Арт-детектив, один из самых недооцененных романов современности и новая книга Флориана Иллиеса: 7 литературных новинок осени

Книжный обозреватель «Правил жизни» Максим Мамлыга рассказывает, какие новые потенциальные бестселлеры точно нельзя пропустить в этом сентябре. В их числе — роман Кормака Маккарти (впервые на русском) и масштабный труд об истории фотографии.
Арт-детектив, один из самых недооцененных романов современности и новая книга Флориана Иллиеса: 7 литературных новинок осени
«Правила жизни»

«Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время», Флориан Иллиес

«Правила жизни»
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Издательство: Ad Marginem

Перевод: Виталий Серов

Флориан Иллиес, автор бестселлера и лонгселлера «1913. Лето целого века», в этой книге снова дарит читателям то, за что они так сильно его полюбили, — эффект присутствия за счет использования настоящего времени, ощущение истории как переполненной комнаты, где все друг с другом знакомы или по крайней мере связаны, возможность легко перемещаться между событиями и эпохами. «Магия тишины» выстроена вокруг фигуры Каспара Давида Фридриха, немецкого художника эпохи романтизма, с одной стороны ставшего одним из символов этого течения, с другой — выбивавшегося из него, в чем-то его опередившего. Из книги можно узнать, как жил Фридрих, где путешествовал, кого любил, как писал и чем вдохновлялся. А кроме того, автор рассказывает, как образы, созданные художником, повлияли на потомков: что в пейзажах Фридриха находили Гитлер и Гете и при чем здесь Кейт Уинслет, Эрнст Юнгер и Уолт Дисней.

«Развод», Сьюзан Таубес

«Правила жизни»

Издательство: «Подписные издания»

Перевод: Юлия Полещук

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Эту книгу легко провести по разряду «пропущенные шедевры», более того — она им и является. Таубес, защитившая работу о Симоне Вейль, дочь психоаналитика и жена иудаика, подруга Сьюзен Сонтаг, выпустила в свет этот роман (и только его), а затем утопилась (по мнению части современников — из-за негативной реакции прессы). Сейчас «Развод» наконец в зените славы и доступен русскоязычному читателю. Закономерно, что теперь в нем чудятся отголоски множества других текстов авторов, творивших позже, — от Сьона до Шейбона, от Краусс до Нельсон. В том числе об этом пишет в мастерском предисловии к роману Оксана Васякина. Пишет она и о том, что «Развод» сопротивляется помещению в привычные контексты — и поэтому, быть может, стоит предположить, что перед нами не просто «пропущенный шедевр», но некоторая литературная линия, по ошибке долгое время считавшаяся тупиковой. Перед нами рассказ о женщине по имени Софи — о ее юности, взрослой жизни, смерти и посмертии. Иногда — от первого лица, иногда — от третьего, фантасмагоричный и реалистичный одновременно, документальный и фикциональный, цельный и урывчатый. Она прожила всю жизнь в дороге — и ох как много неприятностей на ней случилось! Вот только дорога — это не всегда путь к свободе. «Но если он есть, то какой?» — невольно спросим мы сами себя, читая роман.

«Сонет с неправильной рифмовкой», Александр Соболев

«Правила жизни»
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Издательство Ивана Лимбаха

Это третья книга прозы Александра Соболева, предыдущие две — «Грифоны охраняют лиру» и «Тень за правым плечом» — уже давно любимы читателями за лихую хулиганистую интеллектуальность, прекрасный язык и отсылки к произведениям классической литературы. «Сонет с неправильной рифмовкой» написан в том же ключе и содержит немало загадок для искушенных и неискушенных тоже. При этом один из ключей (ну или ниточка Ариадны) сокрыт в названии. Книга состоит из отдельных рассказов, из которых складывается единое целое, но не как у Ольги Токарчук или Ксении Букши, а с помощью твердой стихотворной формы из 14 строк (столько же, сколько рассказов) — сонета. Здесь мы встретим редактора и философа, велосипедиста и пассажиров купе поезда, музыканта и выпускника сельскохозяйственного института, любовь, ревность, дружбу, смерть, денежные махинации и чудесные совпадения. Эта книга — настоящий литературный аттракцион, на котором точно не соскучишься.

