Вуди Аллен: «Жизнь бывает либо ужасной, либо совершенно ужасной»

Да.

А что, если бы так и вышло? Из вас получился бы хороший фармацевт?

Никакого фармацевта из меня не вышло бы, ведь в школе я учился просто отвратительно. Мне, скорее, подошла бы какая-нибудь теневая карьера — к примеру, игрока в покер или еще какие азартные игры. Знаете, в старших классах я два года учил испанский, это был обязательный предмет. А поступив в колледж, я записался на курс испанского с нуля, вместе с теми, кто никогда не изучал язык — и все равно не потянул. Так что, не устройся я в шоу-бизнесе, пришлось бы заняться игрой в карты или кости. Эти штуки привлекали меня с тех пор, как я пробовал себя в качестве иллюзиониста-любителя. Но мне повезло: по необъяснимой причине во мне открылся талант к написанию смешных историй. Когда мне было 16, я сочинял репризы про разные случаи на парковке и шутки про тещу, то есть обретался в самом нижнем дивизионе в этой профессии. И все же ровно с того момента, как я занялся этим делом, мне стали за него платить.

Складывается впечатление, что вы не очень цените собственные работы, хотя они повлияли на многих.

Никогда не сталкивался с подобным. Не думаю, что я повлиял хоть на кого-то в чем бы то ни было. Я вижу, сколь объективно велико влияние Мартина Скорсезе, режиссера, которого я обожаю. Вижу влияние Спилберга, многих других. А вот мое влияние — нет, не замечал.

После того как вы написали историю, вы следите за тем, как все будет выглядеть на экране, вникаете в детали?

Разумеется! Буквально в каждый кадр. Я сижу на всех совещаниях по поводу костюмов, причесок, макияжа — я был одержим всем этим еще в ту пору, когда делал первые шаги в кино и толком ни в чем не разбирался. Когда я снимал «Хватай деньги и беги» или «Бананы», я совершенно не понимал, что делать. Но к моменту, когда я начал снимать «Любовь и смерть», я уже твердо стоял на ногах и мог сделать фильм, который смотрелся вполне достойно.

Как бы вы охарактеризовали свой стиль работы?

Как антиперфекционизм. Я не стремлюсь к идеалу. Я не обращаю внимания на то, что считаю несущественным. Если вдруг микрофон попал в кадр, а на часах шесть вечера и скоро начнется интересный бейсбольный матч, я не буду снимать еще и еще, чтобы добиться идеального дубля. Я запросто могу пойти домой, потому что, честно говоря, кино — не главное в моей жизни.

Зачем тогда в прошлом году вы согласились снять сериал для Amazon?

Они доставали меня два года, и все это время я отнекивался: «Нет, мне это не интересно, я мало смотрю телевизор и о телевидении ничего не знаю». А они отвечали: мол, это же всего шесть серий по полчаса каждая, можете снимать что угодно, мы даже не будем интересоваться, что вы там делаете. Можете сделать черно-белое кино, перенести действие во Францию или там в Техас. Они вновь и вновь приходили ко мне, предлагаемая сумма все росла и росла — в конце концов я понял, что просто не могу позволить себе сказать «нет».

Лучшей дилеммы и быть не может.

Я буду играть одного из главных персонажей — там как раз есть очень удачная роль для меня. А это, между прочим, случается все реже по мере того, как стареешь. Еще там будет играть Элейн Мэй, моя старая подруга, и Майли Сайрус.

Каким образом Майли попала в поле вашего зрения?

Когда мои дети смотрели «Ханну Монтану», я вечно думал: «Кто эта девушка? Такая симпатичная, и к тому же здорово умеет шутить — то есть отлично понимает, как преподнести зрителям ту или иную остроту». И когда оказалось, что одна из ролей в сценарии просто как для нее написана, я сказал: «Ну что ж, пригласим Майли Сайрус». Она подошла идеально.

Бен, один из героев «Светской жизни», очень похож на персонажа Джерри Орбаха из «Преступлений и проступков» — того самого, который организует убийство по просьбе своего брата. Как вы придумываете таких персонажей?

Знаете, я вырос в Бруклине, где гангстеры были частью местной культуры. Моего отца в свое время наняли, чтобы он ездил в Саратогу и делал ставки в казино для Альберта Анастазии или еще какого-то мафиози. Я всегда считал, что эти парни, несомненно, умели делать дело. Поймите, в жизни всегда существует такой конфликт: вот ты стремишься жить как цивилизованный человек, отрицающий законы джунглей, быть добропорядочным гражданином, решать проблемы разумно. Но в какой-то момент твоя порядочность и разумный подход просто перестают работать. Ты можешь стараться быть благопристойным, искать компромиссы, но однажды оказываешься в ситуации, когда действовать можно только силой. Чтобы выжить в этом мире, человеку приходится смириться с тем, что зло действительно существует. И тебе придется как-то справляться с ним.

