«За лесами, за широкими морями». Денис Бондарев: итоги литературного конкурса Правила жизни «В будущее возьмут всех»
За лесами, за широкими морями.
Денис Бондарев
— Все в Подмосковье отдает зоной. Причем почему у меня такие ассоциации — непонятно, я ж не сидел. Это как будто коллективное знание, что все это оттуда, из казенного мира — эти тяжелые бетонные переходы над ЖД-путями, толстенный слой бугристой краски на ларьках, какие-то кладбищенские ограды повсюду. Порядок везде такой выхолощенный, от которого все искусственным становится — как будто кастрировали улицу, естество из нее вытащили. И люди мрачно передвигаются в режиме маскировки, стараются быть незаметными в своих пресных одеждах, потому что если на них обра...
— Дело не Подмосковье, просто везде зона, — перебил Стас. — В Оренбурге все то же самое, только станций с электричками в Москву нет.
— Нда. Этот мир не для меня придумывали, — сказал Ваня.
После лившего все утро дождя сразу сильно засветило сентябрьское солнце, словно решило что-то всем доказать. Стало жарко, и ребята расстегнули свои яркие куртки.
Свернув с крутой Петровки, они вышли на засыпанную гравием аллею Бульварного кольца. Деревья вокруг доверчиво раскинули свои пока тяжелые кроны — как девчонки, которых еще никто не обижал.
— Да опусти ты маску, нет никого.
— Камеры палят, — сказал Ваня и неопределенно мотнул головой вперед и вверх. — А, так вот, про место это.
И, повысив голос, он продолжил все так же через респиратор:
— Короче, оно секретное, где-то в глуши, по ходу, в Ярославской области. Новеньких туда привозят конспиративно, чтоб никто не знал, где это. По смартфону геопозицию не определить — глушилки стоят, как у Кремля. Живет там человек сто вроде. И никаких ограничений: ни масок, ни камер, ни патрулей, ни комендантского часа.
Затянутой в латекс ладонью Ваня смахнул прилипшую ко лбу влажную прядь светлых волос. Обоим ребятам было лет по двадцать пять. Они опаздывали, поэтому шагали спешно.
— Появилось оно так: парочка молодых московских деятелей еще в самом начале этой эпопеи с вирусом за три копейки скупила полузаброшенную деревню. Шустро все там обустроили и через месяц открыли секретный карантиновый ретрит, где все как в старом мире.
— Байка какая-то.
— Не байка, реальное место. В инстаграме посты были, как они там живут. Представляешь, — продолжал Ваня, — там с незнакомыми людьми можно говорить, никто не шарахается, каждый день тусовки. Настоящие люди, понимаешь? Не цифровые из зума и не эти отстраненные тени на улицах.
— И что они там делают?
— А ничего. То есть, наоборот, все делают. Как на курорте, но с нотками национального колорита. На заре йога под крик петухов. Потом босиком по траве идут в коворкинг у колодца. Днем солнечные ванны — в шезлонгах и с коктейлями на березовом соке. Вечером костры жгут покруче «Бернинг Мена» и хороводы вокруг них водят под лоуфай. Селфятся в луговых травах, скачут на лошадях вместо фитнеса, детокс в баньке устраивают. В общем, гармонизируются с местными энергетическими потоками.
— Потрясающе, — сказал Стас совсем без восторга.
— У них там типа демократия — на общих сходках обсуждают хозяйство, отношения с внешним миром, планируют вылазки. Процветают либерализм, гуманизм и вечные ценности. Но все, конечно, решает администрация — те двое, кто это замутил. Иначе никак. Если о месте узнают, то все накроется, изоляцию от остального мира соблюдать не будут — здравствуй, ковидушка-26, ну и организовывать все надо четко. Хотите обсуждать, где сортир новый выкопать, — пожалуйста, но серьезные вопросы единый центр управления решает. Такой вот рай в среднерусской полосе.
