Препринт: отрывок из книги Мэри Элиз Саротт «Коллапс. Случайное падение Берлинской стены»
Разведывательные службы западных оккупационных держав, как и их лидеры, тоже были удивлены произошедшими событиями и считали их запланированными. Благодаря разнице во времени президент Джордж Г. У. Буш в тот же день получил возможность, как он сам сказал, «поприветствовать решение руководства Восточной Германии открыть свои границы для желающих эмигрировать или путешествовать». В последующие дни то же самое сделали и другие главы мировых держав. Канцелярия премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер выпустила пресс-релиз, одобряющий принятое режимом ГДР «решение снять ограничения на зарубежные поездки». Тем временем в Западном Берлине представители британской военной администрации распределяли одеяла, палатки и места для временного жилья Они также отправили к границе грузовики с продовольствием для организации питания многочисленных приезжих. В частной беседе Тэтчер выразила беспокойство по поводу возникшей ситуации — не из-за ее стихийности, а потому, что она могла спровоцировать всплеск национализма в Германии. Как выразился один из ее помощников, «премьер-министр была откровенно шокирована зрелищем того, как Бундестаг (парламент ФРГ) встал, чтобы хором спеть Deutschland über alles, когда объявили новости о событиях у Берлинской стены». Она явно не знала, что в 1952 году Западная Германия приняла третий — наименее противоречивый — куплет «Песни немцев» в качестве национального гимна, хотя музыка Йозефа Гайдна осталась неизменной.
Министерство иностранных дел Великобритании справедливо предположило, что Горбачев был удивлен случившимся. В субботу 11 ноября британский посол в Москве написал своему начальству, что «эти события выходят далеко за рамки политики Горбачева в Восточной Европе... Теперь перед Горбачевым встала проблема: как контролировать высвобожденные им силы. Не думаю, что русские знают, как это сделать. Отсюда — их публичное молчание». Посол ФРГ в Москве также заметил в отправленной им в Бонн телеграмме, что «никакой реакции официальных лиц или СМИ» на 9 ноября не было.
Молчание СССР действительно скрывало то смятение, которое испытывали Горбачев и его влиятельные помощники по международным делам — например, Анатолий Черняев. Они были уверены лишь в одном: если кто и принимал решение об открытии границы, то уж точно не они и не их посольство в Восточном Берлине. Теперь они сомневались, как им публично отреагировать. Черняев записал свои первые впечатления в дневнике. В целом он был разочарован, но великодушен по отношению к Горбачеву. Когда «рухнула Берлинская стена», это означало, что «закончилась целая эпоха в истории социалистической системы». В результате «остались наши "лучшие друзья": Кастро, Чаушеску, Ким Ир Сен, ненавидящие нас яростно». Но, как заключал Черняев, «Берлинская стена — это главное», потому что ее крах символизировал «конец Ялты, финал сталинского наследия и "разгрома гитлеровской Германии" в великой войне». В удивительном падении Стены Черняев видел своего рода неожиданную победу Горбачева, который «оказался велик, потому что учуял поступь истории и помог ей выйти в естественное русло».
<...>
Посол Франции в Восточном Берлине отправил в Париж телеграмму, в которой выражал свои сомнения в точности термина «открытие» границы и сообщал, что режим ГДР все равно пытается навязать требование о подаче заявлений. Восточногерманские СМИ, в свою очередь, подчеркивали, что соответствующие органы начнут принимать заявления на выдачу паспортов и виз 10 ноября в 8 утра. А в 2 часа ночи 10 ноября восточногерманская радиостанция объявила, что пограничный контроль и вовсе будет полностью восстановлен через шесть часов — в 8:00.
После нескольких десятилетий произвольных репрессий многие восточные немцы легко были готовы поверить, что это действительно случится. Том Зелло — активист «Библиотеки окружающей среды», сотрудничавший с Гефсиманской церковью, чтобы предавать огласке преступления режима,— вообще не ходил к Стене до утра 10 ноября. Вместо этого он всю ночь провел в библиотеке, используя время между своими дневными рабочими сменами, чтобы напечатать побольше экземпляров подпольной газеты на мимеографе. Он чувствовал, что останавливаться нельзя. Эта газета была для восточных немцев новым и важным источником неподцензурных новостей, поэтому Зелло хотелось успеть ее подготовить.
Когда в 7:15 его жена услышала о том, что через сорок пять минут границу снова закроют, они оба в это поверили. Супруги все бросили и отправились вместе с детьми к ближайшему КПП на Инвалиденштрассе. Семья Зелло добралась до него пешком без десяти минут восемь и увидела, что пешеходная зона перед входом переполнена людьми. Очевидно, что они бы не успели оказаться в голове очереди к 8:00.
Но тут Зелло заметил, что автомобили преодолевают КПП гораздо быстрее. Его настрой в тот день и уверенность в том, что границу действительно закроют, были настолько сильны, что Зелло, размахивая руками, выскочил на полосу для автомобилей прямо перед чьей-то машиной. Водитель затормозил, и Зелло начал умолять его подвезти их, объясняя, что им «хочется показать детям, где живет бабушка». Мать Зелло приезжала к ним, но дети ни разу не навещали ее на Западе, и Зелло надеялся устроить для детей такой праздник «хотя бы раз в жизни». Показав на толпу людей, ожидавших у пешеходного пропускного пункта, Зелло убедил водителя, что только он теперь способен помочь его семье выбраться за границу до ее повторного закрытия. Тот согласился и провез их через пропускной пункт к таксофону на Западе, чтобы они могли позвонить матери Зелло и попросить ее приехать за ними.
Зелло не обязательно было бросаться наперерез едущей машине. План по восстановлению контроля на границе к 8:00 оказался невыполнимым. Наплыв людей был попросту слишком большим, а коллапс режима — необратимым.
Пока Зелло стоял у таксофона в Западном Берлине и набирал номер матери, на другом конце города Марк Казнец — правая рука Тома Брокау—возвращался в гостиницу. Прошедшей ночью он помог взять немало часов интервью у разных людей, в основном у подножия Стены. Над его головой люди начали отламывать (зубилами, молотками и даже голыми руками) кусочки Стены на сувениры, поднимая облака серой пыли. Зайдя в ванную комнату в номере отеля, он посмотрел в зеркало и увидел толстый слой похожей на мел пыли, покрывшей лицо. Он склонился над раковиной, чтобы умыться, прокручивая в памяти невероятные события минувшей ночи. Глядя, как «серая грязная дрянь» сходит с лица и водоворотом устремляется вниз, он поймал себя на мысли, что смотрит, как Берлинская стена буквально уносится в сточную трубу.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: