Создатели Molon Lave: «Наш ресторан — это безвизовый въезд в Грецию»
До того как заняться ресторанами вы оба занимались развитием клубной культуры в Москве. Как, на ваш взгляд, изменился ресторанный рынок с тех, клубных времен?
Алексей Каролидис: Нам всегда кажется, что Москва глобально меняется, но если взять книгу любого классика и прочитать те рассказы, в которых пишется о городе, то глобально ничего не изменилось. Рестораны, возможно, изменились в одном: появилась мода знать, кто владелец заведения, постоянно видеть его там. Ты идешь в театр, зная, кто худрук, — то же самое происходит с ресторанами. Поэтому мы это поставили во главе: быть всегда в зале, быть с людьми в постоянном контакте и, как сами посетители, участвовать в жизни заведения. А так, какие-то гастрономические нюансы — это все тренды на иностранное.
Когда ресторанная жизнь в Москве только зарождалась, была повальная мода на итальянские рестораны, потом на японские. Сейчас стали появляться греческие проекты, от больших, красивых, дорогих до корнеров на рынках. Что должно произойти, чтобы греческая кухня стала повально модной?
Алексей Каролидис: Я думаю, что, во-первых, всегда неизменно актуальной была история грузинской кухни и наша советско-азиатская история. До итальянской была еще мексиканская, которая ненадолго, но здорово зашла: я хорошо помню рестораны «Санта Фе», «Гуантанамера», и мы к этому снова придем, потому что это веселуха. Итальянцы не такие радостные, но их можно понять, так как бытует мнение, что они всегда на вторых ролях после греков. Сицилия — это критяне, которые переплыли на этот остров. Оливковое масло тоже с греков началось. Поэтому, я думаю, Италия зашла, но где-то параллельно. Странно, что не стало много Испании в тот период, когда многие русские стали покупать испанскую недвижимость. Возвращаясь к вопросу о тренде на Грецию, я думаю, что это преувеличенный слух. Molon Lave работает пятый год, и у нас есть информация, что есть мы, есть еще заведения, которые открываются, закрываются, вновь открываются, но ничего глобального, как бум на суши, нет. Нам приятно, что об этом говорят, и мы желаем удачи всем, кто решил решил открыть заведение с греческой кухней.
Самсон Моисидис: Если смотреть в целом на мировые тенденции, то это некий круговорот того, что было, с коллаборациями с тем, что есть. Почему греческая кухня никогда не будет такой массовой, как китайская или итальянская? Потому что есть некая аутентичность, которая неповторима, а греков в мире мало, в Москве — тем более. Некоей всепроникаемости греческой кухни не может быть априори, потому что мода — понятие само по себе итальянское, а греки — это история про аутентичность. Будут, конечно, некие подражания, как, например, средиземноморская кухня, там может быть что-то из Греции, Испании и других стран.
Это интересное наблюдение на фоне того, что вы, Самсон, как-то сказали, что каждый грек мечтает открыть ресторан. Почему?
Самсон Моисидис: У греков есть такая генетическая привычка, противоположная привычке русских людей, которые бывают за рубежом: когда человек из России слышит русскую речь, он хочет отдалиться от нее. А греки наоборот: если где-то звучит греческая речь, издалека, очень тихо, может, это даже акцент, то они сразу прибегут знакомиться. Любой грек за рубежом хочет общаться с соотечественниками, иметь греческий дом и видеть, как Греция и ее культура процветают в том месте, где он находится. Какое может быть большее удовольствие, чем накормить и развеселить компанию людей, друзей, семью. Это заложено в греках, а ресторан — самый быстрый и очевидный путь к этому счастью.
Алексей Каролидис: Грек и застолье неразделимы, поэтому везде нужен стол.
Давайте поговорим о самой греческой кухне и что с ней происходит в Москве. По сути, это простая еда из качественных продуктов. Как вы решаете вопрос с продуктами?