Аллея уперлась в большую бесформенную площадь. После выходных у высокой стелы через дорогу дежурно стоял омоновский пазик. Солнце играло на стеклянных стенах многоэтажки, похожей на груду гигантских кубиков. Стас и Ваня остановились на светофоре.
— А как туда попадают?
— Да понятно как. Это, по сути, дорогой санаторий. Способ сбежать от цивилизации, когда вдруг пиздец настал цивилизации. Угадай, кто сможет убежать от пиздеца, когда он начался?
— Ну да, понятно.
— Вписаться в мир без вируса хотят все, поэтому на входе надо ставить турникеты. Но при этом в самой этой резервации все сделано просто, как будто там живут самые обычные ребята: старые деревянные срубы совсем немного подремонтировали, воду берут из колодца, дровами дома топят. И только кое-где приметы благополучия мелькают — то кроссовки Джимми Чу из-под сарафана выглянут, то шедевральные татуировки у кого-то на покосе обнажатся, то кокаин на бревне у дома кто-то оставит.
Загорелся зеленый, они двинулись дальше.
— Короче, дача для мажоров, — сказал Стас.
— Не совсем. На даче непонятно, у кого какая зараза, а тут все четко: свои врачи, тесты, дезинфекция всего привозного и комфортный карантин по прибытии. А главное — там полноценное общество. Не через забор тете Маше орать, что снова после девяти на улицу выходить нельзя, а с веселой компанией землянику в лес идешь собирать. И никто на уазике не подъедет и не оскорбит твое бесценное достоинство штрафом в четыре тысячи рублей, потому что с ментами тоже все схвачено.
— И сколько они там так будут?
— А сколько мы тут так будем?
Энергичные движения ребят отражались в пыльных, запущенных витринах.
— Ну и что, хочешь присоединиться к этим отдыхающим? — с усмешкой спросил Стас.
Ваня повернулся к другу. В респираторе лицо его выглядело воинственно.
— Нет, конечно, не хочу. Я хочу каждый день, утром и вечером, пялиться в окно электрички. Хочу тревожно читать одни и те же новости: ослабили карантин, снова ужесточили изоляционный режим. Хочу думать о том, что нормальной работы не будет еще очень долго, и поэтому я, как мудак, буду ходить в этой цветастой куртке. Хочу четыре раза в неделю обедать шаурмой. Хочу проводить вечера с родителями в двухкомнатной квартире. Хочу чтить мента как высшую силу. Хочу пересекаться в подъезде с обмефедроненными соседями. Хочу увидеть мир через окошко ютьюба. В общем, я много чего хочу, но вот на солнечный лужок у леса с молоденькими, богатенькими девчушками в коротких маечках и с кокошниками на голове не хочу. Не лежит душа.
— Вот и правильно. От желаний лучше по возможности воздерживаться, от них, говорят, одни страдания, — ответил Стас.
Ваня продолжал, не слушая его:
— У кого-то рай по щелчку пальцев организуется, даже когда все раи отменили, а у кого-то единственный путь по жизни — глубже в жопу. И чем дольше по нему идешь, тем дальше оказываешься от света божьего. А я плохого ничего не сделал, чтоб вот так просто жизнь мимо меня проплыла, помахивая ручкой из чужой лодки.
— Может, в том-то и дело, что не сделал.
Помолчали.
— Да, вот такое вот будущее наступило.
— Да, — ответил Ваня. — И таких деревень много появится, это ж бизнес. Только у одних звезд будет больше, а у других — не будет совсем. Будущее наступило, но для каждого свое.
Они подошли к «Бургер Кингу». У перегороженного столом входа стояли и другие молодые ребята, в таких же ярких куртках. Невдалеке, у ступеней цирка, бронзовый Никулин приглашал в старинную «Победу» с призывно распахнутой дверью.
Из глубины общепита к столу подошел менеджер с гроздью бугристых бумажных пакетов. «Так, семьсот двадцать шестой и двести двенадцатый, кто доставляет?»