5 послевоенных американских романов, на которые стоит обратить внимание: выбор Pollen fanzine

Американская литература ХХ века для русскоязычного читателя как будто закончилась на писателях бит-поколения. В 90-е и начале 00-х были робкие попытки представить послевоенное поколение авторов в лице Джона Барта, Доналда Бартелми, Томаса Пинчона и других, но из-под радаров переводчиков и издателей ушел огромный пласт инновационных текстов, которые у себя на родине, в США, уже давно балансируют между классикой и культом. Разумеется, часто это связано с трудностью самой задачи. «Великий американский роман» – это роман, во-первых, большой; во-вторых, методологически и лингвистически сложный. Мы рассказываем именно о таких текстах, издание которых — подвиг, который однажды нужно будет совершить.

Одна из самых длинных книг на английском (1198 стр.), которую отказывались читать даже рецензенты, берущиеся за любую подработку. И одна из самых известных непрочитанных книг в американской литературе, посоревноваться с которой может только Джозеф Макэлрой со своими «Женщинами и мужчинами» (1987) — 1192 стр. Роман можно считать своеобразной местью Джойсу за неправильно придуманный женский «поток сознания» Молли Блум в последней главе «Улисса», где Янг настолько увлеклась бескровной вендеттой, что договорилась до претендента на «Великий американский роман».

«Мисс Макинтош, дорогая моя» — это роман-путешествие Веры Картвил в поисках своей утраченной няни мисс Джорджии Макинтош. Когда Вере исполнилось 14, мисс Макинтош неожиданно пропала, и теперь Картвил едет через всю Америку на автобусе с вечно лохматым и пьяным водителем Моисеем Ханнекером. Многочисленные персонажи вспоминают своё прошлое, их голоса переплетаются и образуют поистине уникальный и поэтический портрет США середины ХХ века. В итоге роман у Маргарет Янг получился настолько всеобъемлющим и полифоничным, что, потратив на него 17 лет, она больше в этом жанре не работала, но иногда и одной книги может оказаться много.

Книга, которую точно не переиздадут в США из-за её довольно чувствительной мизогинии, объяснимой темой «любовных страданий» и неразделенной страсти. Антиромантический текст про интрижку между 29-летним профессором Виргинского женского колледжа Алариком Дарконвиллем и студенткой Изабель Роусторн. Пир словесного духа, сравнимый лишь с «Бесконечной шуткой» Дэвида Фостера Уоллеса, и одновременно едкая сатира на университетскую жизнь и нравы. Все критики сетуют на то, что читать Теру нужно со словарем, ведь одной из своих целей автор считал возвращение в родной вокабуляр редких и полузабытых слов и выражений. Автор виртуозно играет жанрами с читателем, буквально перебрасывая его из эпохи в эпоху: от поэм и дневников до проповедей, изощренных взываний к Сатане, барочных вязей и каталога мизогинистских «талмудов». Ну и не в малой мере это ещё и книга о котике с прекрасной кличкой Спеллвексит.

Важный американский (пара)религиозный писатель, автор 9 романов, которому никто так и не удосужился сделать страничку в Википедии. «Дубль пятый» – его единственный экспериментальный текст, который уже давно стал культовым. Главный персонаж в романе – пренеприятнейший во всех смыслах тип Саймон Линкскс: мошенник, расист, мизантроп, гедонист и болтун, но даже ему автор по-христиански оставляет надежду на исправление. Саймон, по замыслу Мано, проживает жизнь наоборот, что отражено даже в нумерации страниц – начинается книга с 590, а заканчивается 1. Линкскс собирается снимать фильм «Иисус 2001» (который называет религиозным эквивалентом «Крёстного отца»), но такому великому грешнику это явно не под силу, и он постепенно теряет все свои пять чувств, переходя в конце романа в состояние, равноценное нирване, преследуя при этом неуловимую и таинственную женщину Мэрри. Так его наказание становится божественным прощением, открывая дорогу в наилучший из (кино)миров.

«Голдбаг-вариации» — неспешный и основательный текст про любовь и науку, где автору удалось мастерски соединить ДНК, «Гольдберг-вариации» Баха и рассказ Эдгара Аллана По «Золотой жук». Хитро закрученное, почти музыкальное произведение с двумя сюжетными линиями – одна разворачивается в 1957–1958, другая — в 1983-м. Связанные, словно спиралями ДНК, где в равной мере сплелось личное и публичное, генетика и эротика. Но главное, что объединяет все темы романа – это тайна, покрытая мраком истории и биологии. Две пары влюбленных в романе связаны между собой не только работой, но и музыкой, поиском гармонии в малогармоничном мире. «Голдбаг-вариации» – лучший претендент на идеальный научно-популярный роман, где литература часто пасует перед наукой и даже секс описан с употреблением таких слов, как «ферменты, железы и гемодинамика».

Пока на русский готовится перевод «Плотницкой готики» Гэддиса, не будем забывать, что многие считают лучшим его первый 956-страничный роман «Распознавания», ныне заслуженно получивший статус культового. Но оказалось, что в середине 1950-х литературоведы были просто не готовы воспринять такой массив информации, паутину аллюзий и цитат на девяти языках, нашествия персонажей и сюжетных перипетий, которые причудливо объединились вокруг центральной темы: истинное (действительное) и поддельное (фальшивое) в искусстве. В романе, частично написанном в модной в то время битниковой манере антирассказывания, одним из главных персонажей является Вайетт Гвийон, молодой человек, который изучает историю живописи. Как-то в Нью-Йорке американский капиталист и коллекционер искусства Ректалл Браун предлагает ему почти фаустовский договор (вначале Гэддис писал роман как пародию на поэму Гете): подделывать картины старых фламандских мастеров, которые Браун затем за большие деньги собирается продавать. Гэддис позже вспоминал, что, уже работая над корректурой романа, он решил добавить еще один эпизод, который метафорически воплощает общий замысел: рассказ о человеке, который находит фальшивую картину Тинторетто, под которой был английский пейзаж, а уже под ним обнаруживает настоящего Тинторетто. Мэттью Гэддис, сын писателя, описывал это произведение как разбитое зеркало: «Вайетт стоит в центре, а осколки (другие персонажи) в нём отражаются». Однако, несмотря на эти фабульные уловки, Гэддис считал, что «центральная тема романа – это отсутствие любви», и впоследствии утверждал, что, когда вышли «Распознавания», он «не слишком бы удивился, если бы ему тогда дали Нобеля».