8 книг, которые мы читали в сентябре: список развлекательного и серьезного чтения

О чем: абсурдистский дневник школьника, пытающегося осмыслить гоголевскую Россию начала XX века, но ее умом, конечно, не понять.

Зачем читать: в 1935 году роман Добычина советские критики коллективно сожгли на костре подгоравших у них художественных директив, где не было места экспериментам с расфокусировкой авторской позиции, наивному до юродивости голосу рассказчика или игре с нарративной техникой, которую, разумеется, тотчас же заклеймили нездоровой модой на формализм. Автор вскоре исчез (возможно, покончил с собой), а вслед за ним исчез для читателя и сам этот по-хорошему странный и очень современный роман о том, как сын телеграфистки, мечтающий добраться до гоголевского города Эн и подружиться там с детьми Манилова, в прилежном дневниковом стиле фиксирует обступающую его реальность — с битвой конфессий в провинциальном Двинске, с перевернувшей жизнь смертью отца и русско-японской войной, с лавками, письмами, картинками, свадьбами, родами, похоронами, учебой, экзаменовками и книгами об опасном возрасте, которые зачем-то читают взрослые. Но от традиционного бильдунгсромана на фоне мировых тектонических перемен «Город Эн» отличает голос рассказчика, который что в семь, что в пятнадцать лет воспринимает действительность во всей ее абсурдной буквальности, максимально отгораживаясь невниканием и непониманием от происходящих вокруг трагических событий. И, с одной стороны, это, конечно, очень смешно — Добычин то и дело ловко спотыкается о Гоголя и встает, — но, с другой, это, по сути, роман о заговаривании неотвратимо наступающего будущего и той травмы, которую оно тебе уже успело причинить.

«Фолиант», перевод Дарьи Расковой

О чем: женщина-фотограф приезжает на Фараллоновы острова, сгибаясь под грузом камер и непроговоренной боли, и оказывается запертой на год с чужой болью, дикой природой — и на пути к исцелению.

Зачем читать: ассоциации с шекспировской «Бурей» напрашиваются, конечно, сразу. Героиню романа зовут Миранда, и вся история разворачивается на скалистых загаженных птицами островах, где непогода, а то и буря вечно бродит где-то рядом, а само место действия — биологическая станция, где живут шестеро условных бородатых геологов, точнее, ученых с пропастью внутреннего мира, — напоминает то ли пещеру Калибана, то ли приют для навечно застрявших в башне из слоновой кости Ариэлей. Но роман Джини если что и заимствует у Шекспира, так это нотки и мотивы: ощущение магического простора и витающей в воздухе грозы, а сама история Миранды гораздо сильнее укоренена в обыденности, в банальности приключившегося с ней зла и горя. В замкнутой атмосфере станции и острова люди, изучающие птиц, рыб и куропаток, постепенно сами становятся птицами и животными, сливаясь и мимикрируя, а повествование от темной истории о том, как сложно человеку извне, да еще с собственным альбатросом на шее, встроиться в чужую, сложную иерархию, оборачивается рассказом о насилии, а затем и вроде бы необъяснимой насильственной смерти. Шекспир органично смыкается с человеческой трагедией из «И никого не стало» Агаты Кристи, драма — с детективом, а история Миранды вдруг оказывается органично вписанной в бесконечную историю женщин, переживших то же, что и она. Хороший, крепко сделанный роман о том, как природа помогает унять в себе зверя — в том числе того, что грызет тебя изнутри.

Black Sheep Books, перевод Нины Федоровой

О чем: полусказочная автобиография одной из самых известных сказочниц мира, из которой мы в том числе узнаем, что у гуся Мартина, с которым путешествовал Нильс, на самом деле была очень трагичная судьба.

Зачем читать: это не совсем автобиография в прямом, структурном смысле этого слова — скорее, беллетризованное воспоминание о детстве, перемноженное на воспоминания об ушедшем времени и семейные истории, которые передавались из поколения в поколение, пока Лагерлеф не надставила ими тоненькое полотно собственной жизни. Из семейных легенд и детских воспоминаний, подернутых пеленой долгой болезни, Лагерлеф пишет своего рода роман о большой семье лейтенанта Лагерлефа, живущей в несколько лукоморной вермландской глуши, в усадьбе под названием Морбакка. Роман о всех его чадах и домочадцах, который постепенно складывается из нянькиных баек и старушечьих сказок. Как и в любой автобиографии, здесь есть место дробной россыпи важных для узкого мира событий: первое путешествие к морю и поездка в город, описание быта большой усадьбы, строительство коровника, разговоры с нянькой — события эти совершенно плавным, незаметным образом перемещаются в зону сказочного, потустороннего, где водяной действительно может навести морок на прабабку, а от тяжелой болезни девочку исцеляет птица. Лагерлеф в «Морбакке» дает нечто противоположное магическому реализму — превращает литературу в жизнь, волшебство в обыденность, полностью стирая границы между реальностью и романностью. Это, конечно, история сказочной жизни — в том смысле, что ее автор никогда не делала различий между жизнью и выдумкой.

