20 новинок зарубежной литературы, которые мы ждем в 2019 году

Помимо этих очевидных книжных релизов в 2019 году выйдет еще 20 важных новинок, на которые стоит обратить внимание.

Эксмо, пер. С. Логачева, январь

Содзи Симада однажды написал очень хорошее вступление к довольно среднему японскому детективу, который называется «Убийство в десятиугольном доме». Вступление интересно тем, что это своего рода литературоведческая статья, в которой подробно объясняется, что же такое «хонкаку»-детектив, в жанре которого Симаде, по мнению многих японских читателей, нет равных. Если очень вкратце, то жанр хонкаку в японской детективной прозе примерно соответствует тому, что в британской называлось «золотым веком детектива» — как утверждает сам Симада. Но ключевое слово здесь «примерно». Жанр «хонкаку» и последовавший за ним «шин-хонкаку» (новый, возрожденный хонкаку) концентрировался на самой загадке и пренебрегал атмосферой. Британский детектив мы любим не только за интригу, но и за мелкие детальки, которыми он обычно богат — твид, яблоки, собаки, веджвудские сервизы и старинные поместья. Хонкаку же в детектив буквально играет. Каждая книга — это головоломка, которую должен решить читатель, поэтому автор хонкаку в первую очередь стремится правильно прописать все условия задачки, разложить все ключи и улики, а уж атмосфера его интересует в последнюю очередь. Но как бы там ни было, появление на русском языке классики японского детектива — это, разумеется, огромное событие.

АСТ, пер. Е. Антроповой, январь

Заключительную часть тетралогии о кладбище забытых книг ждешь уже хотя бы потому, что третья часть была откровенно слабой, этаким нежным фанфиком по «Графу Монт-Кристо», и у преданного читателя еще теплится надежда, что финалом Сафон все-таки оправдает все ожидания. Получилось ли это у Сафона или нет, решать, конечно, читателю, но, впрочем, нужно сказать, что и в четвертой книге автор снова лепит куличики из предыдущего литературного материала, и если в третьей книге это был Дюма, то здесь у нас будет «Алиса в стране чудес», помноженная на миф о Минотавре, и хоть любимы мы Сафона не за это, а за его готическую Барселону, все-таки время от времени «Лабиринт призраков» ужасно хочется назвать «Кладбищем незабытых книг».

No Kidding Press, пер. Е. Шторна, январь

Депант как писательница прошла огромный путь: ее тексты образца 1990-х и начала нулевых скорее напоминали демонстрацию зада случайным прохожим, это был такой перформанс, местами граничащий с бытовым эксгибиционизмом. Однако в 2018 году Депант с романом Vernon Subutex, 1 попала, например, в короткий список международной Букеровской премии; во многом, благодаря тому, что довела свое главное преимущество — яростный сатирический ритм слога — до какого-то запредельного, ранящего совершенства. «Кинг-Конг Теория» — работа, скажем так, ее среднего периода, докуроман в форме манифеста от лица женщины и других частей ее тела, в котором яростное желание стрелять в толпу из гендера положено на невероятный, несущийся только вперед ход фраз.

Livebook, пер. М. Малиновской, январь

После книжки о книжных магазинах, Гугле и истории шрифтов Слоун взялся за гастрономию. Героиня этой книги однажды заказывает еду на дом, а в результате полностью меняет свою жизнь, погрузившись в историю хлебопечения и выяснив, что настоящие заядлые «фуди» — это еще те иллюминаты. Чем прекрасен Слоун, так это тем, что свой живейший интерес ко всяким модным гиковским темам он всегда сочетает с хорошим, заметным сюжетом, и хоть его герои то и дело отвлекаются на то, чтобы просветить читателя в области, скажем, производства козьего сыра, его книги ни на минуту не теряют бойкости и нормальной сюжетности.

Рипол Классик, редакция «Пальмира», пер. Д. Горяниной, февраль

Евгенидис пишет примерно как Донна Тартт — по роману раз в десять лет, поэтому, когда он в 2017 году вместо столь ожидаемого нового романа выпустил сборник рассказов, да еще и не то чтобы самый новый, а, что называется, собранный по сусекам, было, конечно, обидно. С другой стороны, каждый из рассказов Евгенидиса — это такой роман в миниатюре, потому что ему по-прежнему нет равных в искусстве завязывать историю с первой фразы, и даже его рассказы могут вместить в себя большие куски жизни. Некоторые из этих рассказов — например, Air Mail — явно потом переросли в романы (или отделились от них, потому что в Air Mail угадываются отголоски странствия Митчелла из «Брачного сюжета»), но как бы там ни было, все это — очень человеческие истории, немного странные, но по-евгенидесовски точные, которым стоит дать еще один читательский шанс.

