«Мне нечего прятать»: интервью с Иваном Макаревичем

Вань, для тех, кто не в курсе who is мистер Иван Макаревич, как бы ты описал свою деятельность: музыкант, актер, режиссер?

Думаю, «творческий деятель» вполне подходит. Мне всегда неловко перечислять все, чем занимаюсь. Но попробую. В первую очередь я актер. Всегда им был и буду. Недавно стал режиссировать. Снял сериал для СТС и «Амедиатеки» – «Уроки китайского». Всю жизнь пишу музыку, в последнее время больше для кино. Преподаю актерское мастерство в арт-проекте «Время театра». Делаю одежду, скоро запускаю свой бренд. Пишу рассказы и разные тексты. Вот как-то так.

Про «Уроки китайского» – чем обусловлен выбор темы, о чем проект, как его приняла аудитория?

Я давно хотел расширения в индустрии кино. И тут Team Films в лице Теймура Джафарова и Кати Сычевой предложили мне этот проект. Я подключился к нему как режиссер и соавтор. Переписал все диалоги и несколько персонажей. Восприняли его классно, я доволен. Снимался проект не очень просто. И, учитывая все вводные, на мой взгляд, получилось очень тепло и по-человечески. Надеюсь, сделаем второй сезон. Для меня это очень крутой и полезный опыт. И хочется еще.

Кроме творческой практики у тебя еще есть и педагогическая, расскажи об этом: зачем это тебе, какие у тебя студенты, каково твое отношение к образованию и нужно ли оно для входа в профессию?

Много лет я страдал комплексом самозванца. И помогло преподавание. Я насмотрелся на своего товарища Сережу Кизаса и понял, что тоже хочу попробовать себя в роли педагога. Долгое время знакомые и друзья намекали, что мне стоит это попробовать, но я все откладывал. Потом придумал курс киношного актерского мастерства и пришел в студию, где уже Сережа работал. Познакомился с командой, и мы быстро нашли общий язык. Сейчас у меня уже много выпускников, недавно я набрал еще один курс. Мне безумно нравится результат – как ребята раскрываются, находят в себе что-то новое. Учитывая, что возраст студентов варьируется от 20 до 50 – это дичайше интересно. Уже снял с ними пару короткометражек, скоро буду снимать еще одну. Искренне полюбил это занятие: происходит потрясающий обмен энергией, я очень заряжаюсь.

Вообще, пока я готовился к этому интервью, я понял, что весь наш разговор пройдет в духе времени. Потому что все темы, о которых я хочу с тобой сегодня поговорить, – про отношения и про то, как они меняются. Начиная с ковида, совершенно точно можно говорить о том, что дружеские, романтические, семейные и даже профессиональные отношения очень изменились. Люди в чем-то разобщились, а в чем-то, наоборот, объединились за этот период. Ты чувствуешь эту трансформацию, которая прошла за последние четыре года под влиянием разных событий?

Ковид для меня стал классным тестом, потому что за это время развалилось очень много браков и при этом многие вдруг друг друга обрели и стали суперкрепкой единицей! У меня тогда вообще появилась мысль, что такой карантин нужно ввести как правило для человечества: раз в год на полтора месяца всех закрывать без возможности каких-либо передвижений, потому что многие люди просто боятся с собой оставаться, не любят с собой работать. Им проще все время где-то, как-то, что-то, а здесь у тебя нет выбора. Для меня это был вообще потрясающе счастливый период, помимо переживаний о здоровье мамы. Мы все были очень напуганы: на тебя кто-то чихнул – беги!

Особенно поначалу, когда все было совершенно непонятно.

Особенно родители, потому что ты думаешь: «Да я-то ладно, все будет хорошо». А вот когда мама говорит: «У меня температура»... Помню, у меня была паника пару раз серьезная. Но я скучаю по этому периоду, потому что эти – сколько? – полтора, по-моему, месяца, когда... Если помнишь фильм «Один дома», когда он один остался, вот так я себя чувствовал. Я делал все, что хотел, я посмотрел много фильмов, я прочитал ту литературу, до которой долго не доходили руки, опять же переосмыслил многие отношения с окружением.У меня тогда было ощущение, что мне срочно, вот прямо сейчас нужна жена. А потом вдруг за время ковида я такой: «Да нет, мне еще есть над чем с собой поработать». Мне так хорошо – себе приготовить салат, сесть, посмотреть аниме. Мне прям вот классно было.

Но, прямо скажем, не для всех время ковида оказалось таким классным и осознанным, как для тебя.