«Издательство Ольги Морозовой», перевод Валентины Кулагиной-Ярцевой

О чем: королева Англии обнаруживает в себе страсть к чтению и перестает думать об Англии.

Зачем читать: после смерти Елизаветы II интернет запестрел подборками книг, в том числе художественных, в которых королеву Великобритании, не слишком-то считаясь с этикетом и монаршими (потенциальными) чувствами, весело вставляют в разного рода сюжеты — и это, разумеется, неудивительно. Британская королевская семья — Кардашьяны сентиментального человека — давно превратилась в своего рода увлекательное включение из другой видовой реальности: что там панда Жуй? Что там Меган? И т. д., и т. п. В 2007 году английский драматург Алан Беннет (более британский и снобский юмор, чем у него, найти сложно) написал объяснительную новеллеттку о том, как стены медийного зоопарка мешают королеве заниматься даже таким простым делом, как чтение. Ее книги пытаются взорвать (угроза безопасности), отправить не по адресу (иначе она опять будет читать вместо того, чтобы открывать консервный завод), сделать политическим инструментом (пусть читает нон-фик о политике вместо Макьюэна) или попросту сожрать и обслюнявить (это уже корги). И посреди этого немигающего этикетного безумия королева потихоньку превращается в обычную восьмидесятилетнюю женщину, которая познала всю прелесть клетчатого пледика и Диккенса и поняла, что слишком много всего упустила, пока открывала консервные заводы. Это, разумеется, притча, пьеска-моралите, но еще и удивительно непривычная книга о том, что главу государства можно вставить в довольно злую сатирическую зарисовку, а она все равно — и совершенно искренне — выйдет живым, веселым и думающим человеком.

«Азбука», перевод Людмилы Бриловой и Сергея Сухарева

О чем: культовый шотландский роман, который дежурно сравнивают с «Улиссом», но на самом деле сравнить его можно разве что с загадочной историей штеко будланутого бокра.

Зачем читать: в 2009 году перевод этого действительно шотландского the романа уже выходил у нас, но прошел не очень замеченным, возможно потому, что несколько горячечная фантасмагоричность отдельных его частей-книг – местами и впрямь кажется, что ты читаешь прилежную запись чужого гриппозного сна – плохо ложится на внешнюю стабильность, ощущение устойчивости мира. Но вот когда мир накреняется, и грань между реальностью и абсурдом начинает потихоньку расплываться, творящееся в романе тихое безумие уже не кажется таким уж безумным. В четырех книгах с прологом и эпилогом, которые идут в совершенно произвольном порядке (роман начинается с третьей, эпилог появляется на четыре главы раньше конца и так далее), на самом деле спрятана внешне довольно понятная история: две внутренние книги — это такой типичный роман взросления художника в атмосфере свинцовых шотландских восьмидесятых, две рамочные книги — путешествие его альтер его по имени Ланарк по миру, который мог бы выдумать Кафка, если бы он, проснувшись однажды утром после беспокойного сна, обнаружил, что превратился в Оруэлла. Ланарк оказывается в городе, где люди иногда исчезают, где есть странное протестное движение, которое никто не воспринимает всерьез, где есть кино, кафе и веселые компании, но совсем нет дневного света, где можно прыгнуть в каменный рот и оказаться в Институте, где из саламандр добывают центральное отопление, а тебя могут (или не могут) вылечить от превращения в дракона. Это, конечно, трушный, прилежный постмодернизм, игра с читателем, развинчивание привычной структуры романа и так далее, но главы, в которых Ланарк пытается понять абсолютно убедительную для всех, кроме него, систему с поеданием людей и обязательной ходьбой только в одну сторону, иногда кажутся правдоподобнее тех, где действие происходит в более реальном мире.

