«Человедица и медведица»: рассказ Евгении Некрасовой о медведице, которая коллекционирует фигурки людей и мечтает встретить человека

Человедица стоит на плечах, вытянула ноги вверх, сама в майке и обтягивающих штанах. Березит.

Человедица на велосипеде. Велосипедица. Катится по траве. Колеса сделаны тонко, но все же не фарфоровыми кругами, а полуовалом.

Человедец в желтом комбинезоне, куртке, в капюшоне, в сапогах, с коробом-кубом за плечами.

Человедица в коротких штанах, шлепанцах, с человежонком лысым (впрочем, люди почти полностью и все и всегда лысые, не считая половины головы, у них там что-то вроде гривы, загривка, одного ровного цвета, бурого, или желтого, или черного), оба в тёмных очках.

Человежонок одет в красно-синюю одежду, перечеркнутую паутиной, в рках держить мягкую маску, которую снял как шапку.

Человедец сидит на стуле, за столом и ест палками порезанную рисовую колбасу с добавками. Люди едят много странного.

Человедица идет с большими круглыми наушниками на голове. За спиной у неё рюкзак, на плече сумка-тряпка, на ногах кроссовки. Коленки лысые, на задней части лапы рисунок, как клеймо.

Вот она идет, а рядом проезжает велосипедная человедица. Можеть почти наскакивает на неё. Тормозит. Она снимает наушники. Велосипедица спрыгивает лапами на землю. Они ругаются. Дерутся? Или нет, начинают петь.

Я человедица, я человедица,

Не медведица,

Чуть не попала под велосипедицу,

Вот ведь!

И велосипедица тоже:

Я велосипедица, я велисипедица,

Тоже человедица,

И также не медведица,

Чуть не наехала на ещё одну человедицу,

Хорошо, что обошлось,

Вы бы видели эти тормоза в гололедицу,

Молодцы тормоза.

И теперь хором.

Или дуетом.

Человедица, человедица,

Не медведица,

Велосипедица ехала,

встречная прохожая шла,

Тоже не медведица,

Чуть не столкнулись,

Еле разминулись,

Вот же,

Хорошо, что обошлось.

Настя собирала людев, любила очень. Люди переливались от лучей света, пищали под тряпкой при протирании. Выстраивались не рядом, а распространённо, то есть почти жизненно. В жизни, которую себе воображала Настя. Для людёв Настя определила не полку, а целый прямоугольный стол. Он стоял у стенки, сверху Настя накрыла людев стеклянной крышкой. Чтобы не пылились, чтобы их не хватали родня или гости. Стол стоял на толсто-ворстном коврике с турецкими огурцами, который распространялся на расстоянии две с половиной передних настиных лапы от деревянных ножек, на всяких случай, чтоб при падении люди падали на мягкое и не разбивались. На большой ковер у Насти не хватило денег, да и к тому же за него можно было зацепиться спросонья лапами и потянуть за собой, сдвинуть стол с людьми и, не дай Боги, опрокинуть. И сонная Настя ходила-переваливаясь пять месяцев в году, она не могла себе позволить спячку.

Настя сама себя сонную опасалась, поэтому после рабочего дня или с утра подходила к людям тихонько и любовалась со стороны. В единственный свой выходной или после не самого тяжелого рабочего дня, когда лапы не дрожали, Настя позволяла себе снять стекло, положить его на кровать светелки и брать лапами людев, переставлять их, любоваться. Это был её мир. Лапы она перед этим тщательно мыла и протирала.

Настя проснулась утром. За круглым окном черное всё. Самое сложно заставить себя встать с кровати, Настя чуть повыла. За земляными стенами тоже выли. Она влезла в домашние сапоги. Включила свет. Набрала в пустую бочку холодной из крана, горячая давно не ходила. Хорошо, что холодная шла. С водой с началом войны с морскими начались проблемы. Речные негласно поддерживали морских. Однолапая Марина с работы говорила, что это такая отмазка, чтобы не тратить деньги на подогрев воды. И что-то ещё, что-то ещё. Настя уставала от таких бесполезных слов. Достала из пасти тлеющей печи железную бочку с теплой водой. Поставила на пол. Сняла ночнушку, сапоги. Через табуретку влезла в бочку с холодной водой. Повыла, пофыркала. Потом влезла в бочку с теплой. Кажется проснулась. Потерлась мочалой с мылом. Тщательно вытерла шерсть. Влезла в панталоны, рубаху, надела кафтан, паневу, юбку, монисто. Вытащила из печи вчерашний кофий, чуть теплый. Пожевала хлеб, пчелиные соты. Влезла в пальто, платок, шапку, муфту, валенки, нежно посмотрела на фарфоровых людев под стеклом и отправилась работать.