Да. Я знаю много историй, когда ребята, которые пять-шесть лет вместе существовали как пара, вдруг именно за эти полтора месяца возненавидели друг друга: они стали жить в разных комнатах, чтобы не пересекаться, чуть ли не делили квартиру пополам: это моя территория, а это – твоя! При этом я знаю трогательные сюжеты, когда, например, мои знакомые устроили свадьбу по зуму. Они оказались (причем случайно) в одной квартире. И вроде они были друзьями, но поскольку кто-то не хотел где-то за городом, он говорит: «Давай я у тебя потусую, пока нам никуда нельзя». И вдруг недели три спустя они такие: «Мы решили пожениться». Это была классная, нежная зум-свадьба. Ну и плюс, как любое, мне кажется, событие мирового масштаба, оно сразу выявляет очень многие штуки, потому что твои знакомые начинают нести что-то такое, что ты думаешь: «Боже, где ты это прятал все время, почему? Вроде бы на одном языке общались». Я помню, смешная, конечно, тема про прививки была. До сих пор же у нас есть антиваксеры.

Еще, если помнишь, на ковиде ходили такие разговоры, что, мол, сейчас закончится ковид, мы все воссоединимся, встретимся, будем ценить общение друг с другом, по*** на разницу во взглядах, на какие-то разногласия, главное, что мы сможем увидеться. Это же переосмысление какой-то ценности, такого аналогового, настоящего, человеческого общения. Потом произошло другое. Очень быстро время показало, что на самом деле никакого переосмысления ценностей не произошло. Наоборот, только усилился водораздел.Расскажи, как это происходило, – не только, может быть, у тебя, а из того, что ты наблюдал во внешней среде.

Мне кажется, появилось больше честности. Я стал понимать, кто, мне хочется, чтоб был рядом, а кто – здорово, что есть, но я не пострадаю. Это хорошая лакмусовая бумажка твоей искренности.

Ты сказал сейчас, что стал более честен и откровенен с собой. С февраля 2022 года наши знакомые, друзья, коллеги и прочие окружающие нас люди нередко призывают нас принять какую-то из сторон. Как ты относишься к этому требованию общества, так скажем, быть честным не только с собой, но и с окружающими?

Мне в этом плане (кстати, я сегодня об этом думал) повезло, потому что мои действительно близкие люди все в России.

Близкие люди – ты имеешь в виду друзья?

Сначала про друзей. Я увидел, что у меня вот этого нет, как, знаешь, у многих было: «У меня все разъехались, и я не знаю, куда теперь себя деть», – потому что все эти перезвоны тоже в один момент перестают работать. Так вот, только один мой близкий товарищ уехал, и то здесь такая история, что у него уже до всех событий были мысли об эмиграции. И вот с ним, например, очень интересная штука получилась, потому что у меня дружеская любовь к нему не ушла абсолютно никуда. Это мой ближайший товарищ. Помню, я ему подражал в школе, потому что он был самый классный, он первый проколол ухо, слушал Limp Bizkit и т. д. Но у нас сильно стало меньше общения. Во-первых, близость и любовь друг к другу – не в частоте общения. И когда я понял, что никуда не хочу и буду жить здесь, мне сложно давались разговоры, которые часто сводились к негативу и к тяжелому «Ну как там у вас?»

К тому же нередко – свысока.

У него, слава богу, этого нет, потому что он очень заземленный, адекватный, еще и художник потрясающий.

Понимаю тебя. У меня, на самом деле, тоже такая история случилась. Тоже, среди прочих, есть один наиболее близкий друг, который уехал. Он совершенно без какого-то менторства, например, или сочувствия, не требующегося совершенно в моем, например, случае. Я не нуждаюсь в сочувствии и какой-то навязанной терапии. Но вместе с тем наше общение поредело, скажем так. Это даже не связано с какими-то позициями, что один смотрит на вещи одним образом, другой – иным образом. Просто жизнь немножко разводит, что называется.

У меня была прекрасная, романтическая история с одной мадам. Мы с ней сильно не сошлись на понимании рутинизирования проблем. Поскольку я, в принципе, всю жизнь живу в творчестве, я недавно стал за собой замечать, что у меня и правда нет искренней любви к протестному творчеству, то есть к тому, где нужно обязательно подмигнуть и сказать: «Ну ты понял, да, о чем мы?» Вообще, я никогда не видел смысла тыкать людям без реально объективной причины на то, что кругом кровь, ужас, все плохо. Меня всегда в другую сторону вело, в тяжелые моменты дать что-то, что человека расслабит, улыбнет и отвлечет от тяжелых мыслей. Мне всегда было интересно некое прямое донесение чувств – любви, потери, чего угодно может быть, но это никогда не должно быть типа: «Видел, в каком костюме, знаешь, на что это намек?» Мне это уже неинтересно.

