Правила жизни Барака Обамы

Я — в президенты? Глупости какие. Вы лучше поговорите с моей женой. Мне она постоянно твердит, что я даже с грязными носками не могу управиться.

Проблемы не бывают простыми.

Дул ли я когда-нибудь? Да, дул. Героин — никогда, а вот трава, бухло, иногда даже кокс — все это было. Не скажу, что я этим горжусь. Это, конечно, ошибки молодости, понимаете? Но дул я не для того, чтобы показать, какой я четкий пацан. Для меня приход был способом избавиться от вопроса, кто я такой. Я как будто проходил бульдозером по ландшафту своего сердца, размывал границы памяти.

Злость афроамериканцев не всегда продуктивна. Очень часто она отвлекает внимание от решения настоящих проблем. Но эта злость настоящая. Эта злость очень мощная. Если просто сделать вид, что она исчезла, если вынести ей вердикт, не разобравшись в ее корнях, это только расширит пропасть непонимания, которая существует между расами.

Как меня только не называли люди: и Алабама, и Твою Маму.

Когда я рос, я довольно много времени проводил в белом окружении и выработал свою тактику, эдакий трюк. Белые были абсолютно довольны, пока ты был вежлив, улыбался и не делал резких движений. Они испытывали нечто большее, чем удовлетворение, — они испытывали облегчение: такой приятный сюрприз — столкнуться с молодым чернокожим, у которого хорошие манеры и который не кажется постоянно озлобленным.

В Африке хорошо видно, что разница между деревней, где люди едят, и деревней, где люди голодают, определяется государством. В одной государство работает, в другой — нет. Вот почему меня очень тревожат люди, которые говорят о том, что государство — это враг. Они не понимают его фундаментальной роли.

Много крови, пота и слез утекло, пока мы добились того, что имеем на сегодняшний день. Но мы только начали.

Одна из наших самых больших утрат за эти восемь лет — не падение доходов или дефицит бюджета, это утрата чувства общей цели, высшей цели. Именно его мы и должны восстановить.

Когда вы подчиняете свою жизнь исключительно тому, чтобы срубить побольше денег, это показывает определенную убогость амбиций.

Я не против войн как таковых. Я против глупой войны. Я против войны безрассудной. Я против войны, которая основана на страстях, а не на разуме, на политике, а не на принципах. Я против циничных попыток кабинетных вояк из действующей администрации забить наши головы своей идеологией, невзирая на все муки и человеческие жизни, которыми приходится за это платить. Я против попыток политиканов и чиновников отвлечь нас от роста уровня бедности, от падения доходов населения, от корпоративных скандалов и самого ужасного финансового кризиса со времен Великой депрессии.

Мы не собираемся нянчиться с гражданскими войнами.

Оружие массового поражения, конечно, остается огромной угрозой. Многие авторитарные страны и террористические организации пытаются получить его теми или иными способами, и мир еще очень далек от безопасности в этой сфере. Меня поразила одна история, случившаяся со мной на Украине, куда я приезжал с сенатором Диком Лугаром (соучредитель программы совместного снижения угрозы, образованной в 1991 году и направленной на уничтожение биологического, ядерного и химического оружия и систем его доставки в России и на постсоветском пространстве. — Правила жизни). Мы инспектировали лабораторию по разработке биологического оружия в Киеве — неприметное такое здание в самом центре многомиллионного города. Внутрь мы прошли через хлипкую ограду, замки — вы бы такие даже на свой чемодан не повесили. И вот, заходим мы в эту лабораторию, и наш гид подводит нас к маленькому такому холодильнику. Открывает, а внутри — ряды пробирок, один за другим. Она их вынимает — пробирки позвякивают, — ставит на стол, а потом начинает объяснять: вот здесь — сибирская язва, а здесь — чума. Это я к тому, что в сфере безопасности химического и биологического оружия нам еще очень многое предстоит сделать.

Даже самый рьяный русский пограничник не в силах противостоять биологической угрозе.

Три месяца в политике — это целая жизнь.

Хороший компромисс, хороший законопроект — это как хорошая фраза или хорошая музыка. Любой его сразу распознает и скажет: «Хм. А это ведь работает, в этом есть смысл».

Попытки провести закон против людей, с которых сваливаются штаны, — это пустая трата времени. Нам нужно заниматься созданием рабочих мест, совершенствованием образования и здравоохранения, войной в Ираке, так что любому чиновнику, который обеспокоен спадающими штанами, следовало бы подумать о настоящих проблемах. Учитывая все вышесказанное, хочу заявить: братья, ну подтяните же вы штаны. Вы же идете по улице со своей мамой, со своей бабушкой, а у вас трусы торчат. Ну что это такое? Вы чего вообще? Есть такие проблемы, которые нельзя решить с помощью законов, но это не значит, что вы, ребята, не должны понимать, что делаете, и уважать других людей. Знаете, есть такие люди, которые не хотят видеть ваши трусы, — и я один из них.

Моя вера допускает определенные сомнения.

Каждый день моей жизни наполнен напоминаниями о том, что я не идеален. Если об этом мне не напоминают какие-то события, то обязательно напоминает моя жена.

Я убежден, что, преувеличивая, демонизируя, упрощая наши проблемы, мы проигрываем. Предсказуемость политических дискуссий мешает нам найти новые пути преодоления препятствий. Предсказуемость навязывает нам черно-белое мышление, нам кажется, что должно быть раздутое правительство — или никакого, что надо смириться с существованием 46 миллионов граждан без страховки — или терпеть «социалистическую медицину».

Я прекратил упоминать о том, что моя мать белая, лет в двенадцать или тринадцать, когда понял, что так я заискиваю перед белыми.

Для большинства политиков деньги — это не власть и не статус. Деньги — это возможность распугать конкурентов и побороть свой собственный страх. Деньги не гарантируют победы, но без них ты почти гарантированно проиграешь. Когда я решил баллотироваться в cенат, я обнаружил, что провожу свое время среди состоятельных людей. Как правило, они были умными, интересными и хотели слышать свои собственные мнения в обмен на чеки. Все как один они выражали чаяния своего класса. Я стал все больше походить на спонсоров, с которыми встречался. Я все чаще покидал мир трудностей и простого народа, ради которого я занялся публичной политикой.

Иран, Куба, Венесуэла — все это крошечные страны по сравнению с Советским Союзом. Они не представляют для нас такой угрозы, какую представлял Советский Союз. И тем не менее мы готовы были вести переговоры с Советским Союзом даже тогда, когда нам говорили: «Да мы вас с лица земли сотрем».

Нам нужно усвоить идею совершенства. Не так много ребят стремится к совершенству.

В России мы видим развитие опасных тенденций: ограничение демократии и верховенства закона, насилие, которое имело место в Чечне, вмешательство в дела бывших советских республик. И все это заставляет задуматься о наших отношениях.

Меня больше всего беспокоит не грандиозность наших проблем, а мелочность нашей политики.

Тот факт, что мои 15 минут славы немного растянулись во времени, немного удивил меня и совершенно сбил с толку мою жену.

Я слишком публичен, по сравнению со мной Пэрис Хилтон — просто монашка-отшельница.

Почему я не могу просто спокойно съесть свою вафлю?