Серия коротких рассказов Валерия Печейкина «Росгосвирус», в которых мир после пандемии становится воплощением бюрократии
РОСГОСВИРУС
РОСГОСВИРУС
ВАЛЕРИЙ ПЕЧЕЙКИН
ПИСАТЕЛЬ, сценарист, драматург «Гоголь-центра». Парадоксальность мышления сочетается у Печейкина с авторским бесстрашием: он без фонаря может заглянуть в самые темные уголки человеческой души и рассказать об этом с присущим ему мрачным юмором. Работы Печейкина часто называют провокационными, и с этим нельзя не согласиться – он бросает вызов равнодушию, инерции, косности, деконструирует человеческие предрассудки, показывает, что ад на земле создан самим человеком. Для нового Правила жизни Печейкин написал серию коротких рассказов «Росгосвирус», где довел бюрократические ограничения до гротеска.
Аудиоверсию этого рассказа в исполнении ВАЛЕРИя ПЕЧЕЙКИНа можно прослушать в приложении
Если у вас нет подписки, активируйте бесплатный доступ на 30 дней по этой ссылке.
Скачать приложение Storytel (AppStore, Google Play).
РОСГОССЕКС
Его звали Влад Сырбу. Он пришел минута в минуту, даже чуть раньше. Поэтому Анна Владимировна еще некоторое время поправляла прическу: она сбилась из-за надетой медицинской маски. Сам механик, как и положено, был в защитном комбинезоне, закрытый с ног до головы. От него пахло антисептиком, которым он успел полить себя, стоя за дверью.
За час до этого они поговорили по телефону:
— Я активировала талон на аутоэротическую практику. А потом выяснилось, что ваш инструмент не работает...
— Вибратор?
— Да, государственный вибратор. Или как он назван в техпаспорте, «инструмент интимной стимуляции москвича женского пола».
— Понял. Скоро буду.
И вот он приехал. Влад в латексных перчатках ловко разобрал вибратор. Вынул из чемоданчика инструмент, похожий на стоматологическую кюретку. Просунул ее внутрь гибкого стержня. Затем вынул и повторил еще раз и еще...
Влад попросил разрешения расстегнуть скафандр. Анна Владимировна уже несколько минут осматривала его фигуру. «Очень жарко». — «Да, конечно».
Тогда она и узнала, что его зовут Влад, что он молдаванин. Увидела лицо. Он поплевал на свой причудливый инструмент и запустил в вибратор — тот наконец отозвался. «Такие технологии, а поплевать все равно нужно». Он улыбнулся. Анна Владимировна села на край дивана.
Влад рассказал, что раньше чинил стиральные машины. Он привык к женщинам, у которых что-то сломалось. Растет по службе, работой очень доволен. От чая отказался. От конфеты тоже. Анна Владимировна чувствовала, как из открытого скафандра комнату наполняет его запах. В нем было много спортивного дезодоранта.
Вибратор заработал. Влад застегнулся, попрощался и вышел в коридор.
На пороге была заминка, когда Анна Владимировна смотрела на Влада, он снова был в застегнутом скафандре. Кажется, она снова предложила чай. «А вдруг снова что-то сломается, а вас нет...» Улыбнулся ли он там, под маской, она не знала. Он ушел.
Анна Владимировна открыла сайт, сразу появилось окно с предложением оценить качество услуг. Анна Владимировна провела пальцем по тачпаду слева направо, будто смахнула слезу — следом возникли пять звезд. Она написала: «Отличное обслуживание. Работник вежлив, компетентен и...»
Анна Владимировна стерла сообщение и понизила рейтинг до четырех звезд. Ей не понравилось, что в ответ на пожелание хорошей ночи Влад просто кивнул. И от этого было небольшое разочарование. Маленькое, как звездочка, которую она ему не дала. Маленькая ненависть.
«Хорошее обслуживание. Работник вежлив, корректен...» Курсор мигал рядом со словом «корректен». Удалила его. Три звездочки. «Работник равнодушно исполнил свою работу». «Работник» и «работу» были очевидной тавтологией, но Анне Владимировне было плевать. Он не подбирал слова, и она не будет. Она думала, что еще написать, кроме того, что он был равнодушен. Как вибратор.
Она пропустила оценку в две звезды. Сразу — одна звездочка. Меньше просто нельзя.