В принципе, творчество должно быть высказыванием текущего момента или нет?

Мне кажется, нет такого правила. Есть вкус: искусство – понятие растяжимое.

Вкус – это все, как говорил Буковски. В этом смысле и содержание тоже, потому что, если ты пишешь о каких-нибудь, грубо говоря, эскортницах или, например, студентах Высшей школы экономики, это тоже, казалось бы, вопрос вкуса, с одной стороны. С другой стороны, и о том, и о другом можно написать пошлейшим образом. Ни та, ни другая темы не являются запретными или какими-то бессмысленными. И то, и другое важно. Сделать ради того, чтобы сделать, вот это, безусловно, бессмысленно.

Вот! Или опять же свое эго почесать. Вот есть важная штука. Я много смотрю комиков, меньше наших, больше западных. Я вчера об этом думал, мы обсуждали. Я говорю: «Интересно, если взять Штаты, там тема патриотизма тоже очень широкая, много всяких нюансов». Matter, общественное движение, выступающее против расизма и насилия в отношении чернокожих. – «Правила жизни») некоторое время назад. Сейчас, может быть, мы и увидим какую-то волну критической массы, которая только формируется. Как будто бы их повестка постепенно уходит на второй план.

Человеческий подход очень важен.

О каких именно нюансах ты говоришь?

Сейчас объясню. Есть комики – абсолютно легендарные чуваки, которых все любят. Они много шутят над тем, как устроено общество в Штатах, какие там расисты, сексисты и просто нехорошие люди. Но комики, которые над этим иронизируют и при этом любят свою страну и остаются там работать, это одно. А те чуваки, которые, немножко вот так прикрываясь, именно давят конкретно, что США – это полная жопа, – тогда вопрос: что вы там делаете? Вроде и у тех, и у других ирония или протест против того, как все устроено. Но очень важно – как, о чем и для чего это? Это к вопросу о том, что такое позиция.

Вместе с тем возьмем, например, юмор или кино игровое, которое массовому российскому зрителю знакомо (сериалы и прочее). С одной стороны, конечно, как автор ты можешь критически, юмористически, сатирически относиться к обществу, высмеивая какие-то вещи, но тоже до известного момента, потому что я бы посмотрел, как в Америке, например, покритиковали BLM (Black Lives Matter). Насколько, на твой взгляд, американская сцена, о которой ты говоришь, находится в регулировании?

Там сейчас очень интересный момент, потому что при объективных перегибах во многих моментах, абсолютно абсурдных, которые уже никак не объяснимы, потому что как будто все понимают, но некоторые из страха, как это часто бывает, такие: «Не-не, мы вообще очень за всю гиперлиберальную повестку», – а на самом деле это не всегда правда. Но там при этом есть люди... Вот я обожаю Дейва Шаппелла, он потрясающий. Какое-то время назад по интернету гулял его монолог. Так вот, он начал шутить над трансвеститами. Естественно, его стали гнобить, причем жестко. И в одном из стендапов он рассказал о своем друге-трансвестите, который покончил с собой. И после этого ответа, поскольку он мудрейший, честный, искренний человек, заткнулись все. Мне кажется, эти перегибы раскачиваются, раскачиваются, потом из-за какого-то жесткого момента, который всем будет понятен, все постепенно придет к балансу. Правда, это происходит порой через полную задницу, то есть приходится до пика какого-то довести.

А можешь привести пример подобных крайностей?

Например, я встречаю новости об учителе начальных классов – он типа стал советовать ученикам много пропагандистской литературы о том, что пенис можно легко переделать в вагину, и вообще пропагандировал гормональную терапию. Более консервативные родители решили этого учителя убрать из школы. Итог истории – учитель засудил школу и родителей, выиграл и получил кругленькую сумму.

Мне кажется, это тоже какой-то общий тренд. Наше понимание, особенно я имею в виду российское, даже в нашем с тобой окружении, наше представление об Америке формируется, в общем, из медиа, не из реальной жизни. А медиа – это какая-то конъюнктура, которая отражает определенные смысловые центры – Лос-Анджелес, Чикаго, Нью-Йорк, Вашингтон и т. д. Но есть люди вокруг – и тут нечего гадать, можно увидеть результаты выборов Трампа. Иными словами, я хочу сказать, что медиа не всегда увеличительное стекло общества. В современном мире и вовсе наоборот все устроено. Поэтому избрали-то не просто Трампа, а избрали контрповестку, потому что зае*** все немножечко. Что ты думаешь об этом?

