10 романов, повестей и рассказов в переводе знаменитого советского редактора Норы Галь

«На своем веку я много встречал разных серьезных людей. Я долго жил среди взрослых. Я видел их совсем близко. И от этого, признаться, не стал думать о них лучше».

Этот роман, судя по всему, основан на реальных событиях — на Скоттсборском деле в штате Алабама в 1931 году, когда нескольких темнокожих обвинили в изнасиловании и приговорили к смерти без достаточных судебных доказательств. В «Убить пересмешника» главный герой — Аттикус Финч, пожилой адвокат, которому предстоит работать над очень похожим процессом. Этот роман о свободе, справедливости и гуманности увидел свет в 1960 году, мгновенно стал культовым, вошел в списки бестселлеров, получил Пулитцеровскую премию, был экранизирован, а сейчас по праву считается классикой американской литературы и изучается в школах. Текст Галь перевела вместе с Раисой Облонской — своей ученицей, с которой у нее образовался многолетний творческий союз (помимо Ли — «Домой возврата нет» Томаса Вулфа, «Последний изгнанник» Джеймса Олдриджа и др.). Перевод счел «образцовым» даже придирчивый Корней Чуковский.

«В этом доме обитал злой дух. Так все говорили, но мы с Джимом никогда его не видели. Говорили, он выходит по ночам, когда нет луны, и заглядывает в чужие окна».

Маккалоу — центральная фигура для литературы австралийского континента, одна из главных звезд англоязычной литературы XX века. «Поющие в терновнике» — семейная сага, разворачивающаяся вокруг освоения Австралии в двадцатые годы. Успех книги заключается в двух возможных сценариях чтения: ее можно читать как роман о промышленности, сельском хозяйстве, смене социальных парадигм, движении денег, наследстве и истории. И можно — как фантастически трогательную историю любви. Благодаря Галь эта книга состоялась на русском языке.

«У Мэгги никогда еще не было никаких кукол, она даже не подозревала, что маленьким девочкам полагаются куклы. Она превесело играла свистульками, рогатками и помятыми оловянными солдатиками, которых уже повыбрасывали старшие братья, руки у нее всегда были перепачканы, башмаки в грязи».

Манифест экзистенциализма, написанный одним из ключевых французских философов и писателей XX века, лауреатом Нобелевской премии по литературе. Действие происходит в колониальном Алжире, где главного героя — без имени, но с фамилией Мерсо — обвиняют в убийстве местного жителя, судят и приговаривают к смертной казни. Это история о том, что порой только экстремальные обстоятельства и близость смерти могут пробудить интерес и вкус человека к жизни. Нора Галь в этом переводе пыталась, с одной стороны, точно передать парадоксы философской мысли Камю, с другой — не потерять лаконизм и ритм его прозы.

Пожалуй, одна из самых известных книг в России о работе с языком. Многие забывают, что переводчик сталкивается с двумя языками (языком оригинала и тем, на который переводит, и со вторым приходится повозиться). Эта книга — сумма опыта работы Галь с русским как в роли переводчицы, так и в роли редактора и публицистки. Здесь она рассматривает конкретные случаи, показывает, что есть правила, но нет никаких правил — нужно иметь хороший слух и зоркий глаз для того, чтобы расставить слова по местам. Книга «Слово живое и мертвое» как раз настраивает слух и зрение — и потому бесценна.

«Все писательские просчеты, душевная глухота или просто глухота к слову — все это с особенной, бесстыдной очевидностью обнажается в книге для детей, будь то даже учебник, букварь, тем более сказка, стихи, проза. Тут уже ничем не оправдаешься и ничего не скроешь — недостаток вдумчивости, чутья, вкуса и такта непременно себя выдаст».

Сонтаг — легенда американской культуры, писательница, сценаристка, эссеистка. В России она известна главным образом благодаря эссе и теоретическим работам — в 2010-е их щедро издавали Ad Marginem и Garage: «О фотографии», «Против интерпретации», «Болезнь как метафора», «Под знаком Сатурна», «Смотрим на чужие страдания». Также были изданы ее уникальные дневники, раскрывающие то, как она формировала свой образ как образец американской интеллектуальности. При всем этом проза Сонтаг до сих пор мало известна российскому читателю, тем интереснее, что она заинтересовала Галь еще в начале 1980-х — перевод «Малыша», рассказа о безумии родительства, датирован 1981 годом. Сонтаг в целом повезло с переводчиками (например, «О фотографии» переводил признанный мастер Виктор Голышев), но перевод двух ее рассказов Галь уникален и показывает тонкий вкус и слух знаменитой переводчицы: она распознала в Сонтаг большую писательницу еще до того, как читать ее стало мейнстримом, и перевела рассказы в стол — опубликованы они были лишь посмертно.

Оутс — живой классик американской литературы. В какой-то момент она даже стала мемом, символом писательской плодовитости: по ее романам публикуют путеводители, критики устают перечислять названия ее книг; в сериале «Юная» героиня совершенствует феминистский флешмоб, где девушки в знак протеста показывают грудь, а в «Покажите свои Оутс» читатели и читательницы могут показать любимые романы писательницы. Действие «Сада радостей земных» разворачивается в жарком и пустынном Арканзасе, где семья Карлтонов ищет сезонную работу. Это отличный пример романа Оутс, в котором социальные противоречия накладываются на противоречия душевные, и это наложение дает эффект экзистенциального прозрения. Очевидно, что Галь интересовалась творчеством Оутс, перевела еще несколько ее произведений и, кто знает, может быть, перевела бы и больше, но в советское время можно было перевести и издать далеко не все, а «Сад радостей земных» наверняка прошел художественный совет идеально: в романе легко распознать трудности простых американских рабочих и критику оголтелого западного капитализма.

