«Райдеры в ночи»: почему для писателя нормально хотеть комфорта и больших денег?

«За последний год я посетила десятки городов с книжными мероприятиями. То есть опытным путем поняла, какие вещи меня радуют (спасибо организаторам!), а какие отнимают много энергии и сил, чего я хочу избежать и к чему стремлюсь, — написала Екатерина. — Этот свод требований и пожеланий, которые сильно упростят наше сотрудничество, я написала в помощь себе, организаторам и, может быть, другим писателям, которым тоже не все равно, читал ли модератор их книгу и будет ли параллельно встрече играть гармонь или работать кофе-машина. Любой пункт из этого документа я готова обсудить».

Казалось бы, в документе нет ничего удивительного и сверхъестественного. Однако спустя несколько ней поднялась такая буря, что райдер прокомментировали, кажется, все — даже за пределами книжного мира. О нем написал «Антиглянец», высказались Сергей Минаев и Божена Рынска. В чем же дело?

Слово «райдер» большинству россиян знакомо по большей части благодаря историям из концертной жизни звезд. Когда всплывает это понятие, обычно вспоминают не стандартный список требований для минимального (ну или не минимального) комфорта, а скорее перечень причуд, указывающий на то, что у человека, предъявляющего его, явно разыгралась звездная болезнь, а также на то, что знаменитости не такие, как «простые смертные». Это часть мифологии звезд.

Интеллектуальный Telegram-канал «Рембодлер» собрал самые знаковые из райдеров. Например, после разрыва с Джастином Бибером Селена Гомес заявила, что никто из тех, с кем она работает, не должен быть тезкой ее бывшего. Джастин Тимберлейк требует, чтобы каждые два часа дезинфицировали дверные ручки отеля (еще ему нужен личный лифт и целый этаж гостиницы). Адель во время турне нужна пачка Marlboro Lights и 12 бутылок европейского лагера.

Полина Маннанова, ведущий PR-менеджер сети книжных магазинов «Читай-город», в своем канале «Вселенская Чиполлень», рассказала, что для выступления Андрея Курпатова купили специальную мягкую подушку. Одна фигуристка спрашивала, можно ли прийти выступать вместе со своими собачками. А для презентации Николая Дроздова понадобились два латте по 0,6 л. После Тиля Линдеманна осталась бутылка водки. А актрисе Марине Федункив нужны было три вида нарезки: мясная, сырная, рыбная, а потом понадобилось и шампанское, которого в райдере не было.

Ольга Аристова, организовывавшая стендап для подростков «Кот Бродского», вспомнила, что, когда готовила выступление поэта Ивана Пинженина во Владивостоке, обнаружила пункт, согласно которому на сцене должен был стоять аквариум с золотыми рыбками. Немного поразмыслив, она пошла к Пинженину за уточнениями — выяснилось, что никакого аквариума не нужно. Если организаторы начинают выяснять, сколько нужно рыбок и какого размера должен быть аквариум, значит, они прочли райдер и можно не беспокоиться за их добросовестность. Это напоминает практику группы Van Halen, которую многие вспомнили в эти дни — в их довольно объемном райдере были сплошь бытовые и технические требования, но присутствовал и один странный пункт: музыканты хотели миску M&M's, в которой не было бы ни одной коричневой конфеты. Прибыв на площадку, они шли проверять и, говорят, были уверены в качестве подготовки, если условие было выполнено.

При этом в своем посте юрист Наталья Левених, которая много лет работает с творческими людьми всевозможных профессий, указывает, что во всем мире райдер — стандартная практика. Он помогает достичь понимания сторон и повысить прозрачность переговоров. Левених подчеркивает, что в идеале райдер должен быть приложением к договору о проведении мероприятия, согласован и подписан на раннем этапе. Однако она замечает, что в России это редкость. Об этом в своем канале «Книжный странник» пишет и Дина Озерова, организатор мероприятий в Мурманской областной научной библиотеке. «Диалог с любым спикером по поводу организации его визита в Мурманск я начинаю с двух вопросов: "Есть ли у вас райдер?" и "Какой у вас гонорар?", отчаянно надеясь, что на оба вопроса он ответит принципиальное "да", — рассуждает Озерова. — Первое согласие сильно сэкономит нам время, и мне не придется доставать спикера бесконечными вопросами в духе "Нужна ли вам гримерка?" или "Готовы ли вы дать интервью местному радио?" Второе согласие тоже обнадежит, ведь любой человек будет более ответственно относиться к своему выступлению, если ему за него заплатят».

Значит, райдер, грубо говоря, не вопрос статуса, он часть рутины в индустрии. Как показало обсуждение поста Екатерины Манойло, райдеры есть у многих российских писателей. Чаще всего в их требованиях нет ничего фантастического (никаких коричневых конфет и литров Dom Perignon) и они вполне выполнимы. Так, Вера Богданова в разговоре со мной сказала, что ограничивается минимальным набором пожеланий: «Я не оплачиваю свои билеты заранее, не заказываю себе такси и гостиницу даже с последующей компенсацией. Эти расходы и действия лежат на организаторе мероприятия. Гостиницу согласовывают со мной. Завтрак включен. Выступления только на следующий день после перелета. Если обратный рейс поздно вечером, то выезд из гостиницы должен быть поздним. Если прилет рано утром — ранний заезд. По возможности прошу исключить ночные рейсы, если есть дневные варианты и если нет определенной договоренности в связи с моим графиком. На площадке должен быть модератор. А если площадка не в пешей доступности от отеля — должны предоставить трансфер. Гонорар обязателен».

Однако в разразившемся скандале само слово «райдер» и его семантическая нагрузка сыграли с автором и аудиторией злую шутку. В обсуждениях можно было часто услышать: «Ну она же не рок-звезда!» Литературный критик Константин Мильчин, например, посчитал, что публикация райдера — частный случай самопиара Манойло: «Райдер Манойло — это модная ныне карта желаний, манифест в жанре самосбывающегося пророчества: если я буду вести себя как звезда, то стану звездой, — написал Мильчин. — Что ж, логично. Раньше еще перед публикацией первого романа писали на всякий случай нобелевскую речь. Теперь же вместо нее, тоже на всякий случай, райдер».

Словом, как и в любом скандале, все дело в контексте, в который этот документ попал.

Первый контекст экономический. Может быть, я открою для кого-то секрет, но российский книжный мир с точки зрения экономики похож на потемкинскую деревню. Написание книги, рецензии, редактура, издание, дизайн, книжный маркетинг — все это требует незаурядных интеллектуальных усилий. Однако — и это предмет отдельного разговора — деньги в книжном мире заработать очень непросто. Авторов, которые зарабатывают на жизнь писательским трудом, совсем немного: почти все заняты на других работах, «книжных» и не «книжных».

Так, например, сейчас писатель-дебютант, как правило, получает в качестве гонорара за книгу 50–70 тыс. рублей, иногда — 80 тыс. рублей. Плюс роялти — процент или фиксированная сумма с каждого проданного издательством экземпляра, которые перечисляются автору раз в полгода. Процент роялти по рынку обычно не превышает 15%, часто он бывает ниже, реже — доходит до 18%. При этом стоит учитывать, что тираж 3 тыс. экземпляров для дебютной книги считается очень хорошим (как правило, это говорит о том, что издательство очень уверено в авторе) — куда чаще он составляет 1,500–2 тыс. экземпляров. Словом, эта нехитрая математика выглядит совсем грустно. Сейчас, учитывая развитие электронных сервисов, ситуация несколько улучшилась: за электронную и аудиоверсии автор может получить вместе или по отдельности в полтора-два, а иногда в три-четыре раза больше, чем за печатную (это касается и роялти, но здесь они труднее высчитываются). А если книгой заинтересуются в качестве сюжета для экранизации, то можно ждать и более серьезных денег. В остальном авторы зарабатывают гонорарами за написание статей и рассказов и, да, за публичные выступления.

Положение тех, кто работает в книжной индустрии, и того печальнее. Так, за перевод книги автор может получать 5–7 тыс. рублей за авторский лист (он составляет 40 тыс. знаков). Редактура ценится и того ниже, а о корректуре и говорить страшно: я помню, что минимум был зафиксирован в ковидный год, когда одно издательство искало корректоров исходя из ставки в 250 рублей за авторский лист.

В индустрии чаще всего остаются либо те, кто настолько ценит свою работу, что готов отодвинуть денежный вопрос на второй план, либо люди очень физически и морально выносливые, способные выдержать колоссальные переработки. Из-за этого в сообществе формируется специфическая этика: принято сочувствовать своеобразному стоицизму, трудоголизму, аскезе, безвозмездному труду, к деньгам принято относиться как бы с презрением, а обсуждение финансовых вопросов считать табу. Мол, все же все понимают, так устроен рынок, да и в конце концов, не из-за денег же мы делаем свою работу! Это жестокая реальность, которая совсем никак не бьется с романтическим мифом о книжном деле, складывающемся вокруг голливудских фильмов, запаха типографской краски и шелеста страниц.

Именно эти болевые точки затронул пост Екатерины Манойло — и именно поэтому в ее адрес мгновенно посыпались обвинения в меркантильности.

Можно ли признать их хоть сколько-нибудь состоятельными? Я считаю, что нет. За последние годы книжный мир сильно изменился. Помимо электронных сервисов, в него начали приходить меценаты с громкими индустриальными проектами (вспомните тот же Дом творчества в Переделкино, организующий резиденции для писателей). В стране расцветает фестивальное движение — от весенней ярмарки Non/fiction до зимней можно только и делать, что путешествовать по фестивалям в разных регионах вместе с книжниками. О книгах наконец-то стали больше говорить в медиа, а писатели начали становиться их героями (от наших «Современников», а прежде «Апостолов», до проектов Forbes, The Blueprint, «Собаки» и других). В русскоязычном пространстве образовалось колоссальное блогерское сообщество, какого, кажется, нет нигде в мире, и, что немаловажно, многие члены этого комьюнити начали нарушать табу и стали пытаться проговаривать проблемы вслух. Весной вышел зин «Выходные данные. Женщины в книжной индустрии», который поднимает в том числе проблемы справедливой оплаты труда, а также в целом специфической культуры книжного сообщества, в котором складываются условия для этой несправедливости. Неудивительно, что этот небольшой сборник анонимных историй тут же подвергся критике, но его популярность (первое место в топе наиболее часто упоминаемых книг в топах независимых книжных магазинов, собираемом медиа «Билли») говорит о запросе на честный и открытый разговор о правилах игры, которые должны быть изменены.

Другой кейс — недавний пост писательницы Евгении Некрасовой, в котором она рассказала, как попросила у устроителей одного из фестивалей (весьма крупной и небедной структуры) 300 тыс. рублей за выступление. Этот пост часто упоминается в рамках нынешнего скандала: мол, не стыдно Некрасовой («она же не Пелевин!») рассказывать о таком в публичном поле? Стыд — инструмент власти сообщества/общества, который должен возвратить «нарушителя» к норме. Но Некрасова вопрошает: как же так получается, что я работаю на нескольких работах, пишу книги, которые пользуются популярностью у читателей, признаны премиальными институтами, но при этом не чувствую финансовой отдачи, финансовой надежности? Этот пост можно считать жестом отчаяния, если угодно — активизмом, попыткой обратить внимание на проблему. Показательно, что вместо сочувствия этому отчаянию многие комментаторы начали всерьез высчитывать, сколько может стоить ее выступление, какие у Некрасовой тиражи и какова ценность ее текстов для современной русскоязычной прозы, — так, будто, исходя из этого, можно и правда составить какой-то табель. А ведь на самом деле речь в посте писательницы просто о более справедливом отношении к литераторам — в частности, в том, что касается оплаты их труда.