Popcorn Books, пер. А. Захарьевой, февраль

После успеха фильма, превратившего Тимоти Шаламе не то что в секс-символ, а в секс-синоним, на русском языке наконец появилась книга, с которой все и началось. Это история настоящей любви, настоящей в том смысле, что несмотря на крайне романтический задник, на фоне которого она разворачивается — Италия, зной, каникулы, морская соль, мокрые плавки, римские ночи и чтение стихов — сама любовь здесь подается без добавления ванилина. История о том, как юный Элио влюбился в ассистента своего отца, а заодно в его купальный костюм, полотенце и все, к чему тот прикасался, рассказана с прямолинейной телесностью, которая не исключает равного сосуществования в одной плоскости взаимного любования испражнениями и золотого вечернего воздуха.

Азбука-Аттикус, пер. В. Дорогокупли, март

Диана Сеттерфилд — автор той самой «Тринадцатой сказки», такого специального английского романа-сгущенки, в котором есть все, за что мы собственно, английские романы и любим: книги, камины, старинные поместья и семейные тайны. Ее более мастерский роман «Беллман и Блэк» — о макабрической страсти викторианцев к трауру— на фоне уютного первого романа прошел почти незамеченным, и в своем третьем романе Сеттерфилд вновь вернулась к полусказочной Англии. История об ожившей утопленнице на берегах полусказочной реки Темзы постоянно съезжает в британский фольклор, уходит в волшебный круг фейри, за которым год проходит в минуту. Само повествование выстроено вокруг прибрежной таверны «Лебедь» и вмещает в себя множество разных голосов, а время, в котором все происходит, это такое условное, сказочное викторианство, которым Сеттерфилд управляет так аккуратно, что кроме общего ощущения того века, точную дату вычислить невозможно. Это действительно сказочный круг, в который читатель может провалиться на несколько часов — и внутри которого пройдут годы.

Азбука-Аттикус, пер. Н. Власовой, апрель-май

Невыносимо смешная комедия о том, как женщина поехала в Сингапур со своим бойфрендом, чисто родных навестить, а там узнала, что ее бойфренд — сын местных олигархов, вся семья ест с золотых тарелок, и что у многих женщин в Сингапуре есть четкие представления насчет того, на ком ее мужик должен жениться. (Ответ — уж точно не на ней.) После того, как в Голливуде по этой книге сняли очень кассовый фильм, перевод книжки докатился и до России, и если вы вдруг соскучились по глянцевым, но искренне смешным историям из жизни богатых и знаменитых, то вот вам еще одна — с запахом денег и свадебки.

Фантом Пресс, пер. М. Александровой, весна

Невозможно, наверное, не обратить внимания на роман, в котором буквально в первом абзаце герои буднично отмечают, что в них швырнули еще одним мертвым младенцем. Дело происходит в Новой Гвинее в тридцатых годах прошлого века, и одной этой заурядной жестокостью роман не ограничится. Но это не роман-пугалка, скорее, наоборот, он берет за душу не тем, как тут обращаются с мертвыми, а тем, как живые обращаются с живыми. Менее чем на трех сотнях страниц здесь развернется совершенно лихорадочная история, в которой найдется место и любовному треугольнику, и основам антропологии, и банальности зла, но чем хорош этот роман — так это тем, что он отлично передает какую-то вневременность обстановки, в которой оказались его герои, так что читатель оказывается вместе с ними не то что в джунглях, а даже полностью отрезанным от мира.

