Ричард Флорида. «Кто твой город?»

В 1943 году психолог Абрахам Маслоу предложил концепцию иерархии потребностей. Его теория, которую часто представляют в виде пирамиды, постулирует, что человеку нужно нечто большее, чем еда, вода, воздух и секс, чтобы чувствовать себя удовлетворенным. Эти рудиментарные, физиологические потребности составляют лишь фундамент пирамиды. Поднимаясь по ее ступеням, мы видим потребность в безопасности, потребность в любви и принадлежности, потребность в самоуважении, наконец, потребность в самоактуализации. Лишь удовлетворив потребности из четырех нижних слоев, которые Маслоу называет дефицитарными (то есть возникающими вследствие того, что человек лишен необходимого), можно подняться к вершине пирамиды и реализовать свой подлинный потенциал.

В последние годы жизни (он умер в 1970 году) Маслоу пришел к выводу, что его первоначальная теория самоактуализации — способа быть «всем, чем ты можешь быть» — была неполна. Он расширил область самоактуализации, включив в нее постоянное стремление к знанию и вечную жажду красоты, и ввел еще более высокий уровень, который назвал трансцендентным, — там люди, удовлетворив все предшествующие потребности, чувствуют себя обязанными помогать другим, чтобы достичь удовлетворения. Очевидно, что эти высшие уровни потребностей имеют мало общего с физическим выживанием человека, но в современном обществе изобилия они неизбежно влияют на психологическое развитие. Они дают человеку всесторонний импульс. В них ключ к счастливой и полной жизни.

Но вот что интересно: всякий, кажется, стремится удовлетворить потребности, которые Маслоу поместил на вершину пирамиды, независимо от того, удовлетворены ли его предшествующие потребности. Тогда как теория Маслоу предполагает, что удовлетворение каждого последующего уровня потребностей опирается на удовлетворение предыдущего. Другими словами, прежде чем люди обретут чувство собственного достоинства, им необходимо удовлетворить базовые физиологические потребности и потребность в безопасности. Но в обществе, где имущие живут рядом с неимущими, вершина пирамиды не кажется роскошью. Отчасти это связано с американской мечтой, которая помимо жизни и свободы обещает каждому счастье. В этом случае процесс самоактуализации понимается как право, а не как нечто, что нужно заслужить.

Но почему-то разговор о роли места в этом процессе заходит в тупик — «или — или». Даже в нашем обществе изобилия, нацеленном на самовыражение, некоторые эксперты-урбанисты и лидеры местных сообществ продолжают считать, что значение имеют лишь базовые потребности. Они утверждают, что привлекательный район — это хорошие школы, безопасные улицы, современная инфраструктура. Все остальное — парки, велодорожки, музеи и прочие удобства, — это роскошь, которая нужна только богачам, яппи, привилегированным классам. Все это, говорят они, появляется позже, только когда местное сообщество достаточно богато. Для появления благосостояния и высоких доходов нужны работа и базовые услуги. А за все остальное мы заплатим за счет накопленных таким образом ресурсов. В этой главе будет показано, что это ошибочное мнение. Места, где люди по-настоящему счастливы, не идут на компромиссы. Там есть все сразу — и отличные школы, и спокойные улицы, и красивые парки.

В этой главе мы рассмотрим, что на самом деле важно для людей в тех местах, где они живут. Чтобы преодолеть позерство и манеру говорить лозунгами, которые до сих пор господствуют в обсуждении этой темы, мы используем больше 27 тысяч ответов, полученных во время «Опроса о месте и счастье». Они помогут нам выявить ключевые факторы, формирующие удовлетворенность местом.

В опросе речь шла о десятках специфических характеристик районов, которые впоследствии были рассортированы по пяти большим рубрикам:
• Физическая и экономическая безопасность—восприятие преступности и безопасности, общие тенденции в экономике, наличие работы.
• Базовые услуги—школы, здравоохранение, доступное жилье, дороги, общественный транспорт.
• Лидеры—качество и эффективность избираемых и неформальных (гражданских и в бизнесе) лидеров, возможность участия в государственной и политической деятельности на местном уровне.
• Открытость—уровень терпимости кразличным группам населения, их принятия, включая семьи с детьми, этнические и расовые меньшинства, пожилых людей, иммигрантов, геев и лесбиянок.
• Эстетическая составляющая—красотаприроды, «приятность» места, культурная жизнь.

Поскольку в ходе опроса был собран широкий спектр демографических данных, мы также рассмотрели влияние таких факторов, как доход, образование, профессия, возраст, расовая и этническая принадлежность на то, что человек ценит в своем месте жительства.

