Малкольм Гладуэлл. «Давид и Голиаф: Как аутсайдеры побеждают фаворитов»

Что мы подразумеваем под недостатками? Согласно общепринятой точке зрения, недостаток — это неудобство или затруднение, усложняющее жизнь. Но это не всегда так. В последующих нескольких главах я хочу развить мысль о существовании так называемых «желательных трудностей». Этот замечательный термин, придуманный психологами Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Робертом Бьорком и Элизабет Бьорк, позволяет получить наглядное представление о том, как недооцененные выскочки добиваются успеха.

Попробуем, к примеру, решить вот такую математическую задачку.

1. Бита и мяч в сумме стоят $1,10. Бита стоит на $1 дороже, чем мяч. Сколько стоит мяч?

Что бы вы ответили, не задумываясь? Подозреваю, что мяч стоит десять центов. Но ведь это неправильный ответ, правда? Бита стоит на $1 дороже мяча. Следовательно, если мяч стоит десять центов, то бита стоит $1,10, и общая сумма превышена. Правильный ответ: мяч стоит пять центов.

Вот еще один вопрос:

2. Если пять машин за пять минут изготавливают пять штуковин, сколько времени понадобится ста машинам, чтобы изготовить сто штуковин?

Условия задачи склоняют ответить «сто». Но здесь есть подвох. Сто машин производят сто штуковин ровно за столько же, за сколько пять машин производят пять штуковин. Правильный ответ: пять минут.

Это две из трех задач, которые составляют самый короткий в мире тест оценки интеллектаНа самом деле есть еще более короткий тест. Одного из самых блестящих психологов современности звали Амос Тверски. Тверски отличался таким высоким интеллектом, что его коллеги придумали так называемый «тест оценки интеллекта Тверски»: чем быстрее вы понимали, что Тверски умнее вас, тем умнее вы были. Об этом тесте мне рассказал Адам Альтер. Он набрал высокие баллы.. Он называется проверка когнитивной рефлексии (Cognitive Reflection Test — CRT). Этот тест, придуманный профессором Йельского университета Шейном Фредериком, оценивает способность воспринимать сложность — не торопиться с импульсивными ответами и задумываться над более глубокими аналитическими решениями.

Фредерик утверждает, что при необходимости быстро распределить людей в соответствии с уровнем их когнитивных способностей его короткий тест так же полезен, как и тесты из сотен пунктов, на выполнение которых уходит несколько часов. В качестве подтверждения Фредерик предложил CRT студентам девяти американских колледжей, и результаты довольно точно соответствовали результатам более традиционных тестов умственных способностейЧтобы убедиться, что он оценивает умственные способности, а не что-либо еще, Фредерик скоррелировал результаты CRT с прочими факторами. «Анализ ответов показывает, что результаты CRT никак не связаны с предпочтениями между яблоками и апельсинами, Pepsi и Coke, пивом и вином или рэпом и балетом, — пишет он.. Студенты из Массачусетского технологического института — вероятно, самые мозговитые студенты в мире — набрали в среднем 2,18 балла из трех. Результат студентов университета Карнеги-Меллона в Питтсбурге, еще одного невероятно элитного учебного заведения, — 1,51 балла из трех. Результат питомцев Гарварда — 1,43; Мичиганского университета в АннАрборе — 1,18; университета Толедо — 0,57.

CRT — очень трудный тест. Но тут есть одна удивительная вещь. Знаете, какой самый простой способ повысить результаты теста? Надо чуть-чуть его усложнить. Несколько лет назад психологи Адам Альтер и Дэниэл Оппенхаймер опробовали эту теорию на группе студентов из Принстонского университета. Сперва они предложили тест в нормальном виде, и студенты продемонстрировали средний показатель в 1,9 балла из трех. Это хороший результат, хотя им далеко до среднего результата в 2,18, принадлежащего студентам МТИ. Затем Оппенхаймер и Альтер распечатали вопросы теста трудно читаемым шрифтом — Myriad Pro, выполненным 10-процентной серой заливкой 10-м кеглем курсивом — с тем, чтобы текст выглядел вот так:

1. Бита и мяч в сумме стоят $1,10. Бита стоит на $1 дороже, чем мяч. Сколько стоит мяч?