Clever, пер. Т. Перцевой, весна

Роман Фархин Мирзы — первая книга, которую издала Сара Джессика Паркер, основав собственное издательство SJP — импринт Hogarth. Несмотря на то, что в России его издает Clever, известное в первую очередь своей детской и подростковой литературой, A Place For Us — это книга скорее для young adults и всех остальных adults. Она открывается странной напряженной сценой на традиционной индийской свадьбе, (как водится, свадьба — это отличный повод помянуть старое и остаться без глаза), и дальше история флэшбеками разворачивается от свадьбы к истории семьи невесты, Хадии и ее брата, Амара. Это неспешное, медитативное чтение о том, как двое детей, с одной стороны индусы, с другой — американцы, а с третьей — мусульмане, пытаются вырасти, балансируя на границе двух культур и вписать традиционные ценности в неприспособленный под них мир.

Синдбад, пер. М. Степановой, весна-лето

В 2017 году писатель Габриэль Тэллент, филолог по образованию и скалолаз по профессии, поразил издательское и литературное сообщество своим дебютным романом My Absolute Darling (в издательстве по-прежнему ведутся жаркие споры о том, как же все-таки назвать роман на русском). С одной стороны, история, которую рассказал Таллент, довольно незатейлива — жестокий отец и душевно искривленный им ребенок, первая подростковая влюбленность и жажда перемен. Но чем дальше читатель погружается в роман, тем больше ему становится очевиден талант Тэллента, который сумел создать на своих страницах человечного нечеловека, правдоподобных подростков и вписать все это в очень осязаемый и страшный текст, от которого в то же время совершенно нельзя оторваться.

Лимбус Пресс, пер. О. Чумичевой, лето

Еще один докуроман, в котором реальная история рассказана так, что она кажется лучше и интереснее всякой выдумки. «Шпионаж и любовь» — это роман о Кристине Грэнвилл (или Кристине Скарбек), шпионке, которая в дни Второй мировой войны работала на британскую разведку. Клэр Малли превратила ее совершенно подлинную биографию во что-то вроде шпионского детектива — здесь есть и интриги, и преследования, и загадочное убийство, да и само английское название романа, The Spy Who Loved отсылает читателя к классическому детективному роману Ле Карре The Spy Who Came in From the Cold. В общем, это тот роман, о котором с полным правом можно сказать — настоящий британский детектив.

Эксмо, пер. Е. Ракитиной, август

В конце 2017 года журнал New Yorker опубликовал рассказ молодой писательницы Кристен Рупеньян Cat Person, который — и на волне #metoo в том числе — моментально разлетелся по интернету и стал онлайн-сенсацией. Конечно, дело было не только в том, что рассказ затрагивал неудобные темы — чем вежливее, например, ведет себя женщина, тем проще ее назвать «шлюхой» и так далее, — но и в том, что сам рассказ наотмашь бил читателя зрелой силой сложившегося таланта. Неудивительно, что Рупеньян мгновенно подписала договор на публикацию дебютного сборника рассказов за семизначный аванс — и в США книга вышла в январе 2019 года. Сам сборник — вышедший так молниеносно — разумеется, неоднороден. Cat Person, по-прежнему, остается здесь самой сильной вещью, а остальные рассказы — за исключением, пожалуй, очень правдивого хоррора The Matchbox Sign или съезжающего в черную страшилку Sardines, — по силе не превосходят вышедшие недавно сборники рассказов Кармен Марии Мачадо или Мэллори Ортберг, но в любом случае, появление этого сборника на русском языке — важное событие для любителей странной, свежей и не лобовой прозы.

Эксмо, пер. В. Голышева и О. Качановой, август

Хоть Ондатже и не британец, этот его роман написан совершенно в британской традиции: он скуп на слова, богат на скрытые подводные течения, невелик объемом, зато велик затронутыми в нем темами. Начинается Warlight с того, как двое детей остаются на попечении какой-то темной личности по прозвищу Мотылек и его не менее странных дружков, а заканчивается, в общем-то, очередными размышлениями по поводу того, что мы не знаем ни своих родителей, ни себя. Роман, который стартует как странная полусказочная история воспитания человеческих детей подменышами, постоянно перетекает во что-то новое — то в историю юношеской любви, то в шпионский триллер, то в пьету наоборот, когда сын оплакивает мать, которая изначально ему не принадлежала. Это не самая громкая, не самая большая книга, она просто стоящая и настоящая, а потому — заслуживает внимания.