Так что же наиболее важно для большинства американцев, когда речь идет о районе, в котором они живут? Все пять факторов играют важную роль, но два все же выделяются — это эстетика и базовые услуги, причем открытость занимает третье место и отстает от них ненамного. (Ключевые статистические результаты опроса изложены в Приложении Б.) Как мы увидим, здесь компромиссов не бывает, по крайней мере в восприятии более чем 27 тысяч респондентов «Опроса о месте и счастье». Само собой, каждая из пяти категорий очень важна.

Доплата за красоту

Хотя результаты нашего исследования, касающиеся роли эстетических характеристик места (красоты природы и улиц), могут на первый взгляд показаться противоречивыми, они сообщают нам нечто важное. Большинство людей полагает, что в их районе должны быть доступны базовые услуги, — в большинстве районов так оно и есть. И, как показывает наш обзор, базовые услуги высоко ценятся.

Но красота тоже значит многое. Чем выше люди оценивают красоту своего района (природной среды и рекреационного пространства), тем выше их общий уровень удовлетворенности местом. И поскольку они ожидают, что базовые услуги будут им предоставлены по умолчанию, в конце концов они начинают ценить эстетику чуть выше. Это похоже на покупку машины. Когда автомобильные марки существенно различались между собой по качеству, покупатели выбирали более качественный товар. Но теперь большинство людей ожидают, что любая машина будет соответствовать некоторому пороговому уровню качества, поэтому при выборе они ориентируются на дизайн, стиль, тип и набор желательных опций.

В книге «Сущность стиля» и других своих работах Вирджиния Пострел глубоко и проницательно пишет об экономической ценности эстетики. «При наличии минимальной стабильности и средств к существованию люди хотят видеть и ощущать свою жизнь ярче и обогащают ее ритуалами, украшениями и декорациями», — констатирует она. Даже первобытные люди, которые с трудом добывали пищу и жили в пещерах, находили способ украсить себя бижутерией и косметикой, а свои жилища — корзинами и горшками. Пострел утверждает, что инстинкт, который заставляет нас как-то «выделиться», не просто «приносит эмоциональное и сенсорное удовлетворение»; в нем проявляется врожденное универсальное стремление, присущее каждому человеку.

Барбара Стейнфельд жила во Флориде и в середине 1990-х годов потеряла работу — она была менеджером по продажам в туристической индустрии. Ей казалось, что Орландо, где она живет, — сущая Мекка для туристов, но она не могла найти подходящую работу, как ни старалась. Они обсудили с мужем возможность переезда. Она всегда хотела перебраться в Орегон, хотя была в этом штате только раз, 20 лет назад, и провела там всего несколько дней. Вскоре ей попалось объявление о вакансии директора по культурному туризму в портлендском турбюро, и, как говорит она сама, на нее снизошло озарение. «Вот что я хотела бы делать — и как раз там, где я хотела бы». Устроившись на эту работу, Барбара почувствовала: Орегон — это то, что ей было нужно. Она влюбилась в его «энергию, атмосферу без претензий, красоту природы, всепроникающий артистизм, вовлеченность местного сообщества в процесс принятия любых решений и превосходную кухню». Климат ей тоже понравился — «не слишком жарко, не слишком холодно, всегда есть чем дышать, свежо и зелено». По окрестностям города оказалось приятно гулять, и улицы были оживленными. «В первые пять лет каждый раз, когда я шла через даунтаун на ланч, мне казалось, что я в отпуске». Всю жизнь она провела в местах вроде Флориды или Среднего Запада и чувствовала себя не в своей тарелке. Теперь ей впервые в жизни уютно — здесь «достаточно места для преуспевающей еврейской общины, гей-сообщества и арт-сцены, а в центре есть великолепные магазины, где товары не облагаются налогом», причем благодаря тому, что рост города ограничен, а вокруг полно зелени, Портленд «достаточно мал, чтобы казаться своим местом».

Так что же в эстетике места такого, что способно сделать нас счастливыми? Чтобы понять, почему красота находит такой широкий отклик у жителей, мы включили в свой опрос пункт, где респондентов просили проранжировать разные составляющие природной среды в их районе — красоту места, парки, игровые площадки, дорожки, даже климат и воздух. Затем мы сравнили эти оценки с показателем удовлетворенности людей своим районом. Результаты вышли любопытные. Красота природы оказалась важнее всего. Следом за ней шли парки, площадки, дорожки. Климат и воздух тоже имеют значение, но меньшее.