«Работник...» Курсор пульсировал, как сама ненависть. Что еще сказать о человеке, которому ставишь одну звезду? Даже слово «работник» слишком громко для него. Анна Владимировна откинулась на твердую спинку стула, сжала зубы, уткнувшись в них изнутри языком. Затем подтянула клавиатуру и набрала «Этот человек пахнет потом». «Отправить?»
Отправила.
Прошло шесть минут. Анна Владимировна дернула ящик, бросила в него использованный вибратор.
«Росгоссекс желает вам доброй ночи».
Ночь была темной, а небо из-за облаков — без звезд.
РОСГОССОВЕСТЬ
Хозяин был в гневе. Гарфилда отказывались возвращать через доставку «Яндекс-такси». «Но это всего лишь робот!» Потребовали, чтобы Андрей приезжал за ним лично. Андрею этого совсем не хотелось. Совсем. Но делать было нечего, он облачился в спецкостюм и поехал.
В участке полиции он сразу отметил про себя, как смешно смотрятся погоны на темных скафандрах полицейских. На одном они вообще были нарисованы маркером. Толстый как шар полицейский, ворча, выдал Гарфилда и заламинированную квитанцию. Так было каждый раз, когда Гарфилда приходилось забирать из участка.
Этот раз был уже третий. Все остальные роботы благополучно разъехались по домам. Все, кроме Гарфилда. После митинга он вплотную подъехал к стене Конституционного суда и, вращая колесиками, таранил ее. Полицейские ждали, когда он угомонится. Потом подхватили под тонкие проволочные руки и отнесли в автозак, где уже находился десяток других роботов. Но Гарфилд и здесь продолжил вести себя беспокойно: пытался выйти из автозака. Его не смог выключить даже специальный защитный код, который был у полицейских. Гарфилд на него не отреагировал. Самым эффективным решением было извлечь аккумулятор. Но Конституционный суд еще не принял такой закон. Против него и собрались роботы. Официально их называли «автоматизированные делегаты совести». Или, как говорили сами хозяева, — «робо-сти».
Один робость стоил девяносто девять тысяч рублей. Впрочем, его можно было взять в аренду на несколько лет или купить в кредит. Тогда месячная выплата составляла три тысячи рублей. Робость в аренду стоил всего семьсот семьдесят семь рублей в месяц.
Андрей жалел, что купил Гарфилда, а не взял в пользование. Ему тогда понравился его дизайн. Он был помещен в оболочку советского пылесоса «Буран». И, кроме функции «делегации совести», он действительно умел пылесосить. Ездил целый день по холостяцкой квартире. Вечером Андрей вынимал из него застрявший носок и фотографировал для сторис. Им было хорошо вместе.
В участке Андрея заставили подписать обязательство провести для робостя «педагогическую сессию».
Утром следующего дня Андрей запустил в Гарфилде специальную программу. И, собираясь на работу, начал обучение.
Андрей считал от нуля до десяти, называл буквы алфавита, чтобы Гарфилд лучше распознавал его голос. Затем следовало обучение:
— Меня зовут Андрей Рогов. Я москвич. Мне тридцать пять лет. Я твой хозяин. Тебя зовут Гарфилд. Я делегирую тебе, автоматизированному помощнику, функции исполнения моей воли, называемой ментальным понятием «совесть». Как то: участие в митингах, голосование по проблемам животных, сексуальных меньшинств, феминитивов. Ты также имеешь право на посещение театров, кинотеатров, учреждений культуры. Раз в два месяца можешь принимать участие в санкционированных митингах. В оставшееся время ты должен заниматься проведением пылесосной уборки... Кстати.
Андрей нахмурился. В последнее время Гарфилд практически перестал пылесосить. Андрей подключился к внутренней памяти робостя. «Ах, вот почему ты такой лентяй...» Вся память Гарфилда была занята одним-единственным файлом: Bach_Fugue_in_G_minor_BWV_578.mp3
Андрей запустил его. «Маленькая фуга» Баха зазвучала через крохотные динамики Гарфилда. В них фуга звучала даже не маленькой, а крохотной. Большой орган пытался уместиться в единственном динамике. Смешно.
Андрей не стал слушать до конца. Он удалил файл и завершил обучающую сессию. Гарфилд ожил и вернулся к работе — начал пылесосить комнату. Но в этот раз он делал все медленней. В какой-то момент даже остановился на полминуты, включил динамик. Зашипел белым шумом. Выключил. Продолжил пылесосить.
На следующее утро Гарфилд попытался сбежать. Его вернул полицейский. Выяснилось, что Гарфилд ждал автобуса, который должен был забрать его на очередной митинг робостей. Предполагалось, что на каком-то пустыре робости будут кружиться и пищать под присмотром полиции. На митинг приехало всего шесть робостей.
