«Нам нужны фильмы о людях, которые следуют своим мечтам»: интервью с режиссером фильма «Маржела: своими словами» Райнером Хольцемером

Вы правы — я рассказывал истории о фотографах, снял около дюжины фильмов — и несколько пресытился этой темой. Работа фотографов всегда интересная и разная, но вот если снимать о ней фильмы, то получается примерно одно и то же. Я следую за ними на работе, обращаюсь к их биографии, рассказываю о самых значимых съемках — все повторяется. Вот я и захотел изучить новое творческое поле.

Мода меня заинтересовала по нескольким причинам. Одна из них — мне нравится снимать фильмы о вещах, о которых я ничего не знаю, но хочу узнать. Я любопытен, мне приятно начинать работу, когда я изначально знаю об исследуемой теме мало, и раскрывать ее для себя в процессе. Вторая причина — это очень визуальный мир. Обычно я еще и оператор в своих фильмах, стою за камерой, и мне нравится получать красивую картинку. Я подумал, что мода такая красивая, яркая, и ее можно интересно снять.

Чем больше я читал о моде, тем больше интересовался. Это были времена, когда Джон Гальяно работал в Dior, а потом был уволен за свои антисемитские высказывания. В одной газете была очень длинная, но интересная статья о том, какой стресс испытывают дизайнеры под давлением модной индустрии: они должны быть креативными каждую минуту, создавать множество коллекций. И я подумал: каково это, ведь творческие люди обычно очень чувствительны, как они ведут себя при постоянном давлении и стрессе?

Я все думал: как бы мне познакомиться с одним из них? Ведь в модную среду не так-то просто попасть. Все произошло случайно. Я снимал фильм про Юргена Теллера — немецкого модного фотографа, и в это же время американский Vogue попросил его снять в саду Дриса Ван Нотена. Я отправился туда вместе с Юргеном и познакомился с Дрисом — у нас было три съемочных дня в прекрасном месте с прекрасными людьми. Сам Дрис мне тоже очень понравился. Как-то на ланче я спросил его, как же он стал модным дизайнером, и он очень буднично и честно рассказал о своей профессии. Тогда я и решил, что хочу снять фильм о нем. Я не сразу обратился к нему с просьбой, сначала узнал у своих редакторов, был бы им интересен фильм о Дрисе Ван Нотене, и они немедленно отреагировали: «О боже, да, конечно, если у тебя будет шанс его снять, то обязательно делай!» Только после этого я спросил Дриса, и он сказал, что да, это может быть интересно, но момент неподходящий. Я три года ждал «подходящего момента»! Очень боялся, что Дрис передумает, но все в итоге получилось — мой первый фильм о моде и попадание в этот новый мир. Первый шаг.

А второй фильм — это второй шаг, да? И это еще более интересно, ведь Мартин Маржела — очень непубличная персона. Никаких интервью, съемок, выходов на показах. Как вам удалось уговорить его на фильм?

Это был длительный процесс. Впервые с его работами я познакомился на выставке в Антверпене и был абсолютно очарован, потому что большую часть я не понимал. Я видел его коллекции для Hermès, очень чистые и красивые, а рядом — радикальные работы для собственного модного дома: пластиковые топы, закрытые лица. Этот контраст меня заинтриговал, и я сказал своему ассистенту: «О, вот об этом парне я и сниму следующий документальный фильм». Фильм про Дриса Ван Нотена имел огромный успех, так что мне хотелось продолжать рассказывать о дизайнерах, но новый герой должен был быть совсем другим, не повторяющимся — вот я и выбрал Маржелу.

На тот момент я еще не знал, какие сложности меня ждут даже на этапе связи с героем. Вы же не найдете его телефон или имейл в открытом доступе. Поэтому я написал куратору антверпенской выставки и попросил его связаться с Мартином — но после первого письма от Мартина реакции не было. Потребовалось несколько писем от разных людей, которые наблюдали съемки «Дриса» и обратились к Мартину со словами, что если когда-нибудь он решится на фильм, то должен поработать с нами, потому что мы честные, тактичные и чуткие. Мартин — очень застенчивый человек, поэтому к нему нужен деликатный подход.

