Правильный гардероб: дизайнер Илья Булычев — о первых переделанных джинсах, стиле нулевых и модных итогах 2023-го

Я рос в Риге в небогатой семье, поэтому одежда изначально была элементом некоего статуса и позиционирования. Мне нравились красивые вещи, хотелось их иметь, но позволить себе не мог. В самом детстве гардероб был скудноватый. Когда родители дарили кроссовки, это был праздник. Потом, лет в 16-17, я понял, что есть некий персонаж в зеркале, которого нужно переодеть, чтобы он смотрелся поинтереснее. Я начал тусоваться и сразу увидел: ага, люди-то вокруг модные, значит, и мне нужно самовыражаться. Мне захотелось по этой иерархической лестнице подниматься — для этого нужно было обязательно переодевать человека в зеркале. До этого я любил одеться, подойти к зеркалу и смотреть, как что с чем сочетается, — переодевания были на уровне игры. Получается, я с детства был человеком экспериментов.

В школе я чувствовал себя гадким утенком, прошел через буллинг и очень хотел это изменить. Начать предстояло с внешности: чтобы стать новым человеком, нужно было его создать визуально. Никаких обучений тогда не было, дизайнеры одежды слыли небожителями. Это не то, что сейчас: футболку нашел, бирку прилепил — и ты уже дизайнер. Тогда в Латвии было три-четыре дизайнера, совершенно недосягаемых, учиться предстояло наобум. Тогда в тренде были Dolce & Gabbana, Cavalli — но это запредельные деньги, недоступно от слова «совсем». Я смотрел на этих великих кутюрье и хотел повторить их идеи. Было огромное желание, но никакого навыка, даже простой строчки на швейной машинки не умел сделать. Вместо первой строчки я сделал сразу первые джинсы.

Это были джинсы, которые мне оставил друг из Германии, классного бренда Clockhouse, но короткие и широкие, — мне предстояло их сузить и удлинить. Тогда только входил в моду мужской клеш, самым писком считались острые носки туфель, видные из-под расклешенных штанин, плюс приталенная рубашка, особенно в полоску или из жатой синтетической ткани. Я понял, что мне срочно нужны клеши, но решил пойти на шаг дальше и вшить в них кусок замши — на самом деле это даже была обычная кожа, которую я перевернул изнанкой наружу. Я разрезал джинсы в районе колена: не знал, что их нужно распарывать, поэтому просто резал и ушивал. Видели бы вы, как я натягивал джинсы на швейную машинку... Но я их сузил, вшил коричневую замшу, по низу пустил бахрому, а еще у меня спереди был шов. В пару к джинсам я перешил широкую рубашку в приталенную и дополнил все поясом на резинке с бляшками и коричневыми остроносыми оксфордами. В таком виде пришел в клуб — и это был абсолютный фурор! Я чувствовал себя самым модным парнем в клубе, и все почувствовали то же самое.

За свои первые джинсы я получил дозу восхищения, аплодисментов, азарта — и социального одобрения моего нового статуса. Я оказался человеком, который мог сам создавать свою судьбу, поверил в нее и понял, чем именно хочу заниматься.

После первой удачи я продолжил переделывать вещи. Мамин склад был разграблен: я взял у нее мех молодого бычка, джинсы, купленные на базаре, нашил на них меховые вставки, рвал, делал принты. У меня был эпатажный и протестный настрой, выглядело это люто. Я выходил в таком и принимал на себя все внимание — ярче были только танцоры, выступающие в клубах. Из гадкого утенка я стал лебедем, и мне этот образ очень нравился.

Постепенно мне начали приносить джинсы на переделку мои знакомые. Я все думал, как назвать то, чем я занимаюсь, и придумал термин «тюнинг джинсов» — с этого все началось. Одна моя знакомая из тусовки стала директором модного клуба и предложила сделать показ, и я со своим лучшим другом засел креативить на всю ночь. До пяти утра мы создавали шедевры: джинсы из секондов, мех, ткани — все это резали, пришивали, вязали. Я собрал всех своих друзей-танцоров и устроил показ, и, пусть публика его едва ли заметила, для меня это было невероятное шоу.