Средний результат на сей раз? 2,45. Неожиданно студенты — участники эксперимента справились лучше своих коллег из МТИ.

Странно, не правда ли? Обычно мы полагаем, что лучше решаем задачи, когда те представлены в ясной и доступной форме. Но в данном случае произошло обратное. Шрифт Myriad Pro, выполненный 10-процентной серой заливкой 10-м кеглем курсивом, серьезно затрудняет чтение. Приходится немного прищуриться, возможно, дважды перечитать предложение, да еще вы, наверное, будете задаваться вопросом, кому вообще пришла идея выбирать для теста подобный шрифт. Неожиданно нужно напрячься, чтобы прочесть вопрос.

Тем не менее, все дополнительные усилия окупаются сторицей. Как говорит Альтер, вопросы, "затрудняющие беглость чтения", вынуждают людей "глубже задумываться о представленном материале. Они расходуют на это больше ресурсов. Они тщательнее анализируют и серьезнее задумываются о происходящем. При необходимости преодолеть некое препятствие они преодолевают его гораздо лучше, если заставить их активнее шевелить мозгами". Альтер и Оппенхаймер усложнили тест на проверку когнитивной рефлексии. Но эта трудность оказалась желательной.

Разумеется, не у всех трудностей есть положительный эффект. Трудности, с которыми столкнулась Кэролайн Сакс на курсе по органической химии в университете Брауна, явно относятся к числу нежелательных. Она любознательная, трудолюбивая, талантливая студентка, любящая науку, и ситуация, в которой она чувствовала себя деморализованной и глупой, не несла с собой никаких преимуществ. Затраченные усилия не укрепили ее любовь к науке.

Они отпугнули ее от науки. Однако в некоторых случаях при определенных обстоятельствах усилия имеют прямо противоположный эффект, когда препятствие, которое на первый взгляд должно уничтожить шансы недооцененного выскочки, на самом деле выступает в роли курсива Альтера и Оппенхаймера Myriad Web, выполненного 10-процентной серой заливкой 10-м кеглем.

Может ли дислексия оказаться желательной трудностью? В то, что такое возможно, учитывая, сколько людей мучается от этого расстройства на протяжении всей жизни, нелегко было бы поверить, если бы не один странный факт: среди успешных предпринимателей встречается неожиданно большое количество дислектиков — по данным Джули Логан из Лондонского городского университета, таковых приблизительно одна треть. Перечень включает многих всемирно известных новаторов нескольких последних десятилетий. Ричард Бренсон, британский миллиардер; Чарльз Шваб, основатель дисконтной брокерской фирмы, носящей его имя; основоположник мобильной телефонии Крейг Макко; Дэвид Нилман, основатель JetBlue; Джон Чемберс, генеральный директор технологического гиганта Cisco; Пол Орфалеа, основатель Kinko. И это далеко не полный список. Невролог Шэрон Томпсон-Шилл вспоминает свое выступление на встрече выдающихся спонсоров университета (практически все они были успешными бизнесменами). Повинуясь внезапному порыву, Шэрон поинтересовалась, скольким из присутствующих ставили диагноз "нарушение обучаемости". "Половина присутствующих подняли руки, — удивляется она. — В это было трудно поверить".

У этого примечательного факта есть два возможных объяснения. Во-первых, эти выдающиеся люди добились триумфального успеха, невзирая на свой недостаток: они настолько умны и креативны, что ничто, даже постоянные трудности с чтением, не могло им помешать. Вторая интерпретация более интересная: успех можно частично объяснить заболеванием, процесс борьбы наделил их огромным преимуществом. Вы бы пожелали дислексию своему ребенку? Если второе из предложенных объяснений верно, возможно, это следовало бы сделать.