Алексей Каролидис: Греция находится на Средиземном море, поэтому, если таверна или ресторан находится рядом с морем, то рыбу, выловленную ночью, утром привозит местный рыбак. Овощи приезжают с ближайших полей, от родственников, кумовьев и просто односельчан. Оливковое масло владелец таверны выжимает сам со своего участка или берет у своих. Мы здесь постоянно находимся в поиске. В первый год мы хотели отказаться от греческого салата зимой, понимая, что нет томатов нужного качества. Это совпало с санкциями: поставщики погибали, не доходя до реализации продукции. Наш сыр фета привозили греческие поставщики, как и греческий йогурт. И вдруг в один непрекрасный день весь йогурт исчез. Фета не исчезла, без феты мы жить не можем. Фета плывет в собственном рассоле и каким-то образом доплывает до нас. Йогурт мы делаем сами, оливковое масло для салатной заправки мы используем свое, оно не под санкциями. Остается вопрос с овощами, мясом и рыбой.
С рыбой ситуация очень простая: есть огромное количество российской рыбы, и мы используем, например, треску, кальмаров и иногда мидии. Еще готовим дораду и сибас, хотя хотелось бы показать еще три-четыре вида именно греческой рыбы, но ее на рынке нет нужного нам качества, к сожалению. Осьминог и в Греции глубокой заморозки. Если грек поймал осьминога, то чаще всего это мелкие осьминожки. Их высушивают, делают из них заправку, маринуют. Чтобы осьминог, приготовленный на гриле, получился не резиновым, должна быть большая тушка. Такие чаще всего плавают в Марокко, и греки покупают его для внутреннего рынка. С этим у нас в России нет проблем. Мясо и овощи здесь всегда были хорошие, а после присоединения бывшей греческой территории к России их стало еще больше. Поэтому вопрос только в том, ленится владелец ресторана или не ленится. Если не ленится, можно всегда биться за качественный продукт. Единственная сложность с греческой кухней, как вы правильно заметили, — все готовится из-под ножа, из свежих продуктов, без каких-либо соусов, заливок и майонезов, поэтому ярко выраженный вкус сразу заметен, свежий продукт или нет. Но мы пять лет держим удар, и русская зима помогает. Наш небольшой вклад, которым можно гордиться: если пройтись по ресторанам и посмотреть, что произошло с греческим салатом, можно заметить, что оливки там уже не испанские черные, а каламата, стараются найти подобие феты, кто-то орегано уже добавляет, не добавляют кукурузу, сосиски.
В этих условиях есть ли блюда греческой кухни, которые бы вам хотелось видеть в меню Molon Lave, но их невозможно приготовить из тех продуктов, к которым есть доступ?
Самсон Моисидис: Мне кажется, это все те вещи, которые тридцать минут назад плавали, а теперь их приносят на стол.
Алексей Каролидис: Рыба-меч целый сезон в Греции, тунец и треска бакаляу, когда она еще маленькая. Это связано с праздниками, православными, традиционными. И вот молодую маленькую треску найти сложно, рыбу-меч тоже.
Самсон Моисидис: В Москве есть морские ежи, но нет спокойствия, что ты взял его из моря, его вскрыли прямо сейчас и ты с лимоном его съел. Я в Москве очень боюсь есть устрицы. Последний раз, когда мы с друзьями ели, было вкусно, все свежее, но есть некий барьер, ты привык, чтобы это было так, из моря.
Алексей Каролидис: По мясу тоже, кстати: греческая баранина очень отличается. Почему в России сложно создать фету? Фета состоит на 70% из овечьего молока и на 30% из козьего. И того и другого мало. Козье еще можно найти, а овечьего практически нет, потому что российская, кавказская овца — курдючная, жирная. А греческие — фитнес-барашки. В Москве мы делаем акцент: по четвергам — козленок, наш фермерский российский козленок, и это оптимально. А в Греции в принципе нет предпочтения, что жарить на вертеле, потому что баранина там просто из другой породы.
Как вы выбирали повара с учетом такой комплексной задачи?
Алексей Каролидис: Это просто воля случая. Искали, не могли найти. И вот случайно на Санторини я столкнулся с одним шефом, мы пообщались, выяснилось, что мы родились в один день, в один год. Шеф оказался по натуре байкер, и, наверное, только это позволило ему выдвинуться в Россию, потому что он привык быть в постоянном движении по стране. Сейчас он бренд-шеф и приезжает раз в три месяца для корректировки сезонных обновлений, для подготовки к праздникам, посольским и консульским приемам. Мы договорились об этом за столом — у греков все происходит за столом. В Греции все друг другу кумовья, и какие бы законы ни принимала Европа, кумовья садятся в воскресенье за стол и передоговариваются.
