Что не так с финалистами «Русского Букера»

Если уж совсем напрямоту, то нынешний короткий список – откровенно постный и даже унылый. От некоторых без видимой надобности удлиненных текстов чувствуешь какое-то муторное ощущение турбулентности, а от иных испытываешь банальную скуку и даже желание задвинуть книгу подальше. Разбираемся, что не так с номинантами Русского Букера.

Издательство «Русский Гулливер»

Книгу-лауреата Александры Николаенко успел освистать почти весь литературный истеблишмент, но если искать «блох», то это вполне неплохое произведение, выстроенное скорее как стихи в прозе, в меру смешное, в меру печальное. Но прежде всего – это текст с ощутимым ритмом, отчасти напоминающий детский стишок, правда, с некоторой юмористически-макабрической атмосферой. А рассказывает «Убить Бобрыкина» о том, как трогательный, несуразный и вместе с тем жутковатый Саша спустя годы по-прежнему влюблен в одноклассницу Таню, вышедшую замуж за красавца Бобрыкине, которого предсказуемо собираются убить.

Но, как не крути, с аннотацией, провозглашающей Николаенко как нового Сашу Соколова и Венедикта Ерофеева или же с вердиктом жюри о новаторстве и самобытности ее текста, согласиться никак нельзя. Все же это привычная история о маленьком и психически больном человечке, опирающаяся на традицию.

Редакция Елены Шубиной

Новый роман Гиголашвили повествует о двух неделях из жизни Ивана Грозного во время его пребывания в Александровской слободе. Уставший «холить и истреблять свой народ», обиженный царь бросает Русь на хана Симеона Бекбулатовича, мечтает о жизни в ските, затем о новых крестовых походах и военных кампаниях, а после снова о монашеском уделе. Каждая глава начинается со сна Ивана (о располовиненном тесаком приятеле детства или же о сброшенной с башни псине), продолжается приемом бесчисленных послов, поглаживанием крылатого кроля и попутными думами о где-то подцепленном шанкре. И так все четырнадцать глав.

Тайный год – вязкий и дремучий кирпич на семьсот страниц, который хочется подсушить и уменьшить хотя бы на треть. Лишь изредка – ближе к концу – в повествовании выныривает кульминация в виде вот-вот проклевывающегося мистически-детективного сюжета в духе Акунина, который впрочем, так и не появится. Однако, надо признать, что Гиголашвили пытался донести вполне четкий месседж. Не только рассказать о самом загадочном годе в правлении Русью, но показать психопортрет даже не царя, а уязвимого, никем не обласканного и вынужденного противостоять боярам мальчика, превратившегося в государя-самодура.

Редакция Елены Шубиной

Есть такие произведения, которые как бы смотрят на мир снизу вверх: по-детски наивно, любяще, но при этом с эдаким мудрым прищуром. Именно таким представляется «Голомяное пламя», которое рассказывает о пропитанной пряным воздухом Карелии, буйстве стихий и гордом народе поморов.

Но роман ли это? Новиков пытается перебрасывать мостики от наших дней к далекому прошлому и охватить несколько персонажей (от монаха XVI века до туристов), все как один повествующих в сказовой форме, – отчего нить «романа» то и дело путается. Вот и вышел разрозненный псевдо-полифонический текст, который так и хочется расчленить и превратить в сборник стройных и симпатичных рассказов. Ведь писателя не раз хвалили за врожденный дар рассказчика, которым ему и следовало оставаться. В целом же вышла прекрасная, неподдельно искренняя история, признающаяся в любви суровому Северу.

ArsisBooks

У офтальмологов есть специальный прибор для фиксации век. Простите за косноязычное сравнение, но больше всего «Заххок» напоминает этот хитроумный инструмент. Читать роман Медведева сложно – не в силу концентрированности повествования или дремучего синтаксиса, но от эмоционального накала и накатывающего сопереживания героям. Однако как только возникает желание перестать бороться вместе с героями, интерес и даже некоторая привязанность – тот самый фиксатор – приковывают взгляд обратно.

Заххок одновременно заполняет неизученный пробел о гражданской войне в Таджикистане и разворачивает перед читателем частную историю русской учительницы Веры, переплетающейся с десятком других персонажей. Если Новикову не удалось написать полифонический роман, то Медведев справился с этой задачей на отлично. Каждая ниточка гобелена представлена самобытно и оригинально, а продуманная и филигранно проработанная структура напоминает морфологию сказки.

Эксмо

Через кабинет криминального психолога Юли ежедневно проходят десятки убийц и осквернителей морали. Тем не менее, каждого из преступников – от матери, избавившейся от ребенка, или пьяного мужика – Юля может оправдать и понять. Быть может, преступить закон их толкает попытка защитить свое представление о лучшей жизни и красоте этой возможной жизни? Так погоня за иллюзией становится контрапунктом, связывающим все истории, а для героини еще и поводом для свидания с маньяком, на котором все и обрывается. Философичный, возможно, несколько тягучий и увлажненный психологизмом роман, который все же стоит прочитать.

Новый мир

Номах – это такая мифотворческая биография Нестора Махно, в которой Малышев изображает Украину, располовиненную махновцами и петлюровцами.

Первая претензия: автор не умеет дозировать кровь. У него она буквально выжимается из глоток противников руками жестоких махновцев, белогвардейцев, темных и страшных селян – так что все превращается в пространство грез Тарантино. Вторая: слишком прямолинейное и, в общем-то, неловкое желание обречь Махно в тотем и предмет для упований изрядно надоедает буквально в начале чтения. Номах оставляет множество вопросов, но, пожалуй, самым настойчивым остается «зачем я это прочитал».