Всего у неё в коллекции — 21 фигурка. Все в порядке, кроме одной, у человедицы в светло-синей одежде, в маске на полморды (очень любят маски человедцы), в перчатках приклеена голова. Но стык заметен только если разглядывать её шею очень близко. Когда Настя ещё жила в родовой берлоге, люди, тогда ещё семеро, стояли на полке. Просила родовых не трогать её коллекцию, Мать не протирать, не переставлять, Братца вовсе не приближаться. Но Настя чувствовала хаос домашней берлоги, вроде бы родня понимала, но думала, что блажь. Настя не могла контролировать их, скорее это они наоборот пытались царствовать над ней, хоть Братец был на год младше. И вот он нетрезвый мимо шёл, локтем задел шкаф, человедцы и человедицы задребезжали, одна человедица покачнулась и свалилась. Братец смеялся, что у докторицы отвалилась башка. Настя рычала на него страшно, слышали соседние берлоги, а Братец прижал уши. После этого она съехала в отдельную берложку, за которую отдавала две-три своего оклада, ну и что. Мать всегда надеялась, что Настя съедет только замуж. Она долго причитала. Слушать не хотела сына, который ей объяснял, что Настя съезжает из-за разбитой статуэтки. Настя съезжала из-за неё и нет. Хотела уйти из дома давно, сейчас крынка терпения поплыла.

Она не одна косолапила, хрустела, скрипела, пробираясь через воронье утро. Из берлог, нор, лесных участков вылезали другие медведицы и медведи, зайчихи и зайцы, тетеревихи и тетерева, лисы, лосихи и лоси. Все шли на свои заводы, свои учреждения сонными, но медведицы и медведи были будто наполовину живые, заложные.

Когда Настя подходила к заводу уже стало серо-светло. В пруду в проделанные проруби ныряли рекруты, тренировались. Командовал тоже медведь, скрипуче, монотонно, малозубо. Среди рекрутов ныряли медведи. Командир кричал, чтобы они не спали. Две недели назад медведь утонул в городской реке на сборах. Заснул не он, а его сердце, работающее медленней зимой, не справилось.

Серий с людями по легенде было несколько. Эта, которая — самая интересная и красивая. Фарфор тонкий, детали прописаны и прорисованы подробно. Хотя в последнее время ходили слухи, что людев никогда и не было, и что их придумали морские звери. Слух разросся, раздобрел, посыпался отовсюду после того, как лесные и степные начали воевать с морскими на море. Многие зайцы верили, что люди существовали. И что они были жестокими и дикими. Настина ушастая подруга Мила говорила, рассматривая Настины фигурки, ну откуда у людей велосипед, им такое не придумать. Но Настя верила в людей. И то, что они могли кататься на велосипедах.

Настя поздоровалась с седой лосихой Верой на проходной. С соработницами и соработниками. Бодрая Мила поойкала, глядя на сонноватую подругу. Хотя они обе понимали, что Настя была самая проснувшаяся из тутошних медведей. Переоделась в рабочую серую рубашку и кофту, нацепила сверху свой шушун, монисто, взяла топор и отправилась в цех.