«Карлтон первым соскочил на дорогу. Шел дождь, но был он теплый. Сердце Карлтона все еще неистово колотилось, в висках стучало, ведь его жена Перл ждала ребенка, и уже скоро... мысль об этом мелькала у него снова и снова, что бы он ни делал — смеялся ли с кем-нибудь или собирал клубнику на пыльных грядах, но он уже привык к этой мысли и стал не так чувствителен. "Перл! Перл!" — позвал он, жена сидела впереди, у самой кабины; но его крик потонул в общем гомоне».

Андерсон — один из лучших американских писателей первой половины XX века, мастер новеллы и рассказа. Его сборники «Уайнсбург, Огайо», «Торжество яйца», «Кони и люди» — золотой фонд американской литературы. В них Андерсон наследует лучшим скандинавским, английским и русским писателям — и показывает обнаженную американскую действительность, жизнь людей, позволяя говорить пространству и времени, указывая читателю на то, что умолчано. Недаром его проза считается предтечей Фолкнера, Стейнбека, Томаса Вулфа и многих других. Галь перевела всего один его рассказ для сборника, вышедшего в 1983 году, однако очевидно, что она была знакома с его произведениями — ей удалось максимально приблизиться к оригинальным стилю и интонации.

«От двух аккуратно спиленных дубов остались два пня высотой по колено не очень рослому человеку. Брат и сестра озадаченно разглядывали пни. Пилить дубы начали при них, но когда деревья повалились наземь, дети убежали. Они тогда не думали, что пни так и останутся, даже не посмотрели на них. После Тэд сказал про них Мэри, сестре:

— Может, из них кровь шла, как из ног, знаешь, когда доктор отрежет какому-нибудь дядьке ногу».

О’Фаолейн — один из классиков исландской литературы, активный участник исландского политического и культурного возрождения. Он участвовал в Пасхальном восстании, затем в битве за независимость (опыт которой стал основой для первой книги рассказов), преподавал, занимал разные должности в ирландской культурной номенклатуре, редактировал журнал The Bell, где печатались Флэн О’Брайенн, Патрик Свифт, Фрэнк О'Коннор и другие лучшие ирландские писатели. В своих книгах он рассказывал преимущественно о жизни простых людей — и создал целую галерею типажей ирландской глубинки. Галь могла заинтересовать как суровая поэтичность О’Фаолейна, так и его социальность — очевидно, что эта богатая фактура интересовала ее как часть переводческой задачи.

«Общая забота сразу так сблизила двух старых дам, словно они дружили всю свою долгую жизнь. Они засеменили через дорогу, к молочной, что помещалась в доме, где жила миссис Колверт, и выпили по стакану молока. В эти минуты, заглянув в открытую дверь и увидав их или послушав их разговор, всякий решил бы, что они родные сестры. Оказалось, они схожи во всем, кроме каких-то мелочей. Обе вдовеют. У обеих дети поразъехались. Обе живут одиноко. И та и другая измеряют время по звону церковных колоколов. Миссис Мур отвратителен вечный стук в мастерской жестянщика. Миссис Колверт просыпается по утрам от дребезжанья маслобойки. Не слишком приятен запах расплавленного припоя, но и прокисшее молоко и коровий навоз пахнут не лучше. Только и разницы между ними двумя, посмеялись новоявленные приятельницы, что одна возносит молитвы святому Франциску Ассизскому, а другая — апостолу Петру».

Мэнсфилд — писательница практически неизвестная российскому читателю, и это очень огорчительно. Она родилась в Новой Зеландии, училась в Лондоне, дружила с Вирджинией Вулф и Олдосом Хаксли, проводила время в кругу парижской богемы. Она прожила всего 34 года, но ее рассказы составляют золотой фонд англоязычной литературы: с одной стороны, писательница великолепно зафиксировала жизнь Новой Зеландии своего детства и юности; с другой — явила несколько непревзойденных образцов литературного модернизма; с третьей — стала одной из родоначальниц современной квир-литературы, основывая часть рассказов на опыте отношений с Идой Бейкер. Определенно, Галь было интересно переводить Мэнсфилд с точки зрения литературного стиля — в ее переводах видно, как Галь наслаждается возможностью поиска нужных слов для передачи стиля Мэнсфилд на русском языке.

«Пароход на Пиктон отходил в половине двенадцатого. Вечер был чудесный, тихий, звездный; только когда они вылезли из пролетки и двинулись по Старой пристани, что вдавалась прямо в гавань, морской ветерок чуть не сдул с Фенеллы шляпу и пришлось придержать ее рукой. На Старой пристани было темно, очень темно; навесы, под которыми складывают тюки шерсти, платформы для скота, высоченные краны, приземистый паровозик — все, казалось, вырублено из плотной тьмы. Там и сям на округлом штабеле дров, похожем на корень огромного черного гриба, висели фонари, но и они в такой непроглядной темноте словно не смели светить в полную силу и горели робко, мерцая и колеблясь, будто только для себя».