Алексей Петренко
Что я делаю... Делаю квас из всего, что бродит, самогонку. Готовлю кашу, печеный картофель, жареное на сале яйцо, окрошку на квасе, щи кислые. И радуюсь тому, что, как руки сделают — так задница и носить будет.
С десяти до семнадцати лет я был пастухом одной коровы — такая у меня была семейная трудовая обязанность. Да ни о чем я тогда не думал. Я мечтал. Мечтал, что вот хорошо бы было, если бы корова издохла — и я бы тоже тогда ходил на речку, играл в футбол и лазил по чужим садам. Не случилось.
Спасти нас может только неверие в свои силы.
О жене — или ничего, или хорошо.Так вот, часто я, любя, справедливо называю жену дурой. На что она однажды сказала: «У каждого мужчины должна быть своя дура».
Режиссеры моего поколения в растерянности. А актеры — нет. Потому что как были скаковыми лошадьми, так и остались. Овес дают, запрягают, хлыст тот же. Чего меняться? Роль в зубы и пошел.
Я счастливый человек. От меня мои домашние никогда не требовали, чтобы я рвал жилы и таскал все в дом. Все довольствовались малым. Благодаря этому мог позволить себе роскошь — я много от каких ролей отказался.
Раньше я только подозревал, что есть в стране люди, живущие очень хорошо, после
В детстве, помню, смотрел кино с рогаткой в руках— чтобы на экране в немцев стрелять и в других отрицательных персонажей. Не любил фильмы о любви — о войне любил.
Все проблемы, глобальные и не глобальные, можно разрешить одним махом. Нужно все это, что по земле ездит — кроме велосипеда, — гудит, пылит, коптит, создает пробки на дорогах, дурно пахнет и порождает лень, враз заменить лошадьми. Ведь это же сколько будет навоза! Какие урожаи будут, сколько кумыса и конины. Исчезнет туберкулез, потому как испарения лошадиной мочи препятствуют развитию туберкулезной палочки. А дармоеды, часами просиживающие за рулем, начнут работать.
Я как-то на Центральном рынке на Цветном в перестроечные времена взял и спел Пимена из «Бориса Годунова». Мне полную коробку денег набросали.
Между образом России, который существует у меня в голове, и реальной Россией дистанция небольшая — примерно, как от моего дома в поселке Никольское до винного магазина.
Русский человек сегодня, вчера, завтра, всегда— это такой мужичонка, идущий ночью по глухой, безлюдной дороге домой. В руках у него дырявая сумка, из сумки торчат две бутылки водки. Его обгоняет автомобиль с подгулявшими людьми. Из окна высовывается человек и просит продать хотя бы одну бутылку. Мужичок, не глядя и не останавливаясь, говорит: «Да пошел ты!» Еще пуще того просят, умоляют его продать им бутылку за любую цену — водки больше в тех местах в это время нигде не найдешь. Мужичок продолжает идти: «Да пошел ты!» Тогда ему предлагают баснословные деньги за бутылку. Он останавливается. Берет бутылку, отдает и идет дальше. «А деньги, деньги возьми!» — кричат из машины. «Да пошел ты!»
Хотел бы я сняться у Федора Бондарчука— но это когда он заматереет, а точнее, заотцевеет.
Для меня очень важно все, что связано с землей. К земле надо привыкнуть. Большую часть жизни мы проведем не на земле, а в земле.
Быть верующим — это значит навсегда подружиться с мыслью о вечности.
Ношу имя юродивого, Алексея человека Божьего. Григорий Распутин — юродивый. Я его играл в «Агонии» Климова. Юродивый добровольно принимает на себя все грехи мира и расплачивается за них уже здесь, на земле. Да если на то пошло, то и Россия наша — юродивая страна. Никто и никогда не принимал на себя такие тяжкие испытания: братоубийство, разорение, нищету. Русские своим юродством явили миру пример того, как не должно никому поступать. Смотрите, мол, все, как это дурно. Вырождаемся. Смотрите и не следуйте нашему примеру. И теперь в наших людях живет это юродство в какой-то мере. Вот пьем.
В радостные дни встаю в 5 утра. В тяжелые — в
Нет, все не так объяснил, все это как-то длинно и занудно.