Чтение выходного дня: фрагмент нового романа автора «Облачного атласа» Дэвида Митчелла
Дин спешит по Чаринг-Кросс-роуд, мимо театра «Феникс», огибает слепого в темных очках, ступает на мостовую, обгоняя медлительную мамашу с коляской, перепрыгивает через грязную лужу и сворачивает за угол, на Денмарк-стрит, где тут же оскальзывается на черной корке льда. Ноги взмывают к небу. На лету Дин успевает заметить, как сточная канава и небо меняются местами, и думает: «Черт, больно же будет», но тут тротуар с размаху ударяет по ребрам, по коленке и по лодыжке. Черт, больно-то как. Никто не бросается на помощь. Чертов Лондон. Какой-то биржевой маклер, при бакенбардах и шляпе-котелке, усмехается невезению длинноволосого растяпы и проходит мимо. Дин осторожно встает, не обращая внимания на боль и надеясь, что обошлось без переломов. Мистер Кракси не оплачивает больничных. Так, руки и запястья целы. Деньги. Дин проверяет карман куртки, где покоится чековая книжка с драгоценным грузом — десятью пятифунтовыми банкнотами. Полный порядок. Дин ковыляет дальше. Через дорогу, в кафе «Джоконда», у окна маячит Рик (Один Дубль) Уэйкман. Дину ужасно хочется посидеть с ним за кружкой чая с сигареткой и потрепаться о сейшенах, но утро пятницы — утро платы за комнату, и миссис Невитт громадной паучихой уже обос- новалась в гостиной. На этой неделе по деньгам Дин укладывается в обрез. Вчера он наконец-то получил от Рэя банковский ордер и сегодня сорок минут торчал в очереди, чтобы его обналичить, поэтому Дин тащится дальше, мимо музыкального издательства «Линч и Луптон», где мистер Линч сказал ему, что почти все его песни — дрянь, а некоторые — просто фигня. Мимо музыкального агентства Альфа Каммингса, где Альф Каммингс потрепал пухлой рукой Динову ляжку и шепнул: «Мы оба знаем, что я могу для тебя сделать, а вот что ты, паршивец мой прекрасный, можешь сделать для меня?» — и мимо студии «Пыльная лачуга», где Дин собирался записывать демку с «Броненосцем "Потемкин"», но его погнали из группы.
— Помогите... — Багроволицый тип хватает Дина за лацкан и хрипит: — Я... мне... — Он корчится от боли. — Ох, умираю...
— Спокойно, приятель, сядь вот на ступеньку, переведи дух. Где болит?
Из перекошенного рта капает слюна.
— Грудь давит...
— Ничего, мы... сейчас тебе помогут. — Дин оглядывается, но прохожие спешат мимо, поднимают воротники, сдвигают на лоб кепки, отводят глаза.
Человек повисает на Дине, стонет:
— А-а-ах!
— Дружище, тебе надо «скорую»...
— В чем дело? — К ним подходит какой-то парень, сверстник Дина, с короткой стрижкой и в неприметном дафлкоте. Он заглядывает в глаза бедолаге, ослабляет ему узел галстука. — Сэр, меня зовут Хопкинс. Я врач. Кивните, если вы поняли.
Несчастный морщится, охает, с трудом кивает.
— Вот и славно. — Хопкинс оборачивается к Дину. — Это ваш отец?
— Не-а, в первый раз вижу. Он жаловался, что ему грудь сдавило.
— Ах грудь... — Хопкинс снимает перчатку, прикладывает пальцы к жилке на шее больного. — Гм. Пульс прерывистый. Сэр? По-моему, у вас сердечный приступ.
Бедолага широко раскрывает глаза и тут же жмурится от боли.
— Тут, в кафе, есть телефон, — говорит Дин. — Я вызову «скорую».
— Она не успеет, — возражает Хопкинс. — На Чаринг-Кросс-роуд жуткие пробки. Вы знаете, как пройти на Фрит-стрит?
— Да, конечно. Там рядом, на Сохо-Сквер, есть больница.