Всего фигурок было 23. Настя переписала себе каталог в музее. Насчет человедца с плоской печатной машинкой она уже договорилась с лосихой из совсем другого города. Настя уже переслала деньги и человедец путешествовал к ней по специальной, аккуратной, очень дорогой почтовой пересылкой. Не хватало только одной фигурки — человедицы с пакетом с красным клеймом. Если некоторые фигурки она встречала на рынках и даже в берлогах и норах других зверей, человедицу в березке она, например, купила у знакомой волчицы, прямо на её музыкальном ужине. Но человедица с пакетом была легендой, про неё рассказывали некоторые другие коллекционеры и торговцы вещами. Только один тетерев-антикварщик уверял, что видел её, мимолётом, дома у старого медведя с позолоченной берлогой, когда доставлял ему дубовое кресло. Тетерев только и помнил, что грива у человедицы была бурая, пакет действительно белый, с красным клеймом, а одежда то зеленая, то ли синяя. Насте снилась человидица с пакетом то в зеленой одежде, то в синей, то в красной, то в белой, то в полностью бурой шерсти (как у Насти), то в короткий штаканах в вся полностью в красных клеймах. Искала, расспрашивала коллекционеров, писала письма, читала раздел объявления в газетах. И даже дала объявление сама. Но человедица с белым пакетом не находилась. Мила помогала подруге искать, писала родственникам в разные местности, но сама говорила, что наверняка этой фигурки и не существует. И не может быть, чтобы у людев были пластиковые пакеты, невозможно. Только тем, кто мог позволить себе спячку, разрешено пользовался регулярно пластиковыми пакетами. Для остальных они запрещены.

Настя рубила лихо, но может не так лихо, как летом и весной и ранней весной, но ловко. Она никогда не портила материал. Никогда ещё не засыпала в цеху и не медлила за работой. Она была крупной даже среди медведей, пока ещё молодой. В цеху скрипело, стонало, плакало дерево. На многих пели монисто или колокольчики. Каждый и каждая рубящая находились друг от друга на расстоянии своего роста. Размер топора и изделия тоже зависел от размера работника. Среди рабочих ходил Паша, тощий подросток-лис, он присматривался к медведицам и медведям и обливал их водой, если кто-то из них засыпал. Они пробуждались, матерились на него, пытались схватить, но он успевал убежать.

Насте нравилось видеть в столовых или в гостях свои плошки и ложки. Она всегда узнавала свои и Милины изделия поменьше. Подруга-зайчиха говорила, что ей всё равно, но Настя чувствовала, что ей тоже приятно. Милины чайные ложки и мелкие плошки были ловкие и юркие как она. Настины изделия получались плотными и надежными. Она даже добавляла узоры и орнаменты, высекая их лезвия топора. Её ругал начальник за лишние три-четыре секунды, но не сильно. Такие он продавал дороже. Разницу оставлял себе. К тому же, и из одного полена она выделывала две большие и три средние плошки, и ещё оставалось на две-три ложки. Настя считала, что её изделия не сравняться с фарфоровым изяществом. Но топорную работу любила. Она ошиблась два раза, когда только начинала работать. Первый раз она сломала собой же сделанную тарелку, начальник нарычал на неё и лишил заработка на три дня. Второй раз она она загубила сразу полена, от невнимательности и неопытности, её выпороли во дворе завода. Мила потом отвела её домой. Она плакала от обиды и боли, Мать успокаивала её и говорила, что это вот у всех бывает.

Вчера выпороли медведя Славу за то, что он полдня просто засыпал, хоть Паша извел на него четыре ведра ледяной воды. Он рубил сегодня, медленно, но зло, и кашляя. Засыпание было опасным, для самих работников, медведица Марина так отрубила себе лапу четыре года назад. Приноровилась работать одной лапой.

Настя видела пластиковые пакеты пару раз у Братца в берлоге. Он хорошо женился и теперь перешел в разряд спящих зимой. Мать очень им гордилась. Говорила Насте и ты так можешь. И будешь тогда покупать этих своих фарфоровых сколько хочешь, а не тратить на них все деньги. Люди стоили по-разному, но чаще всего, дорого, да. В месяцы, когда Настя пополняла коллекцию, она сосала лапу. Любопытно, что после этого лапа действительно была слабее, хуже держала топор, словно действительно кормила медведицу, поэтому Настя сосала левую, не рубящую. Два года назад перед спячкой Братец с женой устроили вечеринку. Настя не хотела идти, но Мила попросила её, она никогда не была на таких вечерах в богатых берлогах. И зайцы не спали, а просто седели на зиму. Настя надела свой единственный праздничный розовый сарафан, парадное монисто и каблучок на голову. Мила была в бирюзовом сарафане и вышитом венце, из которого торчали уши. Братец много и громко хохотал своим шуткам, Мать носила еду, хотя была прислуга, не могла привыкнуть.