В итоге мы все же встретились — он готовил выставку в Париже и изначально хотел поработать над фильмом о ней. У меня в голове уже был план документалки, но Мартин совершенно не хотел появляться в кадре и говорить о себе, он собирался показывать только свои архивные работы. Но когда оказываешься в контакте с человеком, все меняется: люди видят меня, говорят со мной и понимают, что мне можно доверять, что я не перебиваю и сделаю все возможное, чтобы герою перед объективом камеры было комфортно. Я привык постоянно быть возле камеры, но для других это может быть большим шагом — и я помогаю его сделать.

Для Мартина это было особенно тяжело. Он не дает интервью, и вообще, разговор — не его способ коммуникации. Его кредо — «посмотрите на мои работы — вот все, что я хочу сказать». Разговорить его было сложной задачей. Я надеялся, что если мы будем больше проводить времени вместе, общаться, то он согласится на фильм, который я задумал. И это сработало!

Пять дней спустя мы встретились в парижском музее и сразу начали снимать. Подготовка к выставке была в разгаре, стоило поторопиться. Я приехал на съемки в одиночку, только я и камера — иначе бы Мартину было некомфортно. Первые два дня я не задавал ему никаких вопросов, только наблюдал за его работой, за тем, как он доставал архивные предметы, а его пальцы разглаживали складки на вещах, — и снимал все это на камеру. Потребовалось несколько часов, чтобы он привык находиться в объективе. Иногда Мартин комментировал свои работы, и спонтанные реплики давались ему легко. Но вот когда надо было специально что-то сказать на камеру — мол, теперь расскажите о самом начале своего творческого пути и что на него повлияло, — он замирал и не мог вымолвить ни слова.

Как же вам удалось его разговорить?

Я просто оставил камеру включенной на все время. Оказалось, что это правильный инструмент, который позволил Мартину почувствовать себя комфортно. Потому что «камера, мотор, а теперь давайте поговорим» давило невыносимо, а вот просто включенная камера позволяла забыть о ней и не отвлекаться.

У вас получился колоссальный объем видеоматериала? Часы видеозаписи?

О да!

А что для вас было самым сложным в этом съемочном процессе?

Вот как раз разговорить Мартина на камеру оказалось самой сложной задачей. Изначально он хотел подготовить тексты и читать их с листа. А до этого и вовсе собирался позвать актера озвучивать свои реплики. «Не люблю свой голос», — говорил он мне. Я ответил, что если зрители не видят героя и не слышат его настоящий голос, в картине не останется личности, а мой рассказ в первую очередь именно о ней. Мне важно передать личную связь с героем, этого ждет и моя аудитория. Зрители «Дриса» после просмотра говорили, что у них сложилось впечатление, как будто они сами побывали в доме дизайнера и прогулялись с ним по саду, и я хотел передать нечто похожее в фильме о Маржеле. Без чувства личности моя работа теряет суть, и об этом я честно сказал Мартину.

Кстати, мне его голос понравился сразу. А еще, на самом деле, он отличный рассказчик, но раскрыть этот потенциал — дать Мартину возможность обрести собственный голос — было настоящим вызовом. Хорошо помню этот момент: спустя три дня съемок я был один с камерой и наконец услышал его глубокий голос в полную силу — тогда я понял, что фильм удастся.

Есть ли что-то, что вам не удалось показать в фильме?