На самом деле гонорар — это всегда предмет договоренности, об этом пишут и Некрасова, и Манойло. Это справедливо и для других условий — например, тех что касаются комфортности путешествия. Интенсивность фестивального сезона сейчас такова, что писатель может за восемь месяцев посетить 10–15 городов — это уже большая работа, десятки часов в самолетах и аэропортах, джетлаги и риск развития гастрита. Тут и правда может захотеться комфорта. Кто определяет его степень? Это как раз можно выяснить в процессе переговоров.

Часто конфликт возникает, когда стороны считают что-либо естественным по умолчанию и не сверяют координаты в процессе переговоров. Нет денег на гонорар? Скажите прямо, это абсолютно нормально — может быть, мероприятие вообще благотворительное. Должен ли модератор прочитать книгу? Конечно! Но если это отдельным пунктом указывается в райдере, значит, были случаи, когда этого не происходило и автор испытывал дискомфорт. Егор Михайлов, книжный обозреватель «Афиши» и автор канала «Литература и жизнь», справедливо замечает, что, если вы прочли книгу перед тем, как брать у автора интервью, вы сделали уже больше, чем 75% ваших коллег, и вспоминает историю из американской литературной жизни:

«Это кажется очевидным, но вот Норман Мейлер в книге Spooky Art жаловался на то, что из четверых журналистов, которые берут у него интервью, трое даже не открывали его книги. "В результате они задают вопросы, которые стоят им 2% усилий, а вам — 98%. Например: "Расскажите мне о вашей книге". Несколько раз ответив на этот вопрос, вы начнете чувствовать, что в вашем лимузине кончился бензин и вам приходится толкать его в гору".

Многие организаторы фестивалей никогда прежде не занимались подготовкой мероприятий — и для них такой документ, как райдер, стал открытием. Можно сказать, что в этом польза «райдергейта» для всего литературного комьюнити: он способен помочь сообществу стать более цивилизованным и может сподвигнуть его участников начать более открыто обсуждать проблемы и говорить о том, что значимо. Так, литературный агент Галина Бочарова, автор канала «Стаканчик и женский романчик», после скандала занялась составлением типового райдера для писателей, с которыми она работает. А литературный агент Русина Шихатова в своем канале «Писательский кофе» рассказала, что уже давно занялась составлением райдера — после того, как ее подопечного писателя в прошлом году и вовсе поселили в хостеле:

«С тех пор я пристально слежу за комфортом литераторов, с которыми работаю. Вот, к примеру, райдер одного из них:

♦ Транспорт:

— проезд Москва — СПб. на «Сапсане» (бизнес-класс);

— трансфер на а/м не ниже «комфорт +».

♦ Проживание:

— отель в пешей доступности (до 20 минут) от места мероприятия, не ниже 3*, номер DBL улучшенной категории, завтраки.

♦ В номере:

— холодная вода с газом и без;

— листовой чай (черный, зеленый);

— безалкогольный мини-бар.

♦ На площадке мероприятия:

— место для курения сигарет;

— зерновой кофе американо;

— холодная вода с газом и без».

Так что, дорогие организаторы, держите в голове, что будем просить, требовать, занудствовать. Ведь выступления не развлечение, а значимая часть нашей работы, которую важно выполнять качественно.

А там уже, быть может, случится невозможное. Вдруг реплика Константина Мильчина правдива и писатели станут нашими рок-звездами благодаря тому, что начали требовать к себе внимательного и достойного отношения и выступать за прозрачную коммуникацию. Было бы неплохо, если бы это «самосбывающееся пророчество» и правда сбылось. Ведь в конце концов, не нуждайся публика в авторах и книгах, на «райдергейт» никто бы просто не обратил внимания.