«МИФ». Проза

О чем: в семье проблемы, но за лето все как-то решается

Зачем читать: Элин Хильдебранд специализируется на сезонных романах. Она своего рода Пелевин отпускника: каждый год к лету, (а когда и к лету, и к Рождеству) выдает примерно один и тот же роман в превосходных декорациях Нантакета, с нотками океанической соли в воздухе и всяческим томлением в груди. Романы, кстати, хорошие. Хорошие, потому что не претендуют на то, чтобы быть чем-то большим – иными словами, это пляжное чтиво, которое и задумывалось как пляжное чтиво. В «Лете 1969» мать потихоньку спивается, потому что сын уехал воевать во Вьетнам, старшая замужняя дочь сидит на кухне, босая и беременная и думает, почему именно этим закончилась ее блестящая академическая карьера, средняя дочь протестует и влюбляется, но хуже всех младшей, потому что она подросток и у нее вот-вот начнутся месячные. К этому нужно добавить довольно мерзкую бабушку и семейные тайны, атмосферу маленького городка, где многие с удовольствием ненавидят друг друга, потому что больше нечем заняться и ощущение того, что лето все исправит. Скандалы забываются, дети рождаются, с любимыми не расстаются, месячные начинаются. И только ближе к концу неприятной, слишком больной для нынешнего времени ноткой звучит письмо, конечно же, выжившего сына из Вьетнама, где он пишет маме, что он хочет быть героем и дальше убивать проклятых коммунистов — эх, сынок, хочется сказать ему, на что же ты потратил свое лето?

«Подписные издания», перевод Татьяны Боровиковой

О чем: сборник рассказов об изжоге, вызванной жизнью.

Зачем читать: с одной стороны, сейчас довольно непросто читать рассказы о людях, недовольных своей мирной жизнью и глядящих на нее через пупок, — потому что все их внутренние терзания, все их тщательное перекапывание обыденности вызывает скорее зависть, чем адекватное сопереживание. Когда актриса из открывающего рассказа «Готова на все» томится в дешевой гостиничке в ожидании хоть какой-нибудь жизни, болтает по телефону с лучшим другом и знакомится в баре с мужиком, несмотря даже на то, что он одет в пончо, сложно, конечно, понять, что же ее так не устраивает-то. Но тут вот какое дело: Лорри Мур — по-настоящему большая писательница, и в ее простых, с виду заурядных слепках с жизней потерявшихся в себе людей, нет никакого высокомерия, зато есть то, что ценится сейчас на вес золота, — жалость, сострадание и любовь. В самом лучшем, на мой взгляд, рассказе «Не то что некоторые» есть замечательная сцена: дочь путешествует вместе с матерью (огромной говорливой мамашей, которая вечно ест ей мозг и знает, как лучше) по Ирландии и вдруг застает ее в уязвимом состоянии, жалкую, беспомощную. Видит в ней человека — и исполняется любви. И в такие моменты «Птицы Америки» становятся своего рода гербарием со сбереженным прошлым, калейдоскопом человечности — мелкой, жалкой, погруженной в себя, дующей туда, где бо-бо, играющей в осточертевшие шарады с семьей и оплакивающей котика, — в общем, чем-то вроде машины времени.

«Эксмо»

О чем: майор Гордеев ищет пропавших детей в Москве 1982 года, а по телику еще не отплясало «Лебединое озеро», и элиты волнуются за свой доступ к дефициту. Feat. юная Настя Каменская.

Зачем читать: несмотря на то что Маринина проводит явные параллели между эпохой позднего СССР с его заболоченной и одновременно удивительно зыбкой атмосферой и нашим временем — даже так: использует то время, чтобы высказаться об этом, и не то чтобы оптимистично, — сейчас сложно найти более утешительное чтение, чем ее новый роман. Его уже окрестили ретро-детективом, но у этого поджанра сложился некий ореол сусальности, которого совсем нет в «Тьме после рассвета». Зимой 1982 года люди стоят в очередях за тем, что «выкинули», заклеивают поехавшие колготки лаком для ногтей, бухают на работе, потому что в ресторан просто так не попадешь, заискивают с продавцами и товароведами и поклоняются директорам универмагов. За майором Гордеевым, ведущим расследование о пропавших детях, неотступно следует кагэбэшник, который вместо того, чтобы ловить настоящих преступников, ищет клепающих самиздат очкариков и так далее. Но внутри этого привычного ада запрятан не менее привычный крепкий детектив, та самая узнаваемая Маринина, которая по-прежнему хорошо держит цепочку сюжета. Ее сыщики по-прежнему умеют работать ногами, опрашивать свидетелей, цепляться за тонкие ниточки и действовать во имя идеи. И даже Настя Каменская, которая появляется тут почти мельком, уже мало внимания обращает на быт, питается бутербродами, увлечена циферками и статистикой и живет с кормящим ее Чистяковым. В общем, это просто очень приличный детектив «как раньше», в который можно провалиться на вечер — что по нынешним временам уже роскошь.