«Бездна святого Себастьяна», Марк Хабер

«Правила жизни»
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Издательство: Polyandria NoAge

Перевод: Елена Яковлева

Когда-то давно в Оксфорде учились два мечтательных юноши, грезивших Северным Возрождением. Их общей точкой притяжения стала таинственная апокалиптическая картина «Бездна святого Себастьяна» художника Хуго Беккенбауэра, от которого, в принципе, остались считаные полотна. Герои вместе выросли, вместе окрепли как искусствоведы, параллельно упоенно занимались исследованиями и состояли в переписке — ровно до тех пор, пока не разругались в пух и прах из-за одной трактовки. Спустя много лет один из них получает письмо от другого прямиком со смертного одра с приглашением в последний раз повидаться. И пока наш герой преодолевает путь до Берлина, мы узнаем их историю — историю глухого, замкнутого, иерархичного мира, жестокого к своим служителям, абсурдного и смешного для тех, кто находится вовне. Это остроумный роман с элементами арт-детектива о природе дружбы и одержимости искусством.

«Саттри», Кормак Маккарти

«Правила жизни»

Издательство: «Иностранка»

Перевод: Максим Немцов

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Пулицеровский лауреат Кормак Маккарти, умерший в 2023 году, — бесспорный классик американской литературы. «Дорога», «Кровавый меридиан», «Старикам тут не место» — это золотой фонд не только англоязычной прозы, но и прозы вообще (о самом Маккарти и его значении можно почитать тексты Джамшеда Авазова и Алексея Поляринова). Разумеется, первое издание «Саттри» на русском языке — настоящее событие. Речь в книге идет о Корнелиусе Саттри, который предпочел зажиточной городской суете жизнь среди лесов, рыб и очень крепкого алкоголя. Эта веселая книга была впервые опубликована в 1979 году и, судя по всему, подводила итог кризису ценностей семидесятых. В каком-то смысле по степени масштабности вопросов, которые автор ставит перед читателями, она легко сравнима с русской классикой: что такое человек? что такое настоящая жизнь? что в ней главное? есть ли у нас выбор? насколько серьезно к этому всему нужно относиться?

«Человек как социальное тело. Европейская фотография второй половины XIX века», Александра Юргенева

«Правила жизни»
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Издательство: «Новое литературное обозрение»

Мы часто пишем о книгах, посвященных изображениям. Они помогают лучше ориентироваться в мире в нашу насквозь визуальную эпоху. «Пиксель» Элви Рея Смита рассказывает о природе цифрового изображения. «Селфи» Уилла Сторра — о том, как людей изменила привычка фотографировать самих себя. И это не говоря уже о классических текстах вроде «О фотографии» Сьюзен Сонтаг или книги «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» Вальтера Беньямина. Однако всегда полезно обратиться к истокам — и книга Александры Юргеневой из тех, что дают такую возможность. Она проводит нас к моменту зарождения и начала массового распространения фотографии, а значит, во многом и нашей современности. Через широко известные, а также доступные только исследователям снимки Юргенева показывает, как фотография изменила восприятие спорта, как она повлияла на сексуальность, какой вклад внесла в распад колониального мира, медицину, биологию, географию. Написано академично, но это абсолютно захватывающее чтение.

«Время потерь. Как мы учимся отпускать», Даниэль Шрайбер

«Правила жизни»
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Издательство: Individuum

Перевод: Сергей Ташкенов

Думаю, что всем заметен тренд на селфхелп и популярную психологию — кажется, этих книг несть числа. Книга Шрайбера со стороны похожа на ей подобные, но на самом деле больше напоминает философско-культурологические искания Оливии Лэнг и вместо привычных сильных обобщений предлагает сосредоточиться на конкретике. Сам Шрайбер пережил потерю отца — тот умирал долго, и это не могло не повлиять на мироощущение автора. Не менее важно и то, что эта смерть совпала с тем, что происходит в мире, — «эпохой неопределенности», вооруженными конфликтами, очередным кризисом демократии, катастрофическим новостным фоном. Эти переживания сложились в зеркальный коридор, из которого автор долго и мучительно пытался выбраться, опираясь на то, что ему знакомо и близко, — на любимых писателей, философов и персонажей мировой истории. А в большей степени — на их слова. И этот опыт переживания — именно переживания — он и представляет в книге. Очевидно, в надежде на то, что кому-то он будет близок и окажется полезным.