Я стал таким клубным дизайнером. Поскольку у меня хорошо подвешен язык, пробовал быть ведущим и через свою популярность продвигать личный бренд. Практически во всех рижских клубах я сделал показы, а потом один знакомый позвал меня на Riga Fashion Week. Уж это мероприятие было для нормальных дизайнеров, которые обучались и делали правильные коллекции, я-то абсолютный самоучка. Конечно, я согласился. Но там получилась сборная солянка, настоящие маринованные огурцы с кефиром, а в финале я вышел в костюме гусара в шляпе и на меня вылилось шесть литров шампанского. Шоу ради шоу!

Как самоучка, я постоянно ориентировался на бренды, которые мне нравились. Для меня звездами, на которых хотелось равняться, были Dolce & Gabbana и Dsquared2. Но тогда это, конечно, были совершенно не те бренды, что сейчас, тогда они диктовали моду для меня. Они делали классные джинсы, и я обучался, смотря их показы, интерпретировал, пропускал через себя.

В нулевых я делал еще и дерзкие костюмы для танцовщиц с легким налетом БДСМ. Тогда это было в духе времени, яркая нарочитая сексуальность 2000-х. Однажды сшил штаны из дивана: сорвал с него кожаную обивку и сделал конструкцию на шнуровках по бокам, где через разрез было видно ногу. Да, люди так ходили в клубы. Сейчас смотрю на это с ностальгией и легким шоком.

Мой личный стиль и стиль моего бренда росли один из другого. Рос я, рос бренд, и менялись мы в процессе кардинально. То это была адская смесь, то лаконичный концептуальный минимализм. Сначала я носил суперэпатажные вещи, сильно рваные джинсы. Потом был период с рубашками в клеточку, а затем переключился на смарт-кэжуал и ходил «джинсы — туфли — рубашка — пиджак» — эдакий элегантный нордический образ, и ничего во мне не выдавало, что я дизайнер.

Непосредственно перед переездом из Риги я стал уже совсем классически одеваться, скорее как предприниматель, а потом приехал в Москву и понял, что тут опять можно быть модным. Московская атмосфера очень меня мотивировала снова экспериментировать со стилем. Плюс жена сильно поработала над моим имиджем, и сейчас я одеваюсь немного как скейтбордист-тинейджер. У меня в гардеробе не осталось ни одного пиджака из тех времен кэжуала, хотя недавно мне сшили в подарок бежевый оверсайз-пиджак изо льна, но он ждет лета, а может, я его и вовсе перекрашу. Сейчас я плотно перешел на оверсайз, он удобный.

Эволюция моего стиля привела к тому, что я снова позиционирую себя как амбассадора собственного бренда. С удовольствием показываю в соцсетях, как носить наши вещи, и хочу продолжать в этом направлении.

Главная вещь в моем шкафу, конечно, джинсы. У меня была любимая пара, которую я повредил недавно, когда упал с велосипеда. Но я их собираюсь реанимировать и переделать — получатся «любимые джинсы 2.0»: уже изрезал их, постираю, они разбахромятся, а потом снизу подошью еще деним — будут такие максимально эпатажные и разорванные в клочья. Еще очень люблю пару, в которой сейчас хожу, — объемные и широкие джинсы, очень нравится такой силуэт, к тому же они из потертого в винтажном духе черного денима, и я их еще специально занашиваю.

Сейчас я любитель нормкора, но нормкора специфического, чуть более модного. Мне нравится, когда есть три вещи и их можно носить бесконечно, только футболки менять. Хотя сейчас у меня немало джинсов: пар, наверно, около десяти. Чаще всего в мой гардероб вещи попадают прямо из нашего ателье. Процентов на семьдесят он состоит из BLCV, потому что я тестирую все, что мы делаем: хожу в образцах и даю обратную связь.