Как вы вдвоем договариваетесь между собой? Наверняка же ваши мнения по поводу бизнеса иногда не совпадают.
Самсон Моисидис: Здесь вступает греческая традиция: есть уважение к старшим. Вопросов никаких не может быть.
Алексей Каролидис: В самом начале был момент: мы все одновременно собрались, всей командой, кто в проекте участвовал. И посоревновались, кто больше выпьет, а после этого кто больше на кулаках зимой отожмется. Я как батька своего отряда показал, на что способен, и после этого включились традиционные моменты старшинства.
Самсон Моисидис: Воспитанные греки, которые все понимают, не ввязались во всю эту ситуацию, просто пили.
Как вы вообще относитесь к критике? Вы часто говорите, что можно узнать у гостя, что ему не понравилось.
Самсон Моисидис: Критика — это генерация новых идей. Человек должен воспринимать критику не потому, что он такой толерантный к ней, а потому что человек должен узнавать о себе мнение со стороны. Это может быть очень полезно.
Алексей Каролидис: Это единственная настоящая информация, и я всегда выбиваю честное мнение из своих друзей. Когда не было ресторана, было много друзей-рестораторов, они приходили в гости в клуб, а мы ходили к ним. Я никогда не стеснялся, это дошло до фанатизма, потому что, когда ты строишь большое предприятие, обращаешь внимание на мелочи, и когда заходишь в дружественные заведение, то начинаешь выдавать информацию. Сейчас требую этого от друзей, помимо того что гости сами могут поделиться мнением. Мы создали такую атмосферу, что гости не смущаются. Мы идем на контакт. Никого не упускаем, даже гастрокритиков.
Molon Lave как проект состоялся: вам удалось создать и место, в которое ходят и местные, и приезжают специально. Почему все получилось именно здесь, на Большой Грузинской? Можно ли открыть Molon Lave еще где-то?
Самсон Моисидис: Наш ресторан гости не воспринимают как место, куда нужно собраться, чтобы прийти. Если человек не привязывает место к конкретному событию, то он придет сюда и пообедать, и поучить греческий язык, а не просто отпраздновать день рождения или повышение зарплаты. Люди разного социального статуса сосуществуют в европейской посадке, и им комфортно. В этом успех нашего заведения, потому что в Москве обычно все хотят уединиться на балкончике.
Алексей Каролидис: Мне казалось, что греческий ресторан должен быть рядом с водой. После закрытия Gaudi Arena (ночной клуб. — Правила жизни) я понял, что точно буду заниматься этим направлением, у меня появилось представление, какая аренда должна быть, где хочется находиться, в каких районах. Тишинка всегда была для меня намоленным местом, потому что здесь церковь, а еще это такой теплый спальник в центре Москвы. Здесь был гараж для сильных мира сего, никаких витражей. Но путем архитектурно-дизайнерских проверок мы выяснили, что все это можно открыть, сделать витраж. Обнаружились потолки шесть метров, стало много света.
Самсон Моисидис: Причем люди чувствуют: здесь много деревьев, есть небольшая, но ощутимая дистанция от дороги. Если летом я стою под бутылочкой белого, слышно и греческую речь, и русскую, то ощущение, что ты в Греции. Не в помещении, где есть явные намеки, что ты в Греции, а именно на веранде.
Алексей Каролидис: В Москве все идеально работает, когда москвич может забыть о самой Москве. Поэтому мы создали такой эффект: ты приходишь, играет греческая музыка, лица улыбающиеся, бокал вина, все станцуют сиртаки — безвизовый въезд в Грецию получил. Мегаполис держит нас в жестком режиме, надо от него отдыхать.
Мolon Lave почти пять лет. Что было особенно сложным для вас в бизнесе за это время?
Алексей Каролидис: Это, конечно, санкции в первый год. Но вообще мы умудрились почти не поднять цены за все это время, хотя поставщики — совершенные редиски. Есть такое греческое спокойствие: мы не должны за пятьдесят, восемьдесят, сто лет совершить что-то, и все. Дети растут, они продолжат то, что мы не успели.