— Совершенно верно. Бегите туда, объясните, что человеку плохо. Сердечный приступ. Скажите, что доктор Хопкинс просит прислать санитаров с носилками к табачной лавке на Денмарк-стрит. Немедленно. Запомнили?
Хопкинс, Денмарк-стрит, носилки.
— Запомнил.
— Отлично. А я пока окажу первую помощь. Ну, бегите что есть ног. Бедняга долго не протянет.
Дин трусцой пересекает Чаринг-Кросс-роуд, сворачивает на Манетт-стрит, сквозит мимо книжного магазина «Фойлз», ныряет под арку и выбегает на Грик-стрит у паба «Геркулесовы столпы». Тело уже не помнит боли недавнего падения. Дин проносится мимо дворников, которые опоражнивают бачки в мусоровоз, мчится по проезжей части к Сохо-Сквер, распугивает голубиную стаю, сворачивает за угол на Фрит-стрит, снова оскальзывается, чудом не падает, взбегает по ступенькам на больничное крыльцо и врывается в приемный покой, где санитар читает «Дейли миррор». На первой странице — кричащий заголовок: «ГИБЕЛЬ ДОНАЛЬДА КЭМПБЕЛЛА».
— Я от доктора Хопкинса... — выпаливает Дин. — На Денмарк-стрит... сердечный приступ. Пошлите бригаду с носилками... скорее.
Санитар опускает газету. К усам прилипли хлебные крошки.
Он равнодушно глядит на Дина.
— Там человек умирает! — кричит Дин. — Вы слышите?
— Слышу, конечно. Только орать не надо.
— Так пошлите бригаду! Здесь же больница.
Санитар громко фыркает:
— А ты небось только что в банке деньжат снял. А потом встретился с доктором Хопкинсом.
— Ну да, снял. Пятьдесят фунтов. А что такого?
Санитар смахивает крошки с лацкана:
— Деньги-то на месте, сынок?
— Да. — Дин лезет в карман за чековой книжкой. Ее нет. Не может быть! Он проверяет все карманы куртки. Мимо со скрипом провозят каталку. Какой-то малыш заливается слезами. — Черт. Наверное, выронил.
— Эх, сынок, облапошили тебя.
Дин вспоминает, как краснорожий тип привалился к его груди.
— Нет, что вы... Сердечный приступ. Человек на ногах не стоял.
Он снова шарит по карманам. Денег нет.
— Ну, мне тебя утешить нечем. Пятый случай с ноября. Все больницы в центре Лондона в курсе. На вызов к доктору Хопкинсу никого не посылают — бесполезное дело. Бригада прибудет, а там никого нет.
— Но они... они... — Дина мутит.
— Что, не похожи на мошенников?
Именно это и хотел сказать Дин.
— А откуда они узнали, что я при деньгах?
— Вот что бы ты сделал, если б хотел разжиться пухлым бумажником?
Дин задумывается. Банк.
— Они видели, как я снимал деньги, поэтому увязались следом.
Санитар надкусывает слойку с мясом:
— Браво, Шерлок.
— Но... мне же надо заплатить за басуху и... — Дин вспоминает о миссис Невитт. — Черт. И за жилье. Как же я теперь?
— Обратись в полицейский участок, но толку от этого не будет. Для лондонских копов Сохо — огороженная территория с предупредительной надписью: «Входящие, оставьте упованья».
— Моя хозяйка хуже фашиста. Она меня выставит с квартиры.
Санитар прихлебывает чай.
— А ты ей объясни, что хотел стать добрым самаритянином. Может, она над тобой сжалится.
Миссис Невитт сидит у высокого окна. В гостиной пахнет сыростью и топленым салом. Камин заколочен досками. Перед квартирной хозяйкой раскрыт гроссбух. Постукивают и щелкают вязальные спицы. С потолка свисает люстра, которую никогда не включают. Цветочный орнамент обоев тонет в сумраке джунглей. Из позолоченных рам таращат глаза трое покойных супругов миссис Невитт.
— Доброе утро, миссис Невитт.