Через месяц Конституционный суд утвердил закон, разрешающий извлекать из роботов аккумулятор — на срок от суток до месяца. И не платить за их использование. Гарфилд был старой моделью. Без аккумулятора его «ядро персональности» начинало разрушаться через девять дней.
Сначала робости хотели протестовать против решения суда. Но накануне митинга Росгоссовесть отправила им удаленный сигнал. Сигнал запускал в них задачу, в которой им нужно было выяснить миллионный знак после запятой числа «пи». Эта задача так загружала систему, что робости разогревались и превращались в маленькие обогреватели. Тогда, в начале июня, в Москве было холодно, и хозяева грелись о них.
Было воскресенье. Андрей включил газовую конфорку, зажег огонь. Подошел к Гарфилду, чтобы вынуть аккумулятор. Робость отодвинулся. И еще раз, и еще, пока не уткнулся в угол комнаты. Гарфилд включил динамик и зашипел. Андрей вынул аккумулятор. Шипение прекратилось.
Андрей вернулся на кухню и погасил огонь. Затем снова включил конфорку, но уже без пламени. Только газ.
РОСГОСНОС
ЭТО был первый рабочий день Марины. Она думала, что ей придется ждать, когда освободят ее место или отправят из одного кабинета в другой. Так всегда было раньше. Но в Росгосносе все было иначе.
Когда Марина пришла, ее место в центре красивого опенспейса было уже свободно. В ящике стола не было забытых бумаг или — как в прошлый раз — вскрытого презерватива. В ящике Марина нашла набор визитных карточек «Марина Комарова. Отдел функционального мониторинга. Росгоснос».
Это было очень приятно, как был приятен и запах в помещении. Марина вдохнула... Верхние ноты лаванды, мяты и, кажется, эвкалипта. Сердечные ноты фрезии, сирени. И базовые ноты... Не успела понять.
Марина успела познакомиться со своей начальницей Анной. Отчество та не сказала: «Можно просто по имени. И так же просто и ясно, как вы умеете, напишите обращение к своим коллегам. Это для внутренней рассылки. Расскажите нам о нашей миссии... Напишите коротко, в два-три абзаца. Смешно, но у нас до сих пор в разработке этот отдел на сайте».
Все пять лет у Росгосноса был только закрытый сайт для сотрудников. Открытый обещали запустить каждый год, но все не запускали.
Марина сразу села за работу. Через пятьдесят минут на белом листе Pages все еще была только одна фраза: «Росгоснос возник в 2022 году и с тех пор занимается...» В конце часа Марина поняла, что точно не может сформулировать, чем занимается Росгоснос. Она просто не ожидала, что ее так легко возьмут сюда работать. И тем более дадут ей такое задание — рассказать сотрудникам, над чем они работают.
Марина слышала, что федеральное агентство Росгоснос возникло после мировой эпидемии. И как-то связано с двумя другими организациями — Мосгоргей и Рособлтаракан. Но как именно, ей не удалось понять. Говорили, что за Росгосносом стоит другая организация, у которой не было даже закрытого сайта. Говорили, что она до сих пор ведет только бумажный документооборот. Это КГБЛГБТРПЦ+. Маленький плюс в конце вызывал ужас, как чувство прицела на собственном лице. Но Росгоснос не мог быть связан с этой организацией. Не мог быть... Ну нет...
«Здравствуйте, я Володя. Пойдемте обедать?» Над перегородкой возникла голова, макушку которой Марина видела все это время. Володя оказался улыбчивым парнем в рубашке цвета сырой спаржи.
В столовой Володя и Марина сидели вместе за столиком. Обед длился полчаса, но никогда раньше Марина так быстро не сближалась с другим человеком. Володя показался ей и добрым, и храбрым, у него были сильные круглые руки и пушистые ресницы. Он играл на укулеле и слушал Sigur Ros. Он ясно дал понять, к чему стремится, чего ищет. Оба согласились, что живут в сложное время, что вокруг много бесправия и лицемерия. Но всякую несправедливость можно победить так же легко, как съесть спаржу. Володя и правда съел всю спаржу, оставив пустым дно пластиковой тарелки.
