«Убийство на улице Морг» и Огюст Дюпен: как Эдгар Аллан По изобрел детективный жанр

Его считают одним из самых талантливых американских романтиков, называют провозвестником символизма и фантастического реализма, но в чем он бесспорно первый — это в создании особенного типа героя, авантюриста-сыщика, городского следопыта, искателя приключений и любителя разгадывать загадки, прототипа всеми любимого Шерлока Холмса — Огюста Дюпена. Именно он появляется в рассказах, давших начало жанру литературного детектива, которые сам По называл «логическими»: «Тайна Мари Роже», «Убийство на улице Морг», «Похищенное письмо». Заявленная в них загадка разрешается элегантным образом с помощью цепочки логических умозаключений, которые развертывает на глазах читателя хитроумный Дюпен.

Первым в свет вышел рассказ «Убийство на улице Морг» — журнал Graham’s Magazine, в котором По был редактором, опубликовал его в апреле 1841 года. Рассказ предваряется обширным рассуждением об аналитических способностях, которыми обладает, по мнению рассказчика, только человек с «истинным воображением». Именно таким оказывается Дюпен, разорившийся аристократ, живущий отшельником, принципиально не ищущий улучшения своего благосостояния или успеха в обществе.

У Дюпена была «прихоть фантазии» — он был «влюблен в ночь во имя ее самой». Рассказчик подчеркивает, что при первых проблесках зари его друг отгораживался от света дня, а выходил из дома только по пришествии «настоящей Тьмы» — тогда-то и раскрывались незаурядные аналитические способности. Прогуливаясь по ночному Парижу, Дюпен забавлялся решением различных загадок, сокрытых в существе других людей: «Он нахваливал мне с тихим, довольным смехом, что у множества людей, по отношению к нему, есть окна в груди, и такие утверждения он обыкновенно тотчас подтверждал прямыми и весьма поразительными доказательствами его близкого знания моего собственного сердца».

Словом, настоящий аналитик, частный сыщик — поэт, знаток человеческих душ, но и трикстер. Именно такими были Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро и Порфирий Петрович из «Преступления и наказания» — гранды жанра, обязанные своим рождением Эдгару По. По вывел своего сыщика из романтического героя — это Чайльд Гарольд или Печорин, тоскующий ум, развлекающий себя от скуки головоломками о судьбах вполне реальных людей, к которым Дюпен относится со снисходительным презрением.

Романтическое одиночество вполне в духе времени роднит героя По с персонажами книг Фенимора Купера, Генри Торо, Германа Мелвилла, замечает литературовед Юрий Ковалев в книге «Эдгар Аллан По. Новеллист и поэт»: «Один из важных аспектов романтического индивидуализма как раз в том и состоит, что познание мира человеком ставится в зависимость от самопознания и потому требует одиночества, то есть отъединения от общества, отказа от условностей, традиционных представлений, общепринятых идей, вековых заблуждений, доминирующих в социальном сознании человечества».

Он приводит в качестве примера идеальной манифестации такой «отдельности» книгу «Уолден, или Жизнь в лесу», которую Торо написал на материале собственных дневников, когда жил отшельником в лесу вблизи уолденского пруда в городе Конкорд. Торо был аскетом, гражданским активистом и возмутителем спокойствия — светлой стороной антибуржуазного движения в американском романтизме, тогда как По — скорее темной. Комфорт и изыски в быту, которые так пестовал класс городской буржуазии, Торо радикально отвергал — ради возвращения человека к самому себе, ради простоты существования, ради природы и против индустриального прогресса.

Впрочем, сам По высмеивал трансценденталистов за морализаторство. Он называл их лягушками из пруда, ему были чужды оптимистический взгляд на человеческую природу, острая социальность и гражданский активизм. Эмерсон, Уолкотт и другие писатели, собравшиеся вокруг журнала «Циферблат», критиковали По за поэтизацию смерти и побег от реальности в «сладострастные мечтания». Так внутри романтического лагеря наметился конфликт между сторонниками морали и приверженцами чистого искусства. Поэтому Дюпен помогает раскрывать преступления не ради торжества справедливости и кары преступника, а из любви к искусству.

Сыщик Дюпен — порождение периода зрелого капитализма и стремительной урбанизации, с тайной и мраком ночной жизни, лабиринтами улиц, торговых рядов и человеческой массы, оживляющей городское пространство. Толпа становится убежищем злоумышленника, делает его анонимным, неузнанным, позволяет свободно перемещаться — горожанам нет дела друг до друга. Здесь и начинается жанр детектива, полагает культурный критик Вальтер Беньямин. Он выделяет фигуру фланера — героя, который пестует свое безделье и праздность, всем прочим делам предпочитает слоняться по улицам, но штука города в том, что все там — не те, кем кажутся.

«Его бездействие лишь кажущееся. За ним скрывается бдительность наблюдателя, не упускающего из вида преступника. Так перед детективом открываются довольно широкие пространства самоощущения. Он вырабатывает формы реакции, подобающие темпу большого города. Он ловит события на лету; он может считать себя существом, близким художнику», — рассуждает Беньямин в работе «Бодлер: поэт в эпоху зрелого капитализма».

Эдгар По не столько придумал этого персонажа, сколько разглядел его. «Главная заслуга По как родоначальника детективной литературы — в том, что он увидел возможность использовать криминальное расследование в качестве предмета беллетристического повествования, в центре которого стоял бы герой-детектив, и первым эту возможность реализовал», — пишет литературовед Юрий Ковалев. По его мнению, дорогу литературным детективам открыл образ сыщика Франсуа Видока. Этот французский современник По, имя которого писатель вскользь упоминает в «Убийстве на улице Морг», кутила, бандит и бретер, стал основателем уголовного розыска во Франции и одним из первых детективов. Нужно было самому побыть разбойником, чтобы одолеть других разбойников, — подобным образом поэт способен проникнуть в душу любого интересующего его человека. «Поэт пользуется ни с чем не сравнимой привилегией быть по желанию самим собой и кем-то другим. Подобно блуждающим душам, ищущим тело, он может, когда захочет, войти в обличье другого», — полагал Шарль Бодлер.

Чтобы герой воссиял, ему необходима свита, таковой для Дюпена оказывается рассказчик-друг, своего рода доисторический доктор Ватсон, а также недотепы-полицейские, не видящие дальше своего носа, но и под носом не всегда способные разглядеть разгадку. Например, префект Г. парижской полиции, как его описывает Дюпен в рассказе «Украденное письмо», «или слишком глубок, или слишком мелок для данного дела, так что сплошь и рядом его перещеголял бы любой школьник». Этот префект, считающий всех поэтов полоумными, игнорирует поэтический прием, лежащий в основе метода Дюпена, — отождествление себя с противником.

Кроме диспозиции «рассказчик — герой — незадачливые полицейские» в классический детективный текст перекочевала еще и форма: «информация о преступлении, сообщаемая читателю; описание бесплодных усилий полиции; обращение к герою за помощью; "непостижимое" раскрытие тайны и, наконец, разъяснение, знакомящее читателя с ходом мысли героя, с подробностями и деталями индуктивно-дедуктивного процесса, ведущего к истине», — пишет Ковалев.

Эта структура останется практически неизменной — сам По ее изобрел, вероятно, чтобы позабавить читателя периодики. Увлекательные сюжеты работали: при его редакторстве тираж журнала Graham’s Magazine вырос до 40 тысяч экземпляров — как у дешевых ежедневных газет, например нью-йоркской Sun, которая, кстати, тоже сотрудничала с По и в 1844 году опубликовала снискавший бешеную популярность и ставший одним из первых в жанре научной фантастики рассказ «Небывалый аэростат».

Участь писателя была незавидной: чтобы выжить, ему было необходимо было быть борзописцем, но и регулярные публикации не спасали от, в общем-то, несчастливой судьбы. «Бывает роковое предопределение; в литературе любой страны найдутся люди, на изборожденном челе которых таинственными знаками начертано: невезенье», — писал Бодлер в биографическом эссе о По.

Писатель рано лишился родителей, его усыновило семейство Алланов (впоследствии лишившее его наследства). Нужда привела Эдгара в армию, но ненадолго: молодого человека уволили за неповиновение, его мотало по городам и штатам, он мучился от безденежья, пережил смерть жены и всю жизнь страдал от пристрастия к азартным играм и алкоголю. Выпивка и сгубила писателя: друзья обнаружили его в бреду на территории одной из таверн Балтимора и увезли в больницу, где он провел несколько дней в состоянии алкогольного делирия и скончался со словами «Господи, помоги моей бедной душе!».

Шарль Бодлер, видевший в По своего двойника, брата, которого у него никогда не было, уверен, что писатель умер, потому что не смог найти свое место в американском обществе. Публика не понимала блистательного гения и требовала от него книгу для чтения в семейном кругу — возмущался поэт. «Эдгар По — пьяница, нищий, изгой, пария — нравится мне гораздо больше, чем какой-нибудь уравновешенный и добродетельный Гёте или Вальтер Скотт. Я сказал бы о нем и обо всей этой особой породе людей те слова, что приводятся в катехизисе о нашем Господе: "Он много страдал за нас", — провозглашал он.

Бодлер перевел и собрал под одной обложкой рассказы своего любимого писателя. Можно сказать, что он открыл для своих земляков имя По: хоть к выходу собрания рассказ «Убийство на улице Морг», например, был уже десять лет как знаком французам — издание Quotidienne опубликовало его в 1846 году пиратским образом и без указания авторства. Но Бодлер преследовал цель не развлечь читателя, а передать дух и мнения отверженного гения. «Ему казалось, что, общаясь таким образом с Эдгаром По, он создает, а не просто переводит, что он и слуга, и одновременно хозяин мысли, ему не принадлежащей», — пишет биограф французского поэта Анри Труайя в книге «Бодлер».

Эдгар По — любитель мистификаций и выдумок. Чего только стоит созданная им о себе легенда, что по пути в Грецию, чтобы, подобно Байрону, участвовать в войне за независимость, он очутился в России. Даже Бодлер поверил в этот миф: «По добрался до Санкт-Петербурга, его кошелек и восторженный пыл порядком истощились; он крепко поссорился с русскими властями, но почему — мы не знаем. Дело зашло так далеко, что, как уверяют, Эдгар По чуть было не продолжил свои скороспелые знакомства с людьми и событиями в суровой Сибири».

Впрочем, до России По все-таки добрался — впервые его рассказы вышли в журнале братьев Федора и Михаила Достоевских «Время» в 1847 году. Зачин одного из опубликованных рассказов — «Сердце-обличитель» очевидным образом рифмуется с таковым у одной из ключевых повестей Достоевского «Записки из подполья». У По: «Ну, да! Я нервен, нервен. Ужасно — дальше уж некуда. Всегда был и остаюсь таким»; у Достоевского: «Я человек больной. Я злой человек. Непривлекательный я человек. Я думаю, что у меня болит печень».

В предисловии к рассказам Достоевский называет По писателем «не фантастическим, а капризным» (как будто пишет о позднем себе!), а еще отмечает у своего американского коллеги «силу воображения». «Достоевского привлекают в творчестве Э. По именно те черты, которые были характерны для него самого: прежде всего фантастический реализм, описание состояния души человека, поставленного в необычное положение, мастерство детализации при описании и создание видимости документальной точности (с указанием на состояние погоды, количество шагов, ступеней, суток, часов, минут)», — полагает литературовед Ганна Боград.

Стоит ли говорить, что Достоевский впоследствии и сам получил известность как автор романов с детективным сюжетом — это и «Преступление и наказание», и «Бесы», и «Братья Карамазовы». Да и судьба Федора Михайловича не полностью, но во многом повторяет или подражает По: неудержимые страсти, азартные игры, долги, безденежье, интерес к потайным токам человеческой души, к низвержению в бездну. Русские литературоведы привыкли называть и Достоевского «писателем, заглянувшим в бездну».

Полюбили американского романтика и русские символисты и модернисты начала XX века: Бальмонт и Брюсов переводили его стихи и прозу, а Леонида Андреева прямо так и называли «русским Эдгаром По». В XX веке без По не возник бы и жанр южной готики, представленный Уильямом Фолкнером, Фланнери О’Коннор и другими, не было бы и фильмов Альфреда Хичкока и Дэвида Линча, да, пожалуй, и фильма «Кинг-Конг»: наводящая ужас на современный город гигантская обезьяна, взбирающаяся по небоскребу — явно образ, позаимствованный из «Убийства на улице Морг».

Если деятели киноиндустрии просто взяли и бесхитростно перенесли агрессивную обезьяну из текста на экран, то для По она вообще не была важна, как и неважно содержание письма в рассказе «Украденное письмо». Все это символы, иероглифы, таинственные знаки, которые возникают из мрака города и растворяются в его чаду. Романтик, мистик, поэт или аналитик — как ни назови Эдгара По, все это будут определения, годные скорее для его последователей. Поэт открыл в мире воображения целую неизведанную землю — философ Евгений Головин называет ее «антарктидой — синонимом бездны».