У меня недавно был диалог с товарищем. Очень важно же принимать то, что ты читаешь и видишь. Это не значит, что ты в этом разбираешься, потому что, условно говоря, читаешь все равно чей-то пересказ реальных событий. И вот эта его фраза: «Ну все, люди... Совсем система сгнила, потому что, – мне понравилась формулировка, – объективно все поддерживали Камалу». А я просто чуть больше погружен в тему, я пытался ему сказать: «Если реально посмотреть, Трампа как раз поддерживало большинство, очень многие за это боролись и этого ждали». В каком-то смысле это про тот самый баланс, о котором я говорил, потому что перевес видит весь мир, и его надо сбалансировать. Трамп – выдающийся бизнесмен.

Шоумен, пиарщик.

Я думаю, что там сейчас, возможно, за ближайшие несколько лет все в другую сторону качнется.

Я думаю, что сейчас именно из-за того, что он выиграл – и именно выиграл абсолютно безоговорочно – и это всеми признано, на сей раз никто никаких Белых домов захватывать не станет, там будет полная переупаковка всей политической системы.

Причем наверняка тоже со своими перевесами и тараканами, но это совершенно другое.

Вернемся же из далекой Америки к нашему контексту. Ты говоришь о том, что у тебя нет запроса и желания творческого высказывания, с одной стороны, ввинчивать какие-то подмигивания и фигу держать в кармане; с другой стороны, прямо высказываться. Сейчас так или иначе существует критика уехавших. Говорят, что все, кто остался, то есть я, ты и многочисленные наши общие знакомые, друзья – это либо люди, которые работают на систему, создают ширмы и декорации, либо просто прямо отрабатывают какой-то политический заказ. Что ты этим людям мог бы сказать?

Я не люблю переубеждать людей, которые себе нарисовали комфортную картинку. Это если возвращаться немножко назад. У меня есть много знакомых (благо, они не мои друзья), которые здесь оставались адекватными людьми, а уехав туда, начали на меня, на моих друзей гнать, любой мой шаг стал ими оцениваться и восприниматься как что-то абсолютно неприемлемое. Это глупо и, на мой взгляд, абсурдно.

Что, например, они говорят? В чем выражена их претензия, критика?

Если уместить в одну фразу, то, условно говоря, если ты продолжаешь здесь существовать и работать, значит, ты продал душу дьяволу, ты не человек. Для меня это всегда было абсурдно (очень!), потому что я как был про искусство, я так и буду про искусство, как писал, играл, снимал про любовь, так и буду это делать.

Я тоже все время пытаюсь для себя сформулировать, собственно, вот эту разницу. Ну хорошо, допустим, ты уехал. Но ты уехал со своей головой туда, и от смены декораций твое высказывание никак не меняется, во всяком случае – не должно.

Абсолютно.

Претензия, получается, к тому, что все это размещено на российских платформах? В чем она, как ты думаешь? В том, что ты делаешь это на российские деньги?

Да, наверное, ближе к этому. Но мне, вообще, кажется, если эту схему нарисовать, как психолог бы нарисовал, выяснится, что многие мои знакомые, которые уехали, эти решения приняли не от любви к себе или от логики какой-то, а от страха. Любое решение, принятое от страха, очень чревато, потому что ты что-то решил... А это довольно большая штука – уехать, причем не просто уехать, попробовать, а еще и всем активно заявить – английским языком, естественно.

For Russian scroll down. Россияне, которые пишут в инсте, как будто у них вся аудитория уже англоязычная.

Мне, честно, до сих пор кажется, что их некий внутренний ребенок умоляет, чтобы кто-то так же сделал, как и они, и они бы убедились, что правы. Это часто не про реальную оценку тебя, не про реальную оценку твоего творчества и ситуации, а про непринятие. Знаешь, очень хорошая аналогия может быть. Ты бросил пить навсегда, и тебе от этого хорошо. А твой товарищ – человек, который всегда говорил: «Да блин, пить – это красиво, это калории». И когда ты говоришь, что бросил, у него интонация принудительной правоты. И ты понимаешь, что он тоже хотел бы бросить. Мне кажется, что часто эти люди, может, и хотели бы здесь дальше жить, среди своих родственников, в своих любимых местах сидеть с близкими друзьями, но поскольку они уже всем показали свой выбор, они к нему всех и принуждают...

Ну или просто на слабо берут.