***

Детство Дэвида Буа прошло на ферме в сельской местности Иллинойса. Он был старшим из пяти детей. Его родители учительствовали в средней школе. Мать частенько читала маленькому Дэвиду, а он запоминал ее слова, потому что не мог соотнести их с написанным на странице. Самостоятельно читать он начал только в третьем классе, да и то с большим трудом и очень медленно. Много лет спустя он узнал, что у него дислексия. Но тогда он не подозревал о наличии проблемы. В маленьком городке в сельской глубинке чтение не считалось таким уж принципиально важным достижением. Многие его одноклассники при первой возможности бросали школу и начинали трудиться на ферме. Буа читал комиксы, где было мало текста и много картинок. Он никогда не читал ради удовольствия. Даже сегодня он едва ли прочитывает одну книгу в год. Зато смотрит телевизор, ему все равно что показывают, признается он со смехом, "лишь бы двигалось и было цветное". У него ограниченный устный словарный запас. В его речи преобладают короткие слова и короткие предложения. Читая иногда вслух и натыкаясь на незнакомое слово, он останавливается и медленно произносит его по слогам. "Полтора года назад моя жена подарила мне iPad, мое первое компьютероподобное устройство, и что интересно, мои попытки произносить многие слова по буквам кардинально расходились с проверкой орфографии, затрудняя поиск правильного написания, — рассказывает Буа. — Не могу даже сосчитать, сколько раз появлялось окошко с фразой "Нет вариантов написания"".

По окончании средней школы Буа не имел особых амбиций. Оценки у него были очень неровные. К тому времени семья перебралась в Южную Калифорнию, где экономика находилась в самом расцвете. Он нашел работу в строительной сфере. "Работа на улице, с мужчинами старше меня по возрасту, — вспоминает Буа. — Я зарабатывал столько денег, сколько и не мечтал. Было классно". После этого он какое-то время проработал счетоводом в банке, да еще играл в бридж. "Это была классная жизнь. Я бы еще так пожил какое-то время. Но после рождения нашего первого ребенка жена всерьез обеспокоилась моим будущим". Она принесла домой брошюры и буклеты из местных колледжей и университетов. Буа вспомнил, что в детстве его восхищала юриспруденция, и решил поступить в юридическую школу. Сегодня Дэвид Буа один из самых известных в мире адвокатов.

Как же удалось Буа проделать путь от строителя со средним образованием до блестящего адвоката, одного из лучших в своей области? Это величайшая загадка. Ведь вся юриспруденция основана на чтении: здесь постоянно приходится что-то читать: описания прецедентов, заключения экспертов, логические построения, а Буа как раз из тех, для кого чтение сопряжено с огромными трудностями. Уму непостижимо, как ему пришло в голову заняться этой профессией. Но не будем забывать: если вы читаете эту книгу, значит, вы умеете читать, другими словами, никогда не задумывались о всяческих приемах, обходных путях и стратегиях, которые помогают избегать чтения.

Буа поступил в колледж при университете Редлендс, маленьком частном университете в часе езды к востоку от Лос-Анджелеса.

Выбор учебного заведения — мудрое решение. Редлендс — маленький пруд. Буа там блистал. Он усердно учился и был очень хорошо организованным, потому что понимал: иного пути нет. Затем ему повезло. Получение степени в Редлендс предусматривало ряд основных курсов, где нужно было много читать. Однако в те годы подавать заявление в юридическую школу можно было, не имея диплома колледжа. Буа просто пропустил основные курсы. "Помню, как я радовался, когда выяснил, что в юридическую школу можно поступить не отучившись в колледже, — вспоминает он. — Я просто не мог поверить своему счастью".

