10 толстых романов, на которые можно потратить летние вечера и не пожалеть

В этом романе сохранилась старинная, сусальная имперская пышность, которая значительно укрупняется в переводе, где привольно расставлены уже покрытые значительным слоем прошлого слова вроде «муругой» и «табльдота». И сам этот роман в условиях нынешнего фрагментарного, бесконечно ускоряющегося потока времени может при первом подходе к нему показаться избыточно старинным и, возможно, даже скучным. А между тем это удивительно легкий и летний роман, огромная солидная плотность которого напоминает жаркий летний день — на даче или на взморье — вроде тех счастливых дней, что проживает юная Тони Будденброк перед тем, как ее счастье окончится навсегда. «Будденброки» — это напряженно выстроенная драма об угасании общего, бывшего времени в границах одной семьи, солидное мраморное надгробие цельному и медленному девятнадцатому веку, пока-пока цикличной бюргерской культуре — и попросту история о том, что бывает, когда у тебя есть семья и эта семья тебя ест.

Сюжет в одном предложении: мужчина и женщина случайно встречаются после долгой разлуки и вспоминают отформатировавшее их совместное детство, в котором нашлось место и семейной вражде, и роковым тайнам.

Во многом красотой и какой-то совершенно ошеломительной нормальностью роман обязан как раз своему размеру. Это история, которая не пренебрегает романным пространством, а, напротив, осваивает его — щедро, неторопливо и плотно, в духе классической русской или английской литературы, никогда не упускавшей возможности остановиться посреди сюжета, чтобы дотошно описать меблировку комнат или долгое движение чувств в отдельно взятом человеке. «Кокон» — с его явными любовными отсылками к «Анне Карениной» и диккенсовским «Большим надеждам» — это роман и о детстве, в котором время течет дольше и заметнее, и о неожиданно понятном нам Китае, выросшем из клетчатых челночных сумок девяностых, и о том, как можно обменять свою жизнь на чужую, совершенно того не заметив. И все это множество тем, людей, образов и историй сосуществует в «Коконе» совершенно без давки именно потому, что этот роман может позволить себе долгие остановки, чтобы детально описать магазинчик у дома, сундуки в бабкиной комнате, детские игры с дедушкой-растением, изобретение устройства для связи с душой, ночи на лестнице в ожидании чужого тепла, запах чеснока и лука, поезд Москва — Пекин и вкус лакричных карамелек. Это современный роман, выстроенный так, будто никакой современности не существует, а есть только одна вечность.

Сюжет в одном предложении: в «интернете для мертвых» цифровые дубликаты покойников (и непокойников) пытаются пробиться к живым, используя вместо VPN вещи и коллективную память.

Чем хороша проза Замировской, так это сдержанностью. У современной русской прозы есть слабость к долгим цепочкам прилагательных, которые, кажется, самозарождаются в тексте, едва писателю стоит решить, что он писатель. Здесь же прилагательные появляются дозированно и в редкие моменты, когда сюжет романа — надо сказать, откровенно увлекательный — вдруг съезжает в лирические, но очень точные эссе о природе памяти. «Смерти.net» — это, конечно, роман о памяти, о том, как мы помним мир, оставшийся за пределами нашей жизни, сохранившийся только в цифровом формате, и о том, как мы теперь волей-неволей существуем, и в том числе в виде текста, который будет нам вечным надгробием, третьей рукой и пятой ногой, упрямо остающейся от нас после смерти.

Сюжет в одном предложении: журналист расследует историю одного убийства, попутно воссоздавая удивительную картину целого города с его очень, очень живописными жителями.

Книга Берендта – это идеальный толстый документальный роман для тех, кто не читает художественной литературы. Идеальный во многом потому, что эта книга, написанная на основе реальных событий, лучше любой литературы. Джон Берендт, приехавший в Саванну для того, чтобы написать о громком судебном процессе, вместо этого пишет о самом городе, каждый житель которого — от чернокожей дрэг-квин Леди Шабли до жрицы вуду Минервы — достоин если не отдельной книги, то отдельной главы. Чем особенно хороша эта книга, так это тем, как Берендт врет, ни капельки не привирая, — жители города, несмотря на всю их киношную, романную эксцентричность не кажутся ни выдуманными, ни додуманными, хотя Берендт, конечно, вовсю менял имена, хронологию и события. Сама Саванна в его книге предстает каким-то цельным, волшебным, литературным городом, в котором только такие люди и могут существовать совершенно логично и законно. Это все и правда, и, правда, лучше, чем правда.

Сюжет в одном предложении: в одной семье было двенадцать детей и проблем в двенадцатой степени.

В первом приближении этот роман кажется очередным черноземным скандинавским нуаром. Хлещет секущий дождь, дымится навоз, мычат в хлеву коровы, предчувствуя неминуемый абьюз, темнеют за окном провинциальные восьмидесятые в шведско-финской глубинке посреди темного-темного леса. В лесу сидит семья Тойми и все ее двенадцать детей, и живые, и мертвые, и у каждого своя история — и своя жизнь, которую они прокладывают, как дорогу, в основном из дома и куда глаза глядят. Но в самой своей сути «Завещание» — это очень понятный нам деревенский роман о быте и бытовании большой семьи, в которой внешняя безысходность вдруг оборачивается суровой северной красотой, а за внешней несчастностью двенадцати детей и их родителей вдруг проглядывает истинная любовь к роду и месту, откуда ты родом.

Сюжет в одном предложении: не умещается.