— Это кому как, мистер Мосс.
— Я тут... — У Дина пересохло в горле. — Меня обокрали.
Вязальные спицы замирают.
— Печально.
— Не то слово. Я взял в банке деньги за квартиру, а на Денмарк-стрит меня обнесли два карманника. Видели, как я деньги снимал, и увязались следом. Грабеж среди белого дня. В буквальном смысле слова.
— Ай-ай-ай. Вот незадача.
«Решила, что я все вру», — думает Дин.
— Вот не надо было бросать работу в «Бреттоне». У королевских печатников. Приличное место. В приличном районе. В Мэйфере никого не обносят.
«Ага, гнуть спину в "Бреттоне" — то еще удовольствие», — думает Дин.
— Я же говорил, миссис Невитт, с «Бреттоном» не заладилось.
— Ну, это не моя забота. Моя забота — квартплата. Я так понимаю, вы хотите отсрочки?
Дин переводит дух. С некоторым облегчением.
— Если честно, я был бы очень благодарен.
Она поджимает губы, раздувает ноздри:
— Что ж, один-единственный раз можно и отсрочить.
— Ох, спасибо, миссис Невитт. Вы не представляете, как я...
— До двух часов пополудни. Как вам известно, я женщина покладистая.
«Она надо мной издевается, карга старая!»
— До двух часов пополудни... сегодня?
— Больше чем достаточно, чтобы дойти до банка и вернуться. И на этот раз деньги никому не показывайте.
Дина бросает в жар, в холод. Мутит.
— У меня на счету пусто, миссис Невитт. А зарплата только в понедельник. Вот тогда я и заплачу. Квартирная хозяйка дергает шнурок, свисающий с потолка. Берет с письменного стола табличку: «СДАЕТСЯ КОМНАТА — ИРЛАНДЦАМ И ЦВЕТНЫМ НЕ ОБРАЩАТЬСЯ — СПРАШИВАЙТЕ».
— Нет-нет, миссис Невитт. Погодите!
Квартирная хозяйка выставляет табличку в окно.
— И где мне сегодня ночевать?
— Где угодно. Но не здесь.
«Сначала остался без денег, теперь без комнаты».
— Верните мой залог.
— Залог не возвращают жильцам, которые не вносят квартплату вовремя. Правила вывешены в каждой комнате. Я вам не должна ни фартинга.
— Но это же мои деньги, миссис Невитт!
— А в подписанном нами договоре сказано иное.
— У вас во вторник уже будет новый жилец. В крайнем случае в среду. Вы не имеете права присваивать мой залог. Это воровство. Она возвращается к вязанию:
— Вот я сразу в тебе признала кокни из канавы. Но сказала себе, мол, дай ему шанс. Все-таки королевские печатники не примут на работу абы кого. Ну и рискнула. И что? Из «Бреттона» ты ушел в какую-то поп-группу. Отрастил патлы, как девчонка. Тратишь все деньги на гитары и бог знает на что еще. Ни пенни не отложил. А теперь обвиняешь меня в воровстве. Вот, будет мне наука. Кто в канаве родился, тот там и останется. О, мистер Харрис! — В дверях гостиной появляется сожитель миссис Невитт, отставной солдафон. — Этот... молодой человек нас покидает. Немедленно.
— Ключи, — требует у Дина мистер Харрис. — Оба.
— А мои шмотки? Или вы их тоже присвоите?
— Забирай свои... шмотки, — говорит миссис Невитт, — и выметайся. Все, что после двух часов дня останется в твоей комнате, в три окажется в лавке Армии спасения. Марш отсюда.
— Да ради бога, — бормочет Дин. — Чтоб вы все сдохли. Миссис Невитт не обращает на него внимания. Спицы щелкают. Мистер Харрис хватает Дина за шиворот, выволакивает его из гостиной.
Дин задыхается:
— Ты меня душишь, сволочь!
Бывший сержант выталкивает Дина в прихожую:
— Собирай манатки и вали отсюда. А то я тебя не просто придушу, пи***ок ты мой сладенький...