«Ромашки», Илья Воблич: итоги литературного конкурса Правила жизни «В будущее возьмут всех»

T
{"points»:[{"id»:1,"properties»:{"x»:0,"y»:0,"z»:0,"opacity»:1,"scaleX»:1,"scaleY»:1,"rotationX»:0,"rotationY»:0,"rotationZ»:0}},{"id»:3,"properties»:{"x»:339,"y»:152,"z»:0,"opacity»:1,"scaleX»:1,"scaleY»:1,"rotationX»:0,"rotationY»:0,"rotationZ»:0}},{"id»:4,"properties»:{"x»:-625,"y»:721,"z»:0,"opacity»:1,"scaleX»:1,"scaleY»:1,"rotationX»:0,"rotationY»:0,"rotationZ»:-207}},{"id»:6,"properties»:{"x»:-184,"y»:2010,"z»:0,"opacity»:1,"scaleX»:1,"scaleY»:1,"rotationX»:0,"rotationY»:0,"rotationZ»:0}}],"steps»:[{"id»:2,"properties»:{"duration»:170,"delay»:0,"bezier»:[],"ease»:"Power0.easeNone»,"automatic_duration»:true}},{"id»:5,"properties»:{"duration»:569,"delay»:0,"bezier»:[],"ease»:"Power0.easeNone»,"automatic_duration»:true}},{"id»:7,"properties»:{"duration»:1675,"delay»:0,"bezier»:[],"ease»:"Power0.easeNone»,"automatic_duration»:true}}],"transform_origin»:{"x»:0.5,"y»:0.5}}

Ромашки.
Илья Воблич

Я помню интернет, когда он только пришел. Одичалый, людей не подпускал. Зверем выл. Мы его проводами вязали, раньше такие у всех были, от телефонов, чтобы никому не навредил. Потом научили командам. Стал с нами жить, но с характером товарищ, вроде и свой, но в руки не дается. Целая история была к нему подключиться. Сначала костыляешь на почту. Там покупаешь карточку. Карточки были не всегда, поэтому если повезет. Стираешь пятирублевой защитный слой, главное, тереть аккуратно, а то сотрешь лишнее, и не интернет тебе, а дополнительное чтение. Если все получилось, вводишь логин-пароль и ждешь. Системный блок прокашляется, отплюется и завопит на все голоса. Они с телефоном спорить будут, бодаться. Интернет без телефона не мог, и телефон это знал. У них сразу не сложилось. Ворчат, проводами меряются. И так громко, что весь район знает, что ты в интернет полез, никаких чипов не надо. А мне нравилось. Ничего не понимал, о чем говорят, но слушал и представлял.


Костер трещит, это Вован в него карбид бросил. Баран. Полыхнуло так, что опалило ресницы и брови. И волосы на руках. Снова с длинным рукавом ходить, чтобы мать не заметила. А жарко с длинным рукавом-то. Лето. У нас с собой яблоки, натырили в саду по дороге. Они все равно никому не нужны. Кислятина эта. А нам нравится. Укусим по кругу и корчим рожи, у кого кривее. Обычно у нас Косой побеждал. Ему и рожу корчить не нужно, и так кривая. Зато добрый. Постоянно за всех заступается. А может, потому и заступается, что рожа кривая. Сидели вокруг костра, а теперь на спину отвалились, когда полыхнуло, и если сверху смотреть, то как ромашка. А в сердце у нее желтый костер.


Мычит Рома, потому что Машку хочет. Машка мычит, потому что не хочет Рому. Она свой мыльный глаз положила на крутые рога Бориса. А он с причудами, Борис этот, крутит башкой, сбрасывает глаз Машкин. Не нравится ему, что на рога что-то положили. Мне бы тоже не понравилось, будь у меня такие рога. Крутые. Острые. Все быки от зависти на такие рога носом песок поднимают, а телки бревнами падают. Да только ему все равно. Гей он. Мычит себе по ночам. Собаки в ответ ему лают. Учат. Они о любви больше знают. Они и людей учат. Только мы не пониманием по-собачьи. Да и быки, наверно, тоже не понимают.


Гудит поезд. Скоро отправление. Кондуктор проверяет билеты, не торопится. Он для этого усы отрастил. К его сорока они прибавили двадцать, а в шестьдесят можно уже не торопиться. Пассажиры нервничают, переминают ноги, разбивают затекшие плечи, тянут лебединые шеи. Чемоданы, затянутые в пленку, растянутые сумки, вытянутые лица. На отдых едут, поэтому такие серьезные. На улице жарко. Соль вытапливается. Это хорошо, значит, с моря больше привезут. В пакетах колбаса и вареные яйца, желтки желтые, как сердце у ромашки, испортятся на таком солнце. Люди переживают. И море переживает. Волнуется. Они только за себя волнуются. А море за них за всех.


Опрокинули стакан с молоком на небо. Было черное, теперь все белое. И звезды утонули. Я только моргнуть успел, может, это не небо в молоке, а в глазах у меня молоко. Открыл: небо снова черное, даже еще чернее стало. А на нем тарелка висит. Как орден. И кажется, что ничего ее не держит. Но я знаю, что с той стороны, которую не видно, есть иголка, и вставлена она в небо. А небо молчит, терпит, потому что если дали тебе орден — терпи. Тарелка звенит, ругается, снова не туда прилетели. Ладно бы карантин, а у них самоизоляция, значит, примитивные.


— Максим, ваш дедушка запустил протокол воспоминаний. Система жизнеобеспечения будет заблокирована в течение тридцати секунд. В случае повторного запуска протокола я буду вынуждена сообщить в департамент защиты реальности.


— Т-34, это не повторится, прошу вас не отключать систему жизнеобеспечения.


Т-34 — самообучаемый человекоподобный киборг. Их закупили на деньги, которые собрали за нарушение режима самоизоляции. Теперь они живут с нами. Она не умеет улыбаться, и это последнее, что отличает ее от людей.


— Зовите меня ма-ма, Максим.


— Хорошо, мама.


Т-34 улыбнулась.



{"width»:1290,"column_width»:89,"columns_n»:12,"gutter»:20,"line»:20}
default
true
960
1290
false
false
false
{"mode»:"page»,"transition_type»:"slide»,"transition_direction»:"horizontal»,"transition_look»:"belt»,"slides_form»:{}}
{"css»:».editor {font-family: EsqDiadema; font-size: 19px; font-weight: 400; line-height: 26px;}"}