Читаем, думаем, развлекаемся: 10 серьезных и увлекательных книг июля

Каждый месяц литературный критик Анастасия Завозова выбирает 5 книг для серьезного, вдумчивого чтения и 5 книг им в пару — чтобы отвлечься в разных литературных мирах. В выборке июля — Джоан Дидион о 60-х, идеальное стереотипное темное фэнтези, хорошая советская беллетристика, но без идеологической прогорклости, и многое другое.
Теги:
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Джоан Дидион, «Ползут, чтоб вновь родиться в Вифлееме»

No Kidding Press (перевод Елены Смотровой)

О чем: сборник эссе о шестидесятых, изменивший журналистику

Зачем читать: «Жизнь меняется за секунду. Садишься ужинать — и знакомая тебе жизнь кончается», — написала в 2004 году Джоан Дидион, когда внезапно от инфаркта умер ее муж, и это она же сказала: «Мы рассказываем себе истории, чтобы жить». И, собственно, двух этих фраз, наверное, достаточно, чтобы объяснить, почему сейчас надо читать эссе Дидион. Не потому что она, простите за банальность, культовая фигура новой журналистики, а потому что все ее тексты, неважно, написаны ли они в шестидесятых или нулевых, не устаревают, а только преображаются, с легкостью преодолевая границы времени и языка, потому что Дидион всегда писала о разверзающемся под ногами, разбитом времени, фиксировала эпоху перемен — не пытаясь склеить ее своим мнением. Ее описание шестидесятых — эпохи, катком наступающей на все прошлое и бывшее, эпохи, когда менялись сами связи между людьми и в атмосфере болезненной новизны, «тотального разобщения», как пишет в предисловии к сборнику сама Дидион, нужно было заново решать, что такое самоуважение и можно ли теперь, когда мир распался на части, во что-то верить. Готовых ответов у нее, впрочем, нет, но читая эти истории, можно еще какое-то время пожить.

Элоди Харпер, «Дом волчиц»

МИФ.Проза (перевод Любови Карцивадзе)

О чем: в древних Помпеях проститутка с золотым сердцем и холодной головой не готова сдаваться на милость судьбы

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Зачем читать: это, конечно, совсем не исторический роман, атмосфера дана грубовато и схематично, как яркий и немного топорно сделанный театральный задник, но это и не главное – главное то, как обдуманно и умело Харпер работает с привычными механизмами старой жанровой истории «из грязи в князи», добиваясь почти идеальной увлекательности. Эта книга вообще написана не для того, чтобы читатель узнал что-то новое о старом мире, а для того, что он на два-три часа полностью забыл о том мире, в котором он сейчас находится. История Амары, проданной в рабство и оказавшейся в лупанарии, дешевом помпейском борделе, где счет дней идет на обслуженные члены, — это история, во-вторых, о том, как обыграть судьбу только при помощи ума и находчивости, а во-первых, конечно же, о женской дружбе. Оказавшись на самом дне, Амара и четверо ее товарок крепко держатся друг за друга, находя в простых вещах – совместном завтраке в таверне, прогулках к гавани, безыскусных подарках к Сатурналиям и шутках висельниц – утешение там, куда его изначально не завезли.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Всеволод Петров, Турдейская Манон Леско. Дневник 1942-1945

Издательство Ивана Лимбаха

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

О чем: военные дневники советского искусствоведа и написанная им же прозрачная, идеальной формы повесть о любви к ушедшему миру