В юридической школе, понятное дело, читать требовалось еще больше. Но Буа нашел резюме основных прецедентов, пособия, содержащие выжимки из заключений Верховного суда на одну страницу или около того. "Кто-то скажет, что это неправильный способ обучения в юридической школе, — заметил Буа. — Однако он отлично работает". К тому же, он умел слушать. "Практически всю свою жизнь я только и делал, что слушал. Мне пришлось научиться слушать, поскольку по-другому я учиться не мог. Я помню, что говорят люди, помню слова, которые они используют". Сидя на лекциях, он внимательно слушал и старательно впитывал материал, в то время как остальные яростно строчили в тетрадях, рисовали, дремали или пересаживались с места на место. К этому моменту его память превратилась в мощный инструмент. В конце концов, он упражнял ее с самого детства, когда мать читала ему книжки, а он запоминал все услышанное. Его однокурсники, делая пометки, рисуя или погружаясь в дремоту, многое упускали. Их внимание рассеивалось. У Буа подобной проблемы не возникало. Пусть он не умел читать, но его навыки, оттачиваемые неспособностью читать, оказались куда более полезными. Учебу он начал в Северо-Западной юридической школе, а потом перевелся в Йель.

Завершив образование, Буа не стал заниматься корпоративным правом. Это было бы глупо: юристам-корпоративщикам приходится перелопачивать горы документов, не упуская при этом из виду, что где-то там, на странице 367, есть малюсенькая сноска, но очень важная сноска. Он стал судебным адвокатом, выбрав специализацию, при которой нужно много говорить и быстро соображать. Приходилось запоминать все, что требовалось сказать. Иногда в суде он запинался, если в процессе чтения попадалось слово, которое он не мог быстро обработать. Поэтому он останавливался и произносил его по буквам, как школьник на состязании по орфографии. Неловкие ситуации. Хотя выглядело это скорее как проявление эксцентричности, нежели как реальная проблема. В 1990-е годы он возглавлял команду обвинения в деле о нарушении Microsoft антимонопольного законодательства и в ходе судебного процесса постоянно произносил "логин" как "лотин", типичная ошибка для дислектика. И при этом ему не было равных при перекрестном допросе свидетелей, поскольку здесь не было никаких нюансов значений, завуалированных отговорок или специфического и многозначительного выбора слов, смысл которых от него ускользал. И никаких случайных комментариев или признаний за час, день или неделю до судебного процесса, которые он бы не смог услышать, зафиксировать и запомнить.

"Умей я быстрее читать, многие вещи давались бы мне гораздо проще, — заметил Буа. — Это бесспорно. С другой стороны, неумение читать и обучение через слушание и задавание вопросов означают необходимость все упрощать, чтобы дойти до самой сути. А это весьма ценное умение, ведь на судебном процессе ни у судей, ни у присяжных нет ни времени, ни возможности вникать во все тонкости обсуждаемого предмета. Моя сильная сторона — умение представить дело доходчиво". Его противники, книжные черви, обычно штудируют все мыслимые материалы по теме. Но раз за разом погрязают в избыточных подробностях. Не таков Буа.

Одно из самых известных его дел — "Холлингсворт против Шварценеггера"Когда Бланкенхорн занял свидетельское место в январе 2010 года, дело называлось "Перри против Шварценеггера"; оно было переименовано в "Холлингсворт против Перри" на первых слушаниях в Верховном суде в 2013 году. — строилось вокруг калифорнийского закона, ограничивающего понятие брака союзом мужчины и женщины. Буа выступал против неконституционности закона и в ходе памятного перекрестного допроса на процессе в пух и прах разбил главного эксперта противной стороны, Дэвида Бланкенхорна, заставив того признать большую часть выдвигаемых командой Буа аргументов.