В ресторанной жизни Москвы есть такая тенденция, что все ищут новенькое. Как вы на себе это чувствуете?
Самсон Моисидис: Гости приходят сюда и рассказывают о том, что открылось что-то новенькое, но продолжают сидеть у нас и есть.
Алексей Каролидис: Может, и открылось что-то новенькое, но в таком большом городе, я считаю, должно быть больше ресторанов. Но вот эта история про тусовку, которая говорит «что новенького?», не изменилась со времен «Гауди». За этой VIP-тусовкой гонялись промоутеры, чтобы собрать их и продать им столы. Сейчас этих людей стало немножко больше, потому что рестораны — это более широкая аудитория. Но это не москвич говорит, это говорит ограниченная тусовка людей. Вряд ли это наш гость.
Кто ваш идеальный гость?
Самсон Моисидис: Любой, кто переступает порог, должен уйти довольным и сытым. А еще пусть ему снятся сны и на следующее утро жена будет беременна.
Алексей Каролидис: К нам ходят греки, люди, которые были в Греции, люди, которые хотят поехать в Грецию, и просто те, кто хочет прийти пообедать. Если говорить про человека, который приезжает пообедать, а потом уезжает по делам, то он был бы идеальным гостем, если бы остался, несмотря на день недели. Это был бы идеальный человек, с которым мы протанцевали бы сиртаки, перепробовали напитки и он с утра начал вспоминать, что бабушка была гречанкой. Мы считаем, что есть греки и люди, которые хотят быть греками.
Что посоветуете заказать человеку, который пришел к вам в первый раз?
Алексей Каролидис: Пришел как-то грек, мы еще не знали, что это грек, сел где-то в час дня и заказал чуть ли не все меню. Выпил две или три бутылки, позвал на греческом шефа и сказал: соль откуда? Шеф ответил: ну, соль. А он: не греческая? Потом дали ему греческой соли. Он съел где-то 25 блюд, а погорели на мелочи. А так, нужно греческий салат заказать. Это уже эксклюзив. Его надо попробовать, мы за него в ответе. Попробовать греческое вино или рецину, смоляное вино, в конце трапезы обязательно узо, выпить кофе в турке, приготовленный на песке. В четверг нужно попробовать козленка. Осьминог идеален, делается с фавой. Фава — это бобовое с Санторини. Рецептура приготовления осьминога исключительно греческая, она нигде не повторяется. Я везде его пробовал и понял, что у каждого свой рецепт. В Греции говорят, что можно шину от машины взять, макнуть в дзадзики и спокойно есть. Сама трапеза похожа на итальянскую: на стол ставится много разных закусочек, которые с хлебом. Хлеб печем сами.
Мы говорили о тренде на греческую кухню. Как ни крути, на этой волне вы открыли Greek Freak, стритфуд. Почему именно стритфуд?
Алексей Каролидис: Мы движемся по намеченному плану. У нас есть еще 300 рецептов, которые мы можем ввести в меню. С греческим стритфудом план был всегда, даже параллельно. У нас в Molon Lave на входе есть окошко, оно было задумано как выдача гироса на улицу.
Почему именно на Рождественке?
Алексей Каролидис: Мне кажется, что Рождественка — это смешение людей, которые работают и гуляют, там ходят и местные, и приезжие иностранцы. Хочется, чтобы греческая уличная еда была именно на такой улице. Сейчас все корректируем, вплоть до упаковки. Были очень заняты питой. Все в основном берут питу у греков из Анапы, она у них действительно классная. Но есть нюанс: мы свою готовим на месте. Придумали другие названия, например, заказ может звучать так: «Мне два "Гефеста", три "Геракла".
У вас при этом в небольшом заведении с уличной едой есть и столики, где можно присесть.
Самсон Моисидис: Когда ты ешь четвертый сэндвич подряд, пятую питу подряд, надо же сесть человеку, мы же не изверги.
Алексей Каролидис: Много открылось бургерных такого формата, фудкортов. Везде есть какая-то посадка, хоть общая, но есть. Бывают звонки с вопросом, можно ли забронировать столик на большую компанию. Могут прийти пятнадцать человек и сесть за столик. С верандой еще больше посадка. Все будет как на греческой веранде. Сейчас получаем лицензию на алкоголь. Все силы за нами.