Фантом Пресс, пер. А. Грызуновой, лето-осень

В 2017 году Алдерман получила за свой роман Power Women's Prize for Fiction, премию за лучший роман на английском языке, написанный женщиной. И получила она ее, надо сказать, за дело. Это тот редкий случай, когда роман на острую и актуальную тему кроме протряхивания повестки содержит еще и сюжет здорового человека. История о том, как женщины вдруг стали сильнее мужчин, разворачивается по законам самого настоящего политического и почти кинематографичного триллера: с несколькими главными героями, с погонями и перестрелками, с битвами электромолниями, с войнами наркокартелей, переделами власти, религиозными фанатиками и даже с политическими переворотами. Но главное — своим романом Алдерман доказывает, что романы на актуальную тему — в этом случае о феминизме и гендерном вопросе — могут быть интересными, и что сюжет в них может быть не ящиком из-под мыла, с которого писатель одаривает нас своей точкой зрения, а совершенно самостоятельной движущей силой.

Синдбад, часть 1, пер. И. Стебловой, июнь; часть 2, пер. О. Дробот, ноябрь

Публикация на русском языке Карла Уве Кнаусгора — наверное, главное событие нашего с вами 2019 года. Да, Кнаусгор ворвался в литературный мир с шестью толстенными томами текучей, почти диарейной автопрозы, да, его стиль местами напоминает бессмертные постмодернистские частушки Псоя Короленко: «... а потом пойду посру, Сёрлем жопу подотру», но у стиля Кнаусгора есть два огромных преимущества, которые перекрывают любой свойственный скандинавской литературе низовой натурализм. Первое — это умение приблизить себя к читателю, вовлечь его в свой текст и в свою жизнь. И второе — это невероятный, хлещущий, ритмичный, честный и свежий стиль, от которого любой текст —хоть о смерти, хоть о туалетной бумаге — просто хочется читать и читать.

Издательство Ивана Лимбаха, пер. А. Захаревич, лето-осень

Роман Бине по достоинству оценят, наверное, литературоведы, которым довелось изучать теорлит в те дни, когда в нем царил сначала структурализм, а потом постструктурализм, когда выяснилось, что нет ни бога, ни автора, ни повествовательного ядра, а каждый видит литературное произведение так, насколько у него хватает зрения, а автор совсем ничего не хотел сказать, потому что, поставив точку в своей книге, он всякий раз умирает. И вот из всей этой серьезности Бине плетет довольно насмешливую поделку о том, что великого Ролана Барта кто-то убил, как он однажды убил автора, и отсюда начинается самое настоящее расследование, и в тексте появляется загадочное тайное общество французских интеллигентов, и Кристева там правит бал... В общем, всем выпускникам филфака посвящается. За нас отомстили.

Астрель-Спб, зима

В 2018 году Ричард Пауэрс с романом Overstory вошел в короткий список букеровской премии — и слава богу, потому что американского монументалиста наконец-то заметили наши издатели. Нельзя сказать, чтобы Пауэрс делал своей прозой что-то уж очень особенное или очень свежее. Он, скорее, относится к предыдущему поколению писателей, которые, если уж и затевались писать роман, писали его без оглядки на дефицит внимания, каким якобы страдают нынешние, порченые интернетом читатели. Overstory — кирпич текста вроде бы о насущной проблеме: вырубке лесов и экологической катастрофе, но точно так же, как для дерева целый век — это каких-нибудь несколько миллиметров в охвате, так и для Пауэрса лишняя сотня страниц роману не помеха. И если о его человеческих героях читать подчас бывает скучновато, то деревья, которые в этом романе выходят на первый план, вам точно никогда не наскучат.

Астрель-Спб, зима

Свежий роман Холлингхерста структурно повторяет его предыдущий и, увы, пока у нас не переведенный роман The Stranger’s Child. (Хочется верить, что начало возрождению Холлингхерста на русском все-таки положено.) Здесь та же самая многочастная структура, тот же самый серьезный разрыв во времени — от 1939 до почти наших дней, и тот же меняющийся фокус повествования, который выхватывает из толщи истории отдельные детали, истории и людей, связывая их в одну, очень логичную историю. В «Деле Спаршолта» сам Спаршолт появляется лишь промельками, да и что там было за дело, мы почти не узнаем, но судьбы тех, кого это дело затронуло, по которым оно разошлось кругами, как по воде, и составят ядро этой истории — а вместе с ним свет, пространство, искусство, старые дома и, конечно, любовь.