Маслоу ошибался? Пострел считает, что не совсем. Просто изображение его концепции в виде пирамиды может привести к неверному выводу, «что эстетика — роскошь, о которой думают только богатые люди». Пострел отмечает, что не существует такой пирамиды потребностей, по ступеням которой можно было бы подниматься, лишь полностью удовлетворив все предшествующие потребности. «Следующий шаг нашего потребления зависит от того, что у нас уже есть... Маржинальная стоимость таких вещей, как пища и убежище, высока изначально — никому не хочется умереть от голода или замерзнуть в метель, — но она падает быстрее, чем маржинальная стоимость других вещей, в том числе эстетики». Люди жаждут красоты, ищут ее во всем, что их окружает, а особенно в местах, где они живут.

Экономисты называют это доплатой за красоту (beauty premium). То, что эстетически приятно, привлекает людей и заставляет их платить больше. Только подумайте, сколько внимания готовы уделять те, кто продает дом, — и те, кто покупает, — красоте крыльца. В 2007 году британские и голландские экономисты предприняли исследование повторяющихся черт во внешности игроков, которых удаляли из одного игрового телешоу, которое шло в Нидерландах. Обнаружилось, что «доплата за красоту» свойственна не только неодушевленным предметам. Красивым людям симпатизируют, но еще сильнее антипатия к некрасивым. Исследователи обнаружили, что даже при отсутствии всякой осмысленной причины дискриминировать менее привлекательных людей внешне привлекательные игроки «удалялись со значительно меньшей вероятностью» и что наименее привлекательный игрок «удалялся в конце первого раунда с вероятностью, почти вдвое превышающей вероятность удаления любого другого игрока». Авторы работы пришли к выводу, что менее привлекательные игроки «подвергаются дискриминации по причинам, не коррелирующим с их игрой и поведением во время игры». Раз уж в природе человека — держаться подальше от непривлекательных людей, несмотря на вред, который такая дискриминация может нанести их психике, нет ничего удивительного в том, что мы так же относимся к своим районам и их внешней привлекательности.

С городами из «ржавого пояса» практически та же ситуация. Как могут Питтсбург или Кливленд состязаться с такими городами, как Сан-Франциско, Сиэтл, Боулдер или Остин, если речь заходит о красоте, обстановке, пейзажах и возможностях для активного отдыха? Но, к счастью для Питтсбурга и Кливленда, эстетика — это не только красивые парки и вид на горные вершины. Во многих старых районах индустриальные постройки удивительным образом сочетаются с природными красотами. Там полно старых складов, исторических домов и потрясающих кварталов. Местами сохранились великолепные городские парки, распланированные великими ландшафтными дизайнерами XIX — начала XX века.

Прожив в Питтсбурге почти двадцать лет, я стал фанатом индустриальной эстетики. Меня невероятно манят и само положение города между тремя красивыми реками, и его основательный промышленный ландшафт. Я сохранил нежнейшие воспоминания о велосипедных прогулках по узким улочкам промышленной части Питтсбурга и крутых подъемах на холмы пригородов — а это было занятие не из легких! Может, Питтсбург подходит не каждому, но я, пожив там, ручаюсь: каждое место кому-нибудь да понравится.

Ренессанс озерного побережья Чикаго с невероятными постройками ХХ века и великолепно отреставрированными кварталами показывает, каким эффектным брендом может стать эстетика старых районов. Во многом Чикаго обязан этим мэру Ричарду Дейли, который не ограничился новым Миллениум-парком и реконструкцией береговой линии — при нем обновлялись многие районы, в городе были восстановлены муниципальные парки и сады, посажены деревья, обустроены клумбы, расставлены скульптуры и разрисованные вручную скамейки.

Мне вспоминается, как однажды я ехал через один из таких районов на семинар в Чикагский университет. Когда пригласивший меня Терри Кларк сказал, что мы проезжаем бедные кварталы, я был поражен: роскошные кадки для деревьев, нарядные улицы и парки — все это даже я привык считать признаком зажиточных районов. В тот миг я понял, что придает неблагополучным районам такой нищенский вид: нагота улиц, где совершенно нет деревьев и зелени.

И хотя многие предпочитают жить в идеально ухоженных местах, я больше всего люблю в Торонто его «неряшливый урбанизм» — высоченные кондоминиумы рядом с ветшающими викторианскими особняками, роскошные бутики по соседству с семейными лавочками, лесные дорожки, которые упираются в платные дороги с оживленным движением, плотные городские кварталы, прорезанные оврагами, и велосипедистов, прокладывающих дорогу среди трамваев, автобусов и роскошных авто.