Бен мечтает о загробной жизни — и поэтому обращается в католичество. А вас интересует жизнь после смерти?

Я бы хотел, чтобы грядущая смерть не была неизбежным фактом нашей жизни. Ведь когда ты лежишь без сна в своей спальне, в полной темноте, в три часа ночи, эта истина — как удар. Думаю, умирать лучше в забытьи, потому что такой загробной жизни, мысль о которой удовлетворяла бы тебя, а не пугала, просто не может быть. Человек, сами понимаете, хочет вечно воспринимать мир именно так, как он видит его сейчас — а этого не будет в любом случае. Так что лучше думать, что однажды ты просто тихо исчезнешь.

Идеи по-прежнему приходят к вам легко? И душ, как и раньше, остается отличным местом для размышлений?

О, да! Мой друг Майкл Брикман считает, что все дело в положительно заряженных ионах, которых в душе полно.

А пишете вы всегда в одном и том же месте?

Да, в постели. Беру блокнот с отрывными страницами из желтой бумаги и ручку. Потом еще пару дней трачу на перепечатку.

Какой машинкой пользуетесь?

У меня портативная «Олимпия». Я купил ее в 16 лет за сорок долларов. Помню, спросил тогда у продавца: «Она долго протянет?» А он ответил: «Уже и я помру, и ты, а эта машинка все еще будет в строю». И это правда! Думаю, ее без последствий можно сбросить с Эмпайр-стейт-билдинг. Отличный образец немецкой техники.

Бывает ли такое, что, вспоминая какой-нибудь из своих фильмов, вы чувствуете, что довольны им?

Знаете, я реалист. Из тех четырех десятков картин — или сколько там я снял, — думаю, лишь 10-12 достойны остаться в истории. Остальные либо откровенно неудачные, либо посредственные.

Говорят, вы пытались запретить выход в прокат «Манхэттена», будучи недовольны картиной. Но сейчас-то вы понимаете, что это отличный фильм?

Мне сложно это понять, потому что за те 35 или 40 лет, что прошли со времени съемок, я ни разу этот фильм не смотрел.

Неужели?

Я их вообще никогда не смотрю. Помню, как сидел в кабинете, закончив «Манхэттен», в полном разочаровании. Мне казалось, что фильм не получился, что он какой-то занудно морализаторский. У меня хорошие отношения с руководством студии United Artists, так что я попросил: «Не выпускайте эту картину! Я сделаю вам еще одну, совершенно бесплатно». Но они ответили: «Ты с ума сошел! Отличный фильм! И вообще, мы не можем себе такого позволить, мы ведь берем у банка кредиты на съемки. В общем, не выпускать твой фильм мы не можем. У нас так дела не делаются».

Вы должны посмотреть его — правда, это отличное кино.

Я не могу. Признаюсь, я как раз недавно отклонил такое приглашение. Нью-Йоркская филармония собирается осенью показывать «Манхэттен», а музыку Гершвина из фильма при этом будет играть их оркестр. Разумеется, они меня позвали. Но я ответил: «Нет, ни в коем случае! Можете делать этот проект, я не возражаю, но я не могу в этом участвовать».

В «Энни Холл» вы говорите, что жизнь бывает либо ужасной, либо несчастной. Вы по-прежнему так думаете?

Конечно. Но сейчас я сказал бы, что она бывает либо ужасной, либо совершенно ужасной.

Насколько автобиографичны ваши работы?

Знаете, я помню, как в одном интервью Марлон Брандо жаловался, что люди часто путают его с персонажами, которых он сыграл. Когда вышел фильм «Энни Холл», многие решили, что я играю себя. Но это не так. Я не такой дурак. И гораздо более дисциплинирован. Я, знаете, в детстве был спортивным мальчиком, а вовсе не слабаком. И тем не менее этот персонаж принес мне немало пользы.

Вы снимаете по фильму в год. Вам это все еще доставляет удовольствие?

Это не так трудно, как вы думаете. И потом, я не представляю, чем буду заниматься, если уйду на покой. Я ведь не банковский клерк или продавец в аптеке, который не может дождаться выходных, чтобы заняться своей лодкой. Мне платят за то, что я играю в бейсбол.

Вы о чем-нибудь жалеете?

Вся моя жизнь — сплошные сожаления. Я жалею, что не закончил колледж. Жалею, что не наделен талантом музыканта. Жалею, что в юности был слишком робким. И вообще, чаще всего я жалею о том, что упустил.