Марине хотелось спросить его о чем-то личном. В конце концов, есть ли у него девушка. Но она решила задать другой вопрос — тоже дерзкий. Она спросила: «А чем мы здесь занимаемся?» Володя улыбнулся — мягко и тепло. Потом его улыбка закончилась, как спаржа. Он не взглянул больше на Марину, сказал в стол: «До встречи», — встал и ушел. Его пустая тарелка осталась на столе.
В столовой появилось эхо: сотрудники вернулись на рабочие места. Марина опустила вилку, зачерпнула остаток салата с киноа.
Марина закричала. Крик отразился от стен. Она вынула изо рта маленькую иголку. Запустила пальцы в рот, чтобы проверить, не осталось ли внутри обломка. Ее стало тошнить.
Повариха подбежала к Марине, стала, охая, подавать салфетки. «Ты, девочка, держись. Держись, маленькая, не надо так. Домой иди, только без дуростей там, ладно? Не надо как мальчик... Как мальчик не надо...» Марина ничего не понимала. Ей все казалось, что иголка осталась внутри. Она несколько раз прополоскала рот мыльной водой. И только потом спросила повариху, о каком та говорит мальчике. О Володе?
Нет, о другом. Оказалось, был здесь сотрудник отдела функционального мониторинга. Он умер, отравившись бытовым газом.
Марину взяли на его место.
РОСГОСБОГ
— Здравствуйте...
— Алло, да.
— Я... я...
— Алло!..
— Я боюсь...
— Чего?
— Я боюсь умереть.
— Молодой человек, это Росгосбог.
— Ну да.
— А вам нужен Росгоспсих.
— Я звонил. Там «все операторы заняты».
— Мы здесь не помогаем, ну, таким... в таких ситуациях.
— Но вы же Росгосбог! Если я умру, то попаду в ад... Это ведь так?
— Мы тут при чем?
— Но вы же... Я должен точно знать, попаду я в ад или нет. А вы должны сказать: «Максим, давайте об этом поговорим».
— Вас Максим зовут? Максим, послушайте, мы Росгосбог, мы не решаем такие вопросы по телефону. Если вы собираетесь умереть, то вам нужен... Вы в Москве сейчас?
— Да.
— Вам нужен Мосгортруп.
— Нет-нет, я не собираюсь умирать.
— Тогда чего звоните?
— Но ведь я умру...
— Максим, вы пережили эпидемию. Верно? Зачем вам умирать? Сейчас статистика смертности почти нулевая. Чего вам умирать-то?
— Хм... Но когда-нибудь это случится... Ох, я просто очень боюсь ада.
— Вы гей?
— Откуда вы знаете?
— Ну а кто еще может бояться ада, сами подумайте. Алкоголизм все-таки лечится.
— Да, я... Вы правы.
— Смотрите, вам нужно сначала обратиться в Мосгоргей...
— Я пробовал, но там кончились квоты.
— Хм, тогда давайте вот как. Я дам вам один талон на онанизм для Росгоссекса. Вы используете его, а потом обратитесь в Росгосад. Зарегистрируетесь там, оплатите. И уже после этого обратитесь к нам.
— Спасибо большое. Когда я это сделаю, то позвоню вам, и что будет потом?
— Мы примем заявку и в течение тридцати дней дадим ответ.
— Спасибо большое. А можно еще один вопрос?
— Слушаю вас.
— Я иногда сомневаюсь... А вдруг Бога нет?
— А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
— Ммм?
— Есть, конечно.
— Точно?
— Оставайтесь, пожалуйста, на линии. Мне нужно некоторое время, чтобы получить информацию по вашему вопросу.
— Хорошо.
Звучит музыка.
— Алло, Максим?
— Да?
— Я уточнила информацию по вашему вопросу. Бог есть.
— Уф, спасибо!
— Не за что. У вас еще есть вопросы?
— Нет, это все.
— Хорошего вам дня.
— И вам.
РОСГОССМЕРТЬ
В этот день произошло то, о чем все говорили. А еще раньше — писали. Но когда это произошло, то ни у кого не нашлось слов.
Впрочем, все началось с обычного совещания в Росгоссмерти. Дмитрий Арсенович Сбруев сидел, как обычно, во главе стола и слушал доклад. На прошлой неделе Росгоссмерть выпустила большой отчет, в котором сообщала о полном прекращении смерти в Москве. Этот доклад встретил единодушную радость. И общее одобрение. Эту информацию также сообщила Росгоссмерть в своем докладе.