"При подготовке свидетелей мы постоянно советуем им не торопиться, — рассказывает Буа. — Даже если в этом нет нужды. Потому что обязательно будут моменты, когда придется замедлиться, и не стоит изменением темпа речи показывать тому, кто ведет допрос, что вы раздумываете над ответом. "Итак, когда вы родились?"" — Он говорил медленно и внятно. — ""В... 1941... году". Не нужно вот этого "Одиннадцатогомарта1941 годавшестьтридцатьутра", пусть даже вы не пытаетесь скрыть сей факт. Ваш ответ на простые вопросы должен звучать точно так же, как и ответ на сложные, тогда по манере речи нельзя будет установить, какие вопросы для вас простые, а какие вызывают затруднение".

Стоило Бланкенхорну в самые ответственные моменты хоть чуть-чуть замешкаться с ответом, Буа тут же хватался за это. "Все дело в интонации, темпе и словах, которые он использовал. Кое-что могут подсказать паузы. Он медлил, когда пытался сформулировать фразу. Если к нему прислушаться, то можно было выделить моменты, где он чувствовал себя некомфортно, где использовал невразумительное слово. И сконцентрировавшись на этих моментах, я сумел заставить его признать ключевые положения нашей аргументации".

***

Буа обладает особым талантом, который объясняет его успехи на профессиональном поприще. Он классно умеет слушать. Но давайте вспомним, как он выработал это умение. Большинство из нас естественным образом тяготеют к сферам, где мы можем продемонстрировать свои сильные стороны. Ребенок, которому легко дается чтение, читает все больше и больше, улучшает навыки чтения и в конце концов выбирает сферу деятельности, где нужно много читать. Молодой человек по имени Тайгер Вудс, обладающий необычной для своего возраста координацией, обнаруживает, что гольф отвечает его устремлениям, и поэтому он тренируется с огромным удовольствием. А поскольку он много тренируется, то играет все лучше и лучше, и так далее, и так далее. Получается эффективный замкнутый круг. Это "накопительное обучение": мы становимся лучше в том или ином деле, совершенствуя сильные стороны, имеющиеся у нас от рождения.

Однако желательные трудности имеют противоположную логику. В своих экспериментах Альтер и Оппенхаймер вынуждали студентов отличиться, усложняя им задачу, побуждая компенсировать то, чего их лишили. Так же поступал и Буа, когда учился слушать: он восполнял свой недостаток. У него не было иного выбора. Ему так тяжко давалось чтение, что приходилось адаптироваться, изголяться и разрабатывать стратегию, позволяющую не отставать от окружающих.

Основной вид обучения — это обучение накопительное. Оно простое и очевидное. Если у вас красивый голос и хороший слух, вам почти ничего больше не понадобится, чтобы петь в хоре. "Компенсационное обучение", наоборот, дается нелегко. Чтобы запоминать книги, которые читает мать, и впоследствии воспроизводить слова убедительно для окружающих, нужно побороть свои ограничения. Преодолеть неуверенность и унижение. Предельно концентрироваться, запоминая слова, и обладать безрассудным мужеством, притворяясь абсолютно нормальным человеком. Большинство людей с серьезным ограничением дееспособности не в состоянии освоить все перечисленные шаги. Но те, кому это удалось, устраиваются гораздо лучше, чем могло бы быть в противном случае, ведь то, что освоено из необходимости несет в себе больше ценности, чем то, что усваивается легко.

Просто поразительно, как часто успешные дислектики рассказывают о компенсации в различных вариациях. "Учебу в школе вспоминаю с содроганием, — поделился со мной воспоминаниями человек по имени Брайан Грейзер. — Я нервничал, очень нервничал. У меня вечность уходила на домашнее задание. Я часами витал в облаках, потому что не мог толком прочитать слова. Мог просидеть на одном месте полтора часа и не сделать ровным счетом ничего. В седьмом, восьмом, девятом и десятом классах я учился на одни двойки, в редких случаях с тройками. А в следующий класс переходил только потому, что мама не разрешала оставлять меня на второй год".

Так как же Грейзеру удалось окончить школу? Перед каждым тестом или экзаменом он планировал и разрабатывал стратегию, даже в начальной школе. "Накануне я встречался с кем-нибудь из одноклассников, — рассказал он. — "Что ты собираешься делать? Как по-твоему будешь отвечать на эти вопросы". Я пытался предугадать, о чем будут спрашивать, а при возможности заполучить вопросы или тестовые задания".