Да, на ум приходят две вещи. Во-первых, я хотел закончить фильм показом произведений искусства, над которыми сейчас работает Мартин. Это такая красивая долгая история, которая начинается с мечты маленького мальчика стать модным дизайнером в Париже и продолжается тем, как мечта становится реальностью, но давление со стороны индустрии побуждает его оставить этот путь. Но мне очень не хотелось заканчивать историю на грустной ноте, потому что я не видел Мартина несчастным человеком — в моих глазах он сейчас счастлив, и я хотел это передать. Поэтому я предложил Мартину: «Сейчас ты художник, работаешь совсем в другом направлении, почему бы нам не показать аудитории твои новые работы?», но он сказал, что это совсем другая история, а фильм должен остаться рассказом о его пути в моде.

Во-вторых, если вспомнить фильм о Дрисе, то там было много наблюдения за настоящей жизнью дизайнера, а не только разговоры о прошлом. Мне нравились эти моменты, когда камера как будто становится невидимой и вокруг происходит реальность. А с Мартином добиться такого эффекта намного сложнее, ведь нельзя было снимать его целиком, следовать за ним в обычной жизни, и я сразу понимал, что в новом фильме не получится повторить эту близость. Но даже работая в таком минималистичном ключе — только руки в кадре и голос, — получилось поймать моменты настоящего Мартина. Мне удалось разглядеть в этом узком пространстве — и, надеюсь, передать — ценные документальные моменты.

Многие снятые кадры, которые нравились мне, Мартину совсем не нравились. У нас было соглашение, что если его что-то будет не устраивать в монтаже, я отнесусь уважительно к его желаниям и уберу эти части из ленты. Чаще всего Мартину не нравилось, что в кадре показано слишком много его тела — как ему казалось. Конечно, там ни разу не возникало лица, но даже кадры с ногами, ступнями, частью спины в те моменты, когда он раскладывал вещи на полу, мне пришлось убрать.

Но в остальном мне удалось все. Например, в самом начале Мартин не хотел рассказывать о своем детстве. Он упомянул за ланчем эту потрясающую историю про свою детскую мечту, но, когда мы приступили к съемкам, он решил начать со своего профессионального пути и учебы в академии. Только пару недель спустя Мартин вернулся к рассказу про детство — оказалось, его мама сохранила все его детские рисунки и эскизы одежды. Я так рад, что получилось показать их — думаю, это лучшая часть фильма.

Расскажите, как в целом вы видите роль документальных фильмов о моде в современном мире? Сейчас в нашем цифровом мире так много легко доступной информации, и фильмы как будто становятся устаревшим форматом — что вы думаете об этом?

У аудитории все равно есть огромный интерес к модному миру и тому, как устроена работа дизайнеров. Может быть, это относится не к каждому дизайнеру, но мне довелось поработать с потрясающими личностями, о которых хочется рассказывать. Их отличает то, что они мыслят не только и не столько в коммерческом ключе, они независимы и полны творчества.

Когда я снимал эти фильмы, то думал о своей аудитории — это не только модные люди, которые все равно захотят узнать что-то новое о знаменитых дизайнерах, а, например, врач или юрист — мне было важно заинтересовать и их тоже. И, кажется, у меня получилось. Самые разные люди смогли обнаружить в этих фильмах параллели с собственной жизнью и карьерой — они тоже отстаивали видение мира и боролись за то, чтобы не продавать себя.

Я не уверен, что нам нужно много новых фильмов о моде, но точно знаю, что нужны фильмы о людях — в искусстве, моде или других отраслях, — которые следуют своим мечтам и не идут на компромиссы ради денег. Это как раз то, что Мартин сказал о молодых дизайнерах: он бы хотел, чтобы они меньше думали о коммерции и больше — о своем уникальном художественном видении. И если это сильное видение, то оно будет продаваться и так. Да и даже если нет, то как минимум вы останетесь честны по отношению к себе.

Это справедливо и в отношении создания фильмов о моде. Сейчас некоторые бренды платят режиссерам, чтобы те сняли о них документальные фильмы, — это коммерция, пиар. Для меня же всегда было важно сохранить независимый взгляд на своих героев. Я бы хотел и дальше снимать фильмы о дизайнерах, но необходимо сохранять свою непредвзятость и рассказывать о таких же независимых и честных людях.