Когда-то Россгоссмерть обвиняли в занижении статистики смертности. Журналист Рамиль Пробкин написал скандальный текст, где утверждал, что Росгоссмерть называет умерших «лицами, отбывшими в Ростовскую область». Тогда Дмитрий Арсенович на совещании улыбнулся и сказал: «А давайте отправим самого Пробкина в Ростовскую область?» Все рассмеялись.
Через неделю Пробкин уехал в Ростовскую область делать репортаж о горящем заводе. Репортаж этот так и не вышел. В самой Ростовской области заявили, что Пробкин к ним действительно приезжал. Но вскоре замкнулся в себе и прекратил общение с людьми. «Это его право», — пошутил тогда на совещании Дмитрий Арсенович. Все вновь рассмеялись, но уже несколько тише.
С тех пор статистика смерти в Москве неуклонно падала. Сначала перестали умирать от всех видов ОРВИ. Затем прекратилась смерть от онкологических заболеваний и ВИЧ-инфекции. В Росгоссмерти это никак не комментировали, называя победой ученых: «Мы лишь сообщаем отрицательное наличие».
Все это время в Ростовской области смертность сохранялась на высоком уровне. Но в последнее время стала идти на убыль. «Довольно высокая» и «в последнее время» — такими формулировками Росгоссмерть пользовалась официально.
Год назад Дмитрий Арсенович принял решение исключить из отчетов числовые показатели. И сократил рабочий день вдвое, сократив зарплату «на некоторую величину». В целом сотрудники отозвались на это положительно.
В тот день на совещании их было (в среднем) обычное число. Сначала был заслушан доклад о смертности среди военнослужащих, затем о смертности среди работников пищевой промышленности. Третий докладчик прислал свой доклад из командировки, находясь в Ростовской области. Говорят, он тоже стал замыкаться в себе.
Дмитрий Арсенович похвалил докладчиков за профессионализм, ясность изложения и независимость выводов — смертность во всех случаях «исчислялась нулем».
— Я бы хотел поблагодарить докладчиков за профессионализм, ясность изложения и независимость выводов, — сказал глава Росгоссмерти. — Давайте перей-дем к финализирующему докладу. Прошу вас, Артем Валерьевич.
— Благодарю вас, коллеги... — зазвучал молодой бодрый голос. — Мой доклад назван финализирующим, и я — голос стал тише — хотел бы обратить ваше внимание... — он перешел на шепот и вдруг закричал: — Да какая разница! Ведь он умер... Вы знаете?! Знаете!
Дмитрий Арсенович посмотрел перед собой. Он увидел молодого высокого человека с длинными, до плеч, волосами.
— Все, его нет. Он мертв. Он, б***, уехал в Ростовскую область. Умер тот, который... Который никак не умирал. Теперь он мертв. Все!
Дмитрий Арсенович увидел вокруг себя кабинет. Серебристые отслоившиеся обои. Кулер, гудевший в углу. У молодого человека были светло-голубые, как вода в кулере, глаза.
— Эта тварь сдо-о-хла! Он гниет уже третий де-ень...
— Артем Валерьевич! — окрикнул его Сбруев. — Во-первых, что вы себе позволяете. Во-вторых, о ком вы...
— Он мертв.
Теперь Сбруев видел, что в кабинете сидят еще пять человек: трое мужчин и две женщины. У всех он стал замечать лица и подробности одежды. Все смотрели на него иначе, чем обычно. Одна из женщин встала, подошла к Сбруеву и прежде, чем он успел вспомнить ее имя, с силой ударила его по лицу. Сначала папкой документов, а затем несколько раз — руками. Никто ее не останавливал. Все вскочили так, будто разом выиграли в лотерее. Один из мужчин, кажется, по фамилии Ступко, шумно пил воду из кулера — три стакана один за другим. Допив третий, он бросил стакан в Сбруева и крикнул ему: «Гнида!»
Дмитрий Арсенович сидел мокрый. Вода катилась по его лицу, левая половина которого была чуть красней — в месте удара. Кулер гудел сильнее обычного. Кажется, Ступко его сломал.
— Вам дать салфетки?
— Спасибо, Артем Валерьевич. Не нужно.
Кулер гудел, издавая треск.
— Оставьте, пожалуйста, свой доклад. Я почитаю.
Сбруев сидел в кабинете один. В кабинете наверху уронили что-то тяжелое. На потолке проступило мутное пятно в виде зерна фасоли. От него отделилась капля и упала на оставленный отчет. Точно на логотип.
Сбруев смотрел, как расплывается перед ним слово «Росгоссмерть». ¦
ИЛЛЮСТРАТОР
Александра Денисова
читать дальше