Перейдя в старшие классы, он усовершенствовал свою стратегию. "Я опротестовывал все свои оценки, — продолжил он. — Другими словами, каждый раз, получая тетрадь с отметкой, я подходил к учителю и уговаривал изменить ее. Обычно мне удавалось убедить их поменять двойку на тройку, а тройку на четверку. Практически всегда — в 90% случаев — они соглашались. Я просто брал их измором. Со временем я достиг большого мастерства в этом деле. Стал увереннее. В колледже я готовился к занятиям, зная, что мне предстоит часовая дискуссия с профессором. Я научился использовать все возможные приемы, доказывая свою правоту. Это была отличная тренировка".

Конечно, все хорошие родители стараются обучить своих детей искусству убеждения. Но обычному хорошо приспособленному ребенку нет нужды всерьез относиться к этим урокам. Если вы учитесь на "отлично", зачем ломать голову над тем, как удачнее провести переговоры о повышении отметки, или выстраивать подробную стратегию по сдаче теста. Но Грейзер, как и Буа, совершенствовавший умение слушать, упражнялся в ведении переговоров с пистолетом у виска. И упражнялся изо дня в день, год за годом. Говоря "это была отличная тренировка", Грейзер имеет в виду, что, культивируя умение убедительно выдавать слабые стороны за сильные, он превосходно подготовился к будущей профессии. Сегодня Грейзер один из наиболее успешных за последние тридцать лет голливудских кинопродюсеровСреди многочисленных фильмов Грейзера "Всплеск", "Аполлон 13", "Игры разума" и "8 миля". Я упоминал о нем в своей книге "Озарение: Сила мгновенных решений", описывая искусство подбора актеров..

Добился бы Брайан Грейзер такого ошеломляющего успеха, не будь он дислектиком?

***

Давайте копнем чуть глубже и попробуем разобраться в этой странной зависимости между неврологической дисфункцией и карьерным успехом. В главе о большом пруде я писал о том, что пребывание в менее привилегированном и элитарном окружении открывает больше свободы для реализации идей и научных интересов. У Кэролайн Сакс было бы больше возможностей посвятить себя любимой профессии, выбери она не первый университет из списка предпочтений, а второй. Импрессионизм стал возможным только в крошечной галерее, куда практически никто не заходил, а не на самой престижной выставке в мире.

Дислектики тоже являются аутсайдерами. Они вынуждены держаться особняком в школе, потому что не в состоянии отвечать предъявляемым в школе требованиям. Возможно ли, что "аутсайдерство" наделило их неким преимуществом в дальнейшей жизни? Чтобы ответить на данный вопрос, стоит побольше узнать о типе личности, свойственном новаторам и предпринимателям.

Психологи описывают личность с помощью так называемой пятифакторной модели, или опросника "Большая пятерка", который оценивает человека по следующим пяти параметрам:"Большая пятерка" — стандартный тест, используемый социальными психологами для оценки личности. Социологи порой недолюбливают личностные тесты вроде, скажем, теста Майерс-Бриггс, поскольку считают, что подобные "непрофессиональные" тесты упускают из виду одни ключевые качества и неверно описывают другие.

По утверждению психолога Джордана Питерсона, новаторов и пионеров отличает особое сочетание этих качеств, в частности, трех последних: открытости новому опыту, доброжелательности и добросовестности.

Новаторы должны быть открытыми. Должны уметь рисовать в своем воображении то, что другим не под силу, и быть готовы противостоять собственным предубеждениям. Им необходимо быть добросовестными. Новатор с гениальными идеями, не обладающий дисциплинированностью и упорством для их осуществления, — обыкновенный мечтатель. Это тоже очевидно.

