно писал книги, от руки, и обложки делал из кусков своей старой шинели. Вот когда эти куски кончились, ему и понадобилась новая.

За десять лет работы в своем театре «Красный факел» в Новосибирске я всего три раза менял репетиционные кроссовки. Каждую пару я должен заносить донельзя, только потом покупаю новую. Переобуваюсь в кроссовки, как только прихожу в театр, и ношу их до ночи. Я даже административные совещания провожу в спортивных штанах и кроссовках. У нас как-то не принято, чтобы я изображал из себя солидного начальника.

В зрительном зале еще несколько лет назад можно было заметить пожилых женщин в меховых шапках и платках, сейчас их стало меньше. А вообще, мне все равно, как одет мой зритель, — главное, что пришел.

Внешнему виду сейчас придается специальное значение — нужно одеться так, чтобы потом хорошо выглядеть на каком-нибудь селфи.

К походу в суд по поводу «Тангейзера» я не готовился никак. Мне все это казалось слишком абсурдным и нелепым, чтобы соблюдать еще и формальный дресс-код.