Зачем читать: «Турдейская Манон Леско» — повесть такая маленькая и тонкая, что из трещин времени, куда она закатилась, ее вытащили только в 2006 году, а в 2022 наконец переиздали, скажем так, с дополненной реальностью — военными дневниками автора, которые не то чтобы лучше помогают понять саму повесть, (ее простота не требует какого-то пристального, напряженного чтения), а, скорее, яснее увидеть тот мир, в котором такая история могла появиться. В санитарном поезде, который сам кажется метафорой военного времени, потому что бессмысленно и бесцельно движется в никуда, стиснутые вагоном и нарами люди проживают концентрированную, сгустившуюся жизнь, где каждый взгляд ведет к ссоре и каждое движение обрушивает за собой лавину смыслов и домыслов. И в этой атмосфере офицер-рассказчик вдруг видит санитарку Веру с лицом из 18 века, страшного века и уже умершего, но когда-то бывшего живым и прекрасным, а главное – бывшего временем, в котором не было этой, нынешней войны. Видит — и влюбляется в это лицо вышивальщицы с картины Ватто, лицо Марии-Антуанетты, которая вдруг кажется ему снова живой, потому что она живее и понятнее всего того, что творится вокруг. Но главное — и об этом Петров пишет и в повести, и в дневнике — Вера живет и мыслит так, будто у нее есть будущее, и верит в то, что оно у нее будет, настоящее мирное будущее с платьями и танцами. Это до неожиданности счастливая история — и короткая, как любое счастье, но, главное, она нужна сейчас как напоминание о том, что все уже было — и время, в котором не было ничего хорошего, кроме прошлого, и люди, которые все равно верили в другое время, за которым — будущее.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Джей Кристофф, Империя вампиров

АСТ, перевод Нияза Абдуллина

О чем: в мире победившей тьмы спасение человечества зависит от забитого серебряными татухами неубиваемого торчка, но это еще не точно

Зачем читать: с одной стороны, это такое идеальное стереотипное темное фэнтези. На мир опустилась вечная ночь, солнце превратилось в блеклый блин, земля покрылась грибами и плесенью, из еды осталась одна картоха, и четыре могущественных вампирских клана (и не только они) методично уничтожают все живое. Противостоит тьме орден Серебряных Святых, да и тех на момент начала истории почти не осталось. Единственный выживший член ордена — Габриэль де Леон ждет казни и рассказывает вампиру-хроникеру историю своей жизни, в которой, опять же, как и положено — было обучение в закрытой боевой школе при монастыре, любовь до гроба, битвы и сражения, интриги, предательства и даже поиски Грааля. Но у этой истории есть два выгодных качества, которые и поднимают ее над жанром. Во-первых, это невероятно динамичная, но без перегруженности экшеном история. Сюжет тут выстроен настолько продуманно и четко, что читательскому вниманию всегда есть за что зацепиться и восемьсот страниц по ощущениям пролетают как триста. А во-вторых, Кристофф умело разбавляет свойственный жанру накал героического пафоса уместным, нормальным юмором и деталями вроде говорящего со своим владельцем древнего меча, который потеряв в бою кончик, стал заговариваться и во время битвы может рассказать лимерик или процитировать рецепт грибного супа, или вроде вампира-летописца, который то и дело учит де Леона, как именно ему надо рассказывать свою историю. Все это вместе делает «Империю вампиров» очень достойным и очень нетупым приключенческим романом, который действительно позволяет переселиться на какое-то время в другой мир, пусть даже с плесенью, вампирами и картохой — мы-то теперь знаем, что это все не так уж и страшно.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Вера Богданова, «Сезон отравленных плодов» («Редакция Елены Шубиной»)

О чем: трое детей взрослеют, но не вырастают в гексогеновой атмосфере девяностых и нулевых.

Зачем читать: с появлением дешевых фотоаппаратов, «мыльниц», как их называли в девяностых, начался своего рода бум фотоальбомов. Там, куда раньше вставляли редкие фото из ателье (вся семья на фоне габардинового задника), карточки из детсада (в гусарском костюме, с телефоном и общая, где мальчики-зайчики и девочки-снежинки), теперь появлялись максимально бытовые фото всего, размытые и полузакрытые розовыми пальцами «фотки», по 36 штук за раз (количество кадров в одной катушке с пленкой), с красными глазами и с кварцевыми оранжевыми датами в углу. Так вот, «Сезон отравленных плодов» — это своего рода фотоальбом из девяностых, с максимально точно, фотографически воспроизведенными снимками ушедшей реальности. Топик с Кейт и Лео, кассеты «Эйс оф бейс» и «Арми оф лаверс», перемотка карандашом, пиво «Очаковское», проблемы Жади из «Клона», пакет «Марианна», радио «Европа Плюс» — и фоновое чувство вечно падающего потолка и стен, взрывы и теракты, родители, у которых на рынке «точка», и дети, которые должны были непременно стать юристами, экономистами или переводчиками, чтобы не торговать колготками. Весь роман не столько история отдельных Жени, Даши и Ильи — они здесь словно выхваченные прожектором тени на берегу условного Стикса среди тысяч такие же теней, — сколько история девяностых — нулевых как форматирующего корсета, который не очень давал дышать или расти, но ничего не поделаешь: кому сказано, не сутулься.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Юрий Слепухин, «Киммерийское лето»

Т8, «Эвербук — аудио»

О чем: хорошая советская беллетристика — с семейными тайнами и любовью на разрыв сердца — и без идеологической прогорклости.