Но самое главное, новаторы должны быть дерзкими нонконформистами. Я не имею в виду, что они должны быть "грубыми" или "неприятными". Я хочу сказать, что по пятому параметру личностного опросника "Большая пятерка", "дружелюбности", они обычно находятся на дальнем конце шкалы. Это люди, готовые идти на социальные риски, совершать поступки, которые вызывают неодобрение окружающих.

Это непросто. Общество осуждает неконформность. Мы, люди, имеем врожденную потребность в одобрении окружающих. Тем не менее, радикальная и революционная мысль зайдет в тупик без готовности бросить вызов условностям. "Если вас посетила новая, разрушительная идея что будет делать дружелюбный человек? — говорит Питерсон. — Если вы не хотите задеть чувства других людей и пошатнуть общественный строй, то не станете претворять эту идею в жизнь". Как однажды выразился драматург Джордж Бернард Шоу: "Разумный человек приспосабливается к миру. Неразумный — упорно пытается приспособить мир к себе. Поэтому прогресс зависит от неразумных людей".

Наглядной иллюстрацией теории Питерсона служит история шведской торговой сети по продаже мебели IKEA. Компания была основана Ингваром Кампрадом. Его посетило гениальное озарение: большая часть стоимости мебели приходилась на сборку. Прикручивание ножек к столу не только стоило денег, но и значительно удорожало его транспортировку. Поэтому он стал продавать мебель в разобранном виде, она перевозилась в плоских коробках, что обходилось дешевле, и в итоге стоила дешевле, чем у всех его конкурентов.

В середине 1950-х годах Кампрада ждали неприятности. Шведские производители мебели устроили IKEA бойкот. Они разозлились из-за низких цен и отказались выполнять его заказы. IKEA была на грани разорения. В отчаянных поисках решения Кампрад обратил взор на юг и вспомнил, что на другой стороне Балтийского моря находится Польша, страна с гораздо более дешевой рабочей силой и богатыми запасами древесины. В этом и есть открытость Кампрада: в начале 1960-х годов мало какие компании занимались аутсорсингом. И Кампрад сосредоточил все внимание на налаживании производства в Польше. Задача оказалась не из простых. В 1960-е годы в стране с коммунистическим строем царил полный бардак: ни инфраструктуры, ни оборудования, ни квалифицированной рабочей силы, ни привычной для западного бизнеса правовой защиты. Но Кампрада это не отпугнуло. "Он очень дотошный руководитель, — говорит Андерс Ослунд, научный сотрудник Института мировой экономики Петерсона. — Вот почему он преуспел там, где другие потерпели поражение. Он отправлялся в эти малоприятные места и самолично следил за ходом работы. Невероятно упрямая личность". Это и есть добросовестность.

Но что самое поразительное в решении Кампрада? Год, в котором он перевел производство в Польшу: 1961. Возведение Берлинской стены. Разгар Холодной войны. Через год Восток и Запад во время Карибского кризиса окажутся в шаге от ядерной войны. Поступок Кампрада — это как если бы сегодня в Северной Корее открыли магазин Walmart. Большинству людей и в голову бы не пришло вести бизнес в стране политического противника из страха быть заклейменным предателем. Но Кампрад не относился числу таких людей. Его мало беспокоило мнение окружающих. Это и есть дерзость и неконформность.

Очень немногие люди обладают креативностью, позволяющей перевозить мебель в плоских коробках и перенести производство в другую страну перед лицом бойкота. Еще меньшее количество обладают не только творческим подходом к решению проблем, но и дисциплинированностью, позволяющей организовать первоклассное производство в условиях экономического застоя. Но обладать креативностью, добросовестностью и силой духа, чтобы игнорировать Холодную войну? Редкий случай.

Дислексия вовсе необязательно делает людей открытыми. Или добросовестными (хотя, конечно, это вполне возможно). Но наиболее волнующая возможность, открываемая этим нарушением, в том, что оно упрощает человеку путь к дерзкому, неконформному поведению.