«Вальхен» Ольги Громовой. Фрагмент романа о жизни девочки-подростка в немецком лагере для военнопленных

— Подожди тут, я поговорю с охраной... спрошу, как бы тебе прой­ти туда.

— Может, лучше по­-другому? Пока вы поговорите, я обойду с дру­гой стороны, где умывальники стоят, там от колючки близко до нашего барака и слышно, если позовёшь. Вы охране не говорите, что из­-за меня приехали. Я боюсь — вдруг заберут.

— Что ты, разве я позволю. Ну, раз тебе так спокойнее, попробуй по­-своему. Только осторожно.

Девочка благодарно кивнула и побежала вдоль рядов колючей про­волоки за угол. Добравшись до места, откуда хорошо видно умываль­ники, Валя стала высматривать знакомых. Неожиданно сзади её оклик­нули по­-немецки. Валя вздрогнула и с опаской оглянулась. На неё дру­желюбно и с любопытством смотрели два незнакомых парня.

— Ты что тут? — спросил один — высокий и кареглазый.

— Я... хотела поговорить...

— О! Ты русская? — сказал другой, увидев нашивку.

— Да. Я в этом лагере была. А теперь у бауэра. Хочу повидать зна­комых. А! Вот... — Валя перешла на русский. — Наташа, Марьяна, ау!

Марьяна обернулась на негромкий голос и, увидев Валю, потянула Наташу к ограде.

— Валюшка! Ты как здесь? Откуда?

— Я с хозяином приехала. Он разрешил вас повидать, пока сам у во­ рот с охраной разговаривает.

— И как хозяин?

— Очень хороший. И он, и его жена, и дети. Я там как член семьи. Они все очень много работают, прямо с утра до вечера. Но я — как все. Даже «OST» не ношу — Клаус говорит, что в их доме не хотят это­го видеть.

— Ого! — поразилась Марьяна. — И не боятся?

— Ну для них, конечно, это опасно, но они приучают малышей не болтать, а когда посторонние приходят или я за пределы хозяйства выхожу, то надеваю эту тряпку и стараюсь вести себя как прислуга. Вот у тёти Марты был день рождения осенью — я сама сказала ей, что к гостям выходить не стану, только на кухне буду. Я же не хочу, чтобы у них проблемы были... — Валя вдруг оборвала фразу на по­луслове и хлопнула себя по лбу. — Ой, девочки, не это главное! Клаус вчера радио слушал! Такие новости! Наши под Сталинградом раз­ громили немцев! Сам Геббельс, министр пропаганды, по радио вы­ступал. Объявил, что целая армия... как его... Пулюса, кажется... нет, Паулюса, героически погибла, но Германия, мол, не побеждена... по всей стране траур на три дня. С сегодняшнего. А потом вдруг какой­-то другой голос влез в паузу передачи и говорит: не верьте, армия Паулюса сдалась в плен, Сталинград освобождён, и наши движутся на запад!

— Ура! — завопила Наташа.

Марьяна дёрнула её за рукав, и девушка, испугавшись, закрыла себерот ладонью.

— Ура? Что — ура? — переспросил один из парней, которые, ока­зывается, всё ещё стояли рядом.

— Что Сталинград? — спросил другой.

— Ой, Зденек, Томаш, гутен таг! — смутилась и вспыхнула Наташа, будто только что их увидела. — Валь, это чехи из соседнего лагеря. Они хорошие, не бойся.

— Наши освободили Сталинград, — объяснила Валя по­-немецки. — Вы понимаете?

Высокий, который, как Валя поняла, отреагировал на имя Зденек, кивнул и объяснил товарищу по­чешски, что рассказывает Валя.

— Не просто освободили, — добавила Валя, — а разгромили целую армию и взяли в плен много тысяч солдат и даже фельдмаршала. В Гер­мании траур объявили.

— Ах вот почему вчера и сегодня анвайзеры все такие странные... — задумчиво сказала Марьяна. — Значит, вчера уже узнали. Прямо сами не свои все были. Кто злой сверх меры, кто прямо как в воду опущенный.

— Ага. А сегодня главный в охране, такой пожилой немец, выход­нушкам даже разрешил гулять уйти.

— Кому разрешил? — не поняла Валя.

— Ну, тем бригадам, у кого сегодня выходной. И сказал странное: у вас, мол, сегодня праздник. А мы и не поняли, что за праздник такой. — Валь, а что ты такое сказала: кто­-то вклинивается в радиопере­дачи... — вспомнила Марьяна.

— Он называет себя «человек из народа», и Клаус говорит, что его пока не могут вычислить, что за него даже награда назначена. А он в любую паузу в передаче вклинивается и сообщает правду о Восточном фронте. Клаус думает, что это из наших. Ах да, вот что. — Валя вспо­мнила ещё важное. — Я спрашивала хозяйку, нельзя ли кого­-то из вас брать к нам на выходные. Ну, как нас этот Хоффман забирал, помнишь? Совсем не работать нельзя, хотя и соседей рядом нету — кто бы уви­ дел... Ну, просто в этой семье все работают всё время. Даже дети. Но они иногда нанимают помощников, когда очень много работы, и пла­тят хорошо. Или деньгами, или продуктами.

— Мы бы пришли, да, Марьяш? — сказала Наташа. — Нам деньги не нужны, а вот продукты — это да. Знаешь, мы тут приспособились, если кто что добыл, варить в бараке еду. Хоть они и запирают кухню, когда Эрна уходит.

— Как?!

— На печке. Эрна нам потихоньку отдаёт мелкий лом от брикетов, чтобы легко было спрятать. Девчонки осенью наловчились яблоки во­ровать и картошку с морковью. А мы в тазу варим. Получается. Даже яблоки сварили и потом за завтраком на хлеб мазали. А Эрна делает вид, что не видит. Она хорошая, только очень испуганная.

— А анвайзерки что же? — спросила Валя.

— Ой, ты же не знаешь. Анвайзерок сменили и охрану. Волчиху пере­вели куда­-то. Из старых остались Герда и Эрна. А новые все немоло­дые и, знаешь, — не сильно вредные. Будто жалеют нас. Мы же вече­ром варим. А они уходят в свою дежурку и вроде не видят. Бараки только на ночь запирают снаружи, как и раньше. А так — нет, не та­кие уже вредные.

— Погоди, Наташ, не трещи, — остановила Марьяна. — Валь, если твой бауэр и правда захочет кого­-то из нас взять, как мы узнаем, что это он? Мы ж его не помним. А он нас и не видел.

Валя задумалась.

— Мне всё равно пора идти. Вы подойдите к воротам, а я спрошу

у него что­-то, вот и увидите. И если получится, я вас ему покажу. Валя двинулась вдоль ограды, а Марьяна и Наташа направились че­рез лагерь к воротам.

— Наташа, — окликнул её высокий парень, — ты можешь выйти?

Наташа покраснела и кивнула.

— Můžeš zavolat Ulyanu? — добавил его приятель, которого Наташа называла Томаш.

Наташа не знала чешского, но догадалась и тоже кивнула Томашу — Ульяну она позовёт.