Зачем читать: роман «Киммерийское лето» был написан в 1978 году, но кажется не устаревшим, а попросту историческим, возможно, из-за того, что в нем почти нет, собственно, ничего откровенно советского. А есть просто очень напряженная и динамичная история про девочку Нику, которая однажды прогуляла школу и потеряла портфель, и из-за этого случайно оброненного в реку портфеля ее жизнь резко изменится. Выйдут наружу неприглядные семейные тайны, сама Ника уедет путешествовать в Крым, но вместо шашлыков на набережной Феодосии будет есть кашу из котелка на археологическом раскопе, влюбится, разобьет и переломает много судеб и сердец и, наконец, повзрослеет. Это на удивление атмосферный роман — с еще новеньким и далеким Ленинским проспектом, старыми ленинградскими коммуналками, золотым крымским летом, «Волгой», магнитофоном «Филипс» и духами «Мицуко» в роли статусных примет времени и совершенно нестареющей осевой мыслью о том, что моральные ориентиры острее, точнее и безжалостнее всего, только когда они не сталкиваются с реальностью.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Виктор Пелевин, t

Азбука-классика

Из романа, написанного на излете классического пелевинского периода, когда Виктор Олегович еще писал, подсвечивая себе третьим глазом, и интересовался природой пустоты, сейчас пропадает всякая злая фельетонность и остается так много нежности, что теперь он кажется особенно, по-новому нужным. Герой романа — Т., граф Т. — супермен с железной бородой, апологет добра без кулаков, но с бомбой в кармане — вдруг узнает, что все его действия, эмоции, чувства и даже мир, в котором он живет, ему не принадлежат, потому что он целиком и полностью зависит от создающей его команды криэйторов. Криэйторам — литературному торгашу Ариэлю, дорогущему беллетристу Г.Овнюку, порнографу Митеньке, творцу укуренных телег Пиворылову и еще одному мужику, который отвечает за всякую метафизику — конечно, нет дела до графа, и они управляют им, как героем компьютерной игры, чтобы заработать денег и отбить кредит. Далее, конечно, в лучших традициях Пелевина (а может и Г.Овнюка) граф Т. познает тайное имя создателя (он же египетский котенок-гермафродит), встретится в шутере с Достоевским для босс-файта второго уровня и поговорит с лошадью, но вся эта ироничная, острая и постмодерновая начинка романа отступит в тень перед тем, как искренне и упорно граф Т. — марионетка в руках упоротых криэйторов — будет пытаться отвоевать свое будущее, свою дорогу, своего бога внутри и свое солнце.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Александра Эндрюс, Кто такая Мод Диксон?

Синдбад, перевод Натальи Лихачевой

Вообще, это не очень новый сюжет, идея о том, что примерив на себя какие-то внешние отличительные призраки успешного, красивого – и вообще другого – человека, можно стать этим самым другим, успешным и красивым. На этом принципе выстроена вообще вся ныне запрещенная соцсеть с картинками, и огромное количество литературы, но что поделать, сюжет этот так удачен, что в умелых руках всякий раз срабатывает как новенький. Роман Мод Эндрюс – триллер о неудачливой литераторше, которая становится ассистентом знаменитой писательницы-затворницы и в какой-то момент решает украсть личность этой писательницы, а также ее славу и гонорары – выстроен как раз вокруг вот этого вечного желания влезть в чужую шкуру со стразиками и запахом успеха и надеяться, что она прирастет. Героиня романа, Флоренс, — это своего рода Том Рипли на минималках, только если в романе Патриции Хайсмит Том украл чужую жизнь, ведомый темной, эмоциональной мотивацией, сродни той, что владела Ричардом Пейпеном в тарттовской «Тайной истории», мотивация Флоренс куда более простая и плоская – и от этого неожиданно столь же убедительная. Флоренс мыслит совершенно клиповыми, инстаграмными* категориями: ей хочется стать великой писательницей, потому что ее привлекает медийная составляющая этой профессии, тот самый неуловимый флер романа, который для любого успешного писателя создают журналисты и блогеры. Ей хочется перепостов и упоминаний, ей хочется тайны и славы, ей хочется жить в сказке, в образе, в истории, ей хочется денег, полученных красивым, идеальным путем, а не на офисной работе с девяти до пяти. Флоренс решает стать Мод Диксон, потому что ей хочется не писать книги, а быть писательницей. В общем, это достойный, динамичный и абсолютно летний триллер – значительная часть повествования происходит в Морокко – о том, как можно пойти на преступление ради смены аватара.
*социальная сеть, запрещена в России