Абсолютно. И от этой внутренней досады надо обязательно кого-то куда-то тыкать, чтобы в этом была выражена позиция... Неслучайно появился такой термин, как «уехавшее творчество», очень сейчас распространенный, когда все, что талантливые вроде бы молодые ребята делают, – это такие очень базового, примитивного даже уровня протестные песни, спектакли и т. п. На это же грустно смотреть, потому что ты видишь, что там весь посыл огромного спектакля: пожалуйста, скажите, что я молодец.

А самое главное, что первые полгода, год, полтора, два, может быть, в какой-то массе, опять же иммиграционной, это было кому-то интересно. Но вообще, я знаю, что и в среде эмиграции от всего творчества есть усталость, то есть аудитория редеет.

Это тренд.

Какое-то время весь мир действительно говорит об актуальных событиях: давайте сходим на спектакль или концерт, посмотрим, что там вообще происходит.

Тренды меняются быстро. Началась история Израиля и Газы. А теперь есть об этом фильмы и спектакли?

Это же ведь классическая история – «Общество спектакля» Ги Дебор. Шоу, шоу, шоу.

Я понял: что в музыке, что в кино, что в литературе, что в театре – никогда темы, которые мне хочется людям донести, не были связаны с политикой, с борьбой, с отстаиванием. Не знаю, может, потому что в детстве книжки хорошие читал. Мне вне времени, вне того, что происходит, хочется донести про тепло какое-то, про любовь к близким, про любовь к себе в первую очередь, про дружбу с внутренним ребенком. И что бы ни происходило в мире, это вечно. Поэтому у меня не возникло такого момента.

Говоря же про ограничения, нужно заметить, что без них ничто не обходится сейчас.

Да-да. Одно время была модная шутка, что «то ли дело Голливуд». А если посмотреть на массу голливудского кино, это жесть полная. Абсолютные есть шедевры, каждый год невероятное кино они делают, как и у нас. Но у нас сейчас все переживают о цензурировании каких-то моментов, а у них ты не можешь снять массовое кино, если у тебя, условно говоря, нет какого-нибудь альбиноса или небинарного афроамериканца в инвалидной коляске. Такие у них правила. Там есть люди, которые за этим следят, и ты не можешь им ничего сказать. Ты уже выбираешь, что тебе ближе.

В чем, по-твоему, сущность содержательного творчества в эмиграции?

Это очень индивидуальная история. Я недавно об этом думал. Опять же, если возвращаться к теме «уходя – уходи», как и в отношениях: если ты с кем-то расстался, но продолжаешь потом три года писать, что я никогда тебя не прощу, значит, ты не ушел никуда, а остался там же, и у тебя что-то болит. Это уже не про этого человека, а про тебя. Вот здесь то же самое. Есть люди, которые уехали, и это чуть ли не просто совпало, что время такое, потому что все равно все эти волнения оказывают... Но он как делал – я сейчас банально – творчество про животных, так он и будет делать творчество про животных. Если оно востребовано, если в нем есть душа, оно будет дальше жить. А если ты вдруг решил наконец-то проявить свое эго и показать свою позицию, это какое-то время просуществует, даже если у тебя при этом какая-то талантливая постановка или книжечка. Дальше-то что? Это не может быть тобой на сто процентов, потому что сейчас, в данный момент это твой взгляд на определенную ситуацию, которая закончится, и что с тобой будет дальше?

Ты говоришь о том, что желание какого-то хайпа в реальности мало имеет отношения к реальной морали? Что всем резко понадобилось высказаться в интересах некой конъюнктуры?

Мне все время хочется спросить: «Ты честно скажи, что болит-то?» У меня нет агрессии или ненависти к таким людям. Мне просто жалко, что так вышло, что многие проявились хуже, чем хотели бы. Каждый должен высказаться обо всем обязательно, но зачем? Главное для них – услышать одобрение, вот это очень важный момент.

Да-да. И еще к тому же ты должен быть абсолютно всеми верифицирован, то есть твое высказывание должно получить отклик у всех. А если ты с ним не согласен, значит, ты...

Если ты не согласен, значит, ты козел – логика такая. В этом смысле мне кажется, что каждый справляется со своими страхами и тревогами по-своему. Я тут увидел интервью одного чувака, с которым я когда-то работал. Мягко говоря, карьера, которая у него есть, была создана здесь. Когда человек с улыбкой и яркими глазами говорит: «Я был бы только рад на пепле всего этого станцевать»... Ну... Психические заболевания разные бывают. Тебе может казаться, опять же из-за того что наделал чего-то от неуверенности в себе, от страха, от какой-то потерянности. Интернет дал невероятную возможность – ляпнуть. Раньше у человека было время подумать перед высказыванием, ответственность была другая.

Но для допуска к площадкам с массовой аудиторией необходимо было проделать какой-то путь. Почему тебя должны