Сюжеты романов Антонии Байетт пересказать практически невозможно, не потому, что их там нет, — напротив, она умеет связать невероятно прочный сюжетный канат и нигде не уронить его в лужу. Но Байетт писательница не сюжетов, а вещей, галерей, садов, домов, времени и удивительно живых людей, поэтому каждый ее роман — это не история, а объемный мир, который движется и живет по своим законам внутреннего романного хронотопа, и наилучший способ читать романы Байетт — это двигаться по ним в заданном ей ритме. Первая книга из тетралогии о Фредерике Поттер на самом деле большой семейный роман, упрятанный в оболочку из признаков времени и густой, сугубой вещности. Это роман-сад, по которому разбегаются тропки отдельных историй, и для того, чтобы в полной мере прожить и прочитать каждую из них, нужно смотреть не на историю, а на то, что спрятано вокруг: цитаты из елизаветинских драматургов, тончайшие движения мыслей и чувств, долгие разговоры вроде бы о чувствах, но на деле о книгах, на сам воздух, розы, мазки цвета и складки тканей, на луга, поля и все то, что составляет не нить романа, а саму его материю.

Сюжет в одном предложении: история нескольких поколений одной большой семьи на фоне войны и непростых метаморфоз Японии.

В предисловии к роману Отохико один из его переводчиков, Александр Мещеряков, во многом благодаря которому этот роман и появился на русском языке (автор, большой поклонник русской литературы, мечтал о том, чтобы главный роман всей его жизни появился на русском, и в 2016 году именно Мещерякову передали чемодан, набитый книгами Отохико), сравнивает — и вполне заслуженно — «Столицу в огне» с «Войной и миром». Это действительно история семейная, вписанная в историю страны и войны, и поэтому она сразу, наверное, напомнит нашему читателю еще и «Тихий Дон», и, например, «Жизнь и судьбу» Гроссмана. Но в первую очередь это роман, который становится для читателя своего рода окном в ушедшую повседневность другой страны — на его глазах изменятся не только многочисленные герои романа, но и Токио, и Япония, которые и сгорят, и возродятся заново.

Сюжет в одном предложении: хоронили Ролана Барта, порвали все, что можно было деконструировать.

Несмотря на то что Филипп Соллерс даже собирался подавать на Лорана Бине в суд за то, как Бине обошелся с ним в книге, нельзя сказать, что это какой-то особенно злой или особенно сатирический роман, главная цель которого — от души поиздеваться над французскими постструктуралистами и их манерой не говорить ни слова в простоте. Напротив, это роман, весь выстроенный вокруг любви к гуманитарному знанию, который делает своего рода невозможное: превращает философию французского постструктурализма, всю эту дробленую, фрагментарную систему идей о лакунах и отсутствиях, в быстрый, захлебывающийся от экшена триллер, где место ключевых персонажей занимают реально существовавшие и существующие ученые и философы — Роман Якобсон, Юлия Кристева, Умберто Эко, Жак Деррида и многие другие, в том числе якобы загадочно убитый Ролан Барт, смерть которого и дает старт этой истории. Роман в котором автор убивает Барта, а не наоборот (Барт — автор известного высказывания о смерти автора, об отделенности автора от текста, который всякий раз с нуля выстраивает для себя новый читатель этого текста), как мы понимаем, не может быть плохим или скучным, но самое главное — его можно с удовольствием прочитать, даже если вы не знаете, кто такой Ролан Барт.

Сюжет в одном предложении: сборник работ советского писателя с безупречным русским языком.

Проза Леонида Цыпкина, которую в этом году в каком-то полном, аккуратном и приятно увесистом виде наконец выпустило издательство «НЛО», — это какое-то идеальное дачное чтение из прошлого, но не из настоящего прошлого, а из прошлого, во многом сконструированного ностальгией и детскими воспоминаниями. Во многом так происходит благодаря самому стилю Цыпкина, который отдает не семидесятыми–восьмидесятыми, а чем-то более ранним и вневременным, осознанной неспешностью классической русской литературы. Заглавная повесть «Лето в Бадене», где одна поездка на поезде в 1970-х вдруг органичным образом сплавляется с путешествием семьи Достоевских в Европу, с ее долгими периодами и чистым ритмом языка, кажется посланием в бутылке и просто редкой удачей.

Сюжет одной строкой: зло нашло улицу одной девочки и теперь ищет ее дом.

Всякий раз, когда читатель, на долгое время провалившийся в «Противостояние» Стивена Кинга, ищет, что бы почитать еще такого же, ему советуют «Лебединую песнь» Маккаммона. Действительно, это в чем-то очень похожие книги: и там и там Америка лежит в руинах, только в случае с романом Маккаммона всему виной не смертельный грипп, а ядерный апокалипсис. И там и там условный черный человек, красноглазое зло, бродит кругами в поисках мирового господства, и заодно — желая окончательно победить силы добра, за которые у Кинга отвечает матушка Абигейл, а у Маккаммона — девочка по имени Swan, Лебедь. И вот, пока зло ползет по направлению к Свану, навстречу ему на последнюю битву выходит добро. Маккаммон, конечно, гораздо сильнее, чем Кинг, опирается на сюжетность, на экшен-составляющую в роли двигателя истории, в то время как Кинг специально добился публикации полной тысячестраничной версии своего романа, чтобы подольше побыть с героями, с персонажами, которые у него и толкают историю вперед. Поэтому нельзя сказать, чтобы эти книги были так уж похожи: скорее, они идеально друг друга дополняют, и если вам хотелось, чтобы в «Противостоянии» Кинга люди поменьше куда-то задумчиво шли и побольше чего-нибудь делали, то это тот самый роман, который вам и нужно прочитать.