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

А.С. Байетт, Рагнарёк

LiveBook, перевод Ольги Исаевой

О чем: маленькая девочка пытается совместить в уме скандинавский миф о гибели богов с окружающей ее непонятной войной взрослых людей

Зачем читать: эта книга — часть уже зачахшей, но довольно любопытной международной серии, которую в начале 2000-х запустило издательство Canongate, задолго, очень задолго до того, как пересказ и осмысление популярных мифологических сюжетов стали не просто мейнстримом, а массовой литературой и дровишками для буктока. Однако, когда затевалась эта серия «Мифы», постмодернизм был еще скорее жив, чем мертв, и участвовавшие в ней писатели — Пелевин именно для «Мифов» написал «Шлем ужаса» — с восторженной упоротостью рвали каноны и экспериментировали с форматами. Байеттовский «Рагнарёк» — это очень точный и почти академический пересказ мифа о гибели богов (Байетт не только известная писательница, лауреатка букеровской премии, но и по-настоящему выдающийся литературовед), но пересказ этот аккуратно и бесшовно совмещен с реальными, детскими воспоминаниями о подлинной гибели мира. Когда Байетт было три года, ее, как и многих детей во время второй мировой войны, эвакуировали из Лондона в сельскую местность, где она впервые прочла сборник скандинавских легенд и сказаний, и впечатления от книги наложились у нее на чувство, что и реальный мир тоже рушится, корабль, сделанный из ногтей мертвецов уже ищет ее дом, а дракон Нидхёгг с щеточкой усиков над верхней губой уже остервенело грызет корни мирового порядка. Получился филологический репортаж из ада, в котором, однако, в отличие от мира за окном, можно было найти покой и опору — потому что там мир уже погиб, и девочка знала, что жизнь не остановилась, а пошла заново.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Лиана Мориарти, Яблоки не падают никогда

Азбука, перевод Евгении Бутенко

О чем: у четверых взрослых детей пропадает мамочка, и им приходится самостоятельно утирать себе сопли

Зачем читать: Лиана Мориарти давно перестала писать триллеры и перешла к домашним, психологическим драмам, где нет окровавленных трупов, но есть куча скелетов в шкафах, которые в какой-то момент начинают оглушительно греметь костями. Когда Джой, недавняя и очень бодрая пенсионерка, вдруг исчезает, четверо ее очень взрослых детей вдруг понимают, что а) они не в ресурсе и жизнь их к такому не готовила и б) возможно, мама не просто ушла в ночь. Талант Мориарти как писательницы в том, что она умеет рассказывать про бытовое и ежеминутное, и рассказывать так, что об этом хочется долго и с интересом читать, и поэтому роман, который мог бы стать мрачным бдением на пепелище идеальной семьи, оказывается очень понятной и очень трогательной историей о том, что можно дожить до сорока и по-прежнему мыслить детсадовскими категориями. Четверо взрослых детей без мамочки отчаянно ищут выключатель в обступающей их тьме, кое-как склеивают разбитые сердца, разбирают на обидки свои отношения с родителями, играют в сыщиков, ссорятся и делают мизинчиками «мирись-мирись-мирись» и в итоге даже немного вырастают. Это хороший роман о том, что ничего идеального в мире не бывает — ни отношений, ни мам с папами, ни братьев и сестер — а вот любовь, какой бы она ни была, кривой, косой, слепой или безногой, в итоге всегда победит.