Случайных вещей в шкафу почти нет. Редкое исключение, например, рубашка, которая осталась у меня после участия в Mercedes-Benz Fashion Week от дружественного бренда Rishi, которому я помогал с раскручиванием, а еще комбинезон, который мы отшили как образец, — я его пока ни разу не надел, он все еще ждет своего часа.

Когда в свои 16-17 я начал модничать, то первой и главной сокровищницей стали секонд-хенды. Там за три копейки я мог найти что-то дико крутое, классно сидящее, что кардинально меняло мой образ. С тех пор считаю себя королем секондов, у меня прям чуйка: могу зайти в любой такой магазин и одеться или кого-то другого одеть так, чтобы получился «образ на сто тысяч».

Сначала я испытывал какую-то обиду и стыд, что хожу по секондам и не могу позволить себе покупать «нормальные» вещи, а сейчас я понимаю, что у меня есть деньги на эти «нормальные» вещи, но при этом мне нравится винтажный романтизм. К тому же иду туда за вдохновением: иногда можно буквально цитировать предметы, которые остались в прошлом. Джинсы или куртки из восьмидесятых можно брать и интерпретировать. У нас было несколько моделей, которые я сделал на основе американских джинсов того периода. Сейчас, правда, бываю в секондах редко. Все очень хочу куда-нибудь сходить, но не хватает времени.

Кроме секондов и винтажек, люблю ходить в модные места и смотреть на публику вокруг. Люди очень вдохновляют! Еще листаю запрещенную соцсеть — TikTok я никогда не смотрел, наверное, староват для этого, — и слежу там за близкими по духу инфлюенсерами. Плюс, конечно, за модной повесткой на подиумах: для соответствия духу времени нужно знать, что делает та же Balenciaga.

Почему-то ужасно бесят большие воротники с кружавчиками, уж не знаю почему. И длинные ногти! С одной стороны, они меня раздражают, с другой — может, что-то в этом есть, потому что мода всегда циклична. Сложно придумать что-то совсем новое, и ты смотришь: вот это было три года назад — рано повторять, пять лет назад — тоже рано, десять — уже окей. Психологически у нас всегда есть необходимость в обновлении, и мода — проекция этой необходимости. Новая операционная система, новый телефон, новая машина, новая футболка — есть ощущение постоянной регенерации. Мода за счет этого максимально отображает картину дня — и политическую, и социально-культурную, и поэтому за любыми трендами наблюдать интересно.

И мне нравится, что в современной модной повестке нет диктата, возможно присутствие всех стилей одновременно. Каждый человек волен проявить себя: можно идти в агендерность, которая популярна, или, наоборот, подчеркивать гендер, что тоже популярно. Любой тренд можно адаптировать под себя и через него транслировать свою позицию, даже не заявляя о ней.

В плане личного стиля у меня произошел уход в оверсайз, в плане отношений с модой теперь получается быстрее ловить тренды, впускать их в себя. В своем бренде я тоже начал больше работать с мужскими вещами, и еще мы поняли, что у нас не консервативные клиенты.

Наверное, главный фэшн-инсайт года — что мужчины становятся все более и более модными, хотя раньше не экспериментировали, особенно в российском социуме. Для этого теперь есть возможности: почти у каждого бренда теперь запустилась мужская линейка, появились разные опции, а не только классика. А то раньше все надевали джинсы, узкие или прямые, какой-то свитерок, максимум худи, кроссовки New Balance — и вроде нормально, и ты в этом живешь, пока не сотрешься в дыры. Нормкора всем хватало, это был единый нейтральный фэшн-регламент, а теперь уже нет.

А еще я общался с разными людьми из индустрии, и все говорят, что люкс умирает и трансформируется. Если раньше у мужчин считались престижными и статусными бренды вроде Brioni и Kiton, то теперь это воспринимается как нечто нафталиновое. Если раньше сын хотел быть похожим на отца в его взрослости, то сейчас, наоборот, отец подглядывает за стилем сына.