Здесь вечеринили волки, зайцы, тетерева и лоси, но в основном ели медведи, которые собирались спать. Мила гоняла по берлоге, никогда не видела столько золота. Настя умоляла её не отходить от неё, богатые звери не ели богатых зверей, а вот бедных волки, и даже медведи могли тайно сожрать, а потом всё замять. Но опасные звери напивались и выли колыбельные. Братец делала вид, что он не знает сестру и её подругу. Только сказал Насте, что она страшная и смешная в своем каблучке и розовом сарафане. Настя ответила, что это отлично. Братец позвал Мать в спячку, теперь у его семьи было право. Настю демонстративно нет. Мать сказала, что как привыкла, лучше так доживет. А Настя не собиралась спать из-за подачки Братца. Она хотела сама заработать право на спячку. Но по правде она боялась спать так долго и беспробудно, потеряв контроль даже над своим телом, ведь так можно пропустить что-то важное и опасное, затопление, пожар, землетрясение, обстрел. В любом случае ей надо дособрать коллекцию городских людев.

Медведи особенно наедались, Настя тоже ела хоть и не на спячку, а впрок, кушала медовик и жучково-картофельную запеканку. На этой вечеринке она и встретила тетерева-антиквара, который рассказал ей, что видел человедицу с белым пакетом с красным клеймом. Всё-таки не такой бесполезный выход в общество.

Настя рубила за сегодня семнадцатую плошку и шестое полено. Некоторые работники что-то выли себе под нос, и вот Настя тоже напевала.

Человедица с белым пакетом

С красным клеймом

Я тебя найду

Буду рыскать с умом

Най-най-най,

Буду зиму не спать,

Лапу сосать,

Поделись секретом,

Най-най-най,

Где ты, я приду!

Паша ударил в колокол. Завод отправился в столовую. Настя взяла жучий суп. Три хитиновых брюшка плавали на поверхности. Зайчиха жевала свекольный салат с вареной луковицей. Слава лил себе суп в пасть из опрокинутой плошки. Настя и Мила взяли кофе и яблочной пастилы. Начальник прорычал, чтобы они не рассиживались, хотя до конца обеда оставалось почти 20 минут. Настя подумала о том, что у человедицы в пакете может быть пастила или жучья запеканка. Может быть, даже фарфоровый пакет, пластиковый по идее, просвечивает, показывает, что у него там внутри. Мила сказала Насте, чтобы перестала думать про своих людев. Сама она при этом смотрела страницу со звездными предсказаниями. Обед недавно увеличили до сорока минут, рабочий день снизили с 12 до десяти часов, а в столовой появлялись свежие газеты. Вдруг Милины уши навострились.

—Это же тебе! — прокричала она и все звери поглядели на неё.

Настя уперлась взглядом раздел объявлений: «Медведица, кот. искала человедицу с белым пакетом с красным клеймом, она тут», и дальше шёл адрес.

Человедица с белым пакетом

С красным клеймом

Я тебя найду,

Най-най-най,

Вот уже иду!

Это пела Медведица, дорабатывая свои оставшиеся шесть часов топором, пытаясь быть максимально сконцентрированной. Она рубила старательно и поэтому даже слишком медленно. Начальник недовольно глядела на неё, а лис Паша думал, не сбрызгнуть ли её ледяной водой.

После трудового дня Медведица быстро косолапила мимо прохожной, мимо ворот, мимо пруда, мимо парка. Зайчихе пришлось прыгать на четырех лапах, чтобы её догонять. На Милу смотрели плохо и смеялись. Платок развязывался, уши выбивались, в морду за шиворот набился снег. Медведица остановилась у памятниках Дружбы зверей. Мила спросила, что может ей всё же пойти с Настей, вдруг чего, но та замотала огромной своей башкой и в ушах зазвенели серьги. Настя стремительно запереваливалась среди торговых рядов. Подумала, что надо или подрезать когти, или купить валенки пошире, а то неудобно ходить. Заяц шел по канату над лотками и толпой и держал в каждой лапе по мешку-близнецу с чем-то. Настя подумала, это у него могли бы быть белые пластиковые пакеты с красным клеймом. Прокосолапила мимо бронзового и полусядечего лося-поэта. Посреди площади возвышался бронзовый Медведь как картофель — овальный и в мундире. Сердце горело от радости предвкушения. Настя, сворачивая на соседнюю улицу и одновременно обходя пудовую, гораздо больше её медведицу с вереницей медвежат в тулупах, поскользнулась на подснежном льде и упала телом на бок. Оказалось больновато, но наученная Настя не вытянула ни одну из передних лап, однажды уже так падала, и сильно ушибла левую переднюю, лапы – рабочий инструмент, их надо беречь. Надо осторожно идти потом домой с человедицей с пластиковым пакетом с красным клеймом. Попросить хорошо обернуть. Настя привстала и пошла дальше.

Я Настя медведица,

Не боюсь гололедицы.

Зимой набегу,

Раскатала губу,

Людей соберу,

Не боюсь гололедицы.

Настя косолапила по узкой корке тротуара. Можно снять валеньки, и бежать босой. Когти на что, будут держать. Вон некоторые звери так ходят и не болеют. Что может случиться, это жадный антиквар, попросит очень много денег, Насте придется продать остальных людев, сосать лапу до лета, или это Саша, высокий и среднетелый, с лысым боком, высоким голоском, узнал про её коллекционирование, про человедицу с пакетом, и так решил её завлечь на встречу, еле отвязалась тогда, чего не взяла Милу, так же хотела с ней пойти, но она здорово тогда ему сказала, или это нехороший медведь, узнает, где она трудится, заставит её кого-то зарубить топором за фигурку человедицы, или нехороший волк, попросит Милу в обмен на редкую человедицу. Ну хватит. Мысли чесали голову, саднили, разводили хаос, вредную плесень на берложьей стене.

Я Настя медведица,

Не боюсь гололедицы.

Зимой набегу,

Раскатала губу,

Заберу человедицу,

Не боюсь околесицы.

За уголком должен быть нужный дом. Настя заводила носом, приготовила глаза искать, дверку, подворотню, ворота, свернула и вдруг увидела её. Она шла встречу, летне одетая, в белых шнурованных ботинках, синих брюках, бирюзовой короткой рубахе, с лысыми руками, с бурой шерстью на голове, собранной по-конски. Человедица смотрела изумрудно, спокойно, прямо. Ноги её были расставлены одна от другой в шагании. Пакет действительно белый и пластиковый, та несла в левой лысой лапе. Значит ли это, что человедица левша, как и Настя? Клеймо было красное, слова в овале, буквы подстерлись, не разобрать. Но остальные цвета и детали сохранились верно. По изгибам пакета можно представить, что там бутыль, скорее с молоком или ряженкой, потом что-то квадратное, может короб с печентем, вот этот выпирающий колобок, кажется, хлеб. Настя поняла, что никогда, никогда не была так счастлива, как сейчас. И наверное не будет. Фарфоровая человедица стояла среди маленьких бронзовых лосей-поэтов, перстней, монисто, глиняных расписных гранатами блюд, фарфоровых чашек, и стоила дороговато, но допустимо. Плохо, если всё будет слишком хорошо. Одолеет ли Настя так беспорядок событий? Она вспомнила злого простуженного Славу, ныряющих рекрутов, свою печь. Представила человедицу с пакетом у себя под стеклом, среди остальных людев, и ничего почуяла вовсе, только жуткую полость, как внутри фарфорового изделия. А что если полная коллекция — это хаос, люди, собравшись вместе, захватят её насовсем. Они уже захватили её и над ней царствуют. Медведица поморгала рыжими глазами, вытерла морозные слезки и скосолапила назад.

Она сказала Миле, что никакой человедицы с белым пакетом по адресу не оказалось. Обманули на странице газеты или просто уже кто-то купил. Мила расстроилась за Настю. Та остановила её утешения. Сказала, что вообще зайчиха-подруга права. Скорее всего, никаких людев никогда и не было.

За подготовку материала благодарим Екатерину Писареву, шеф-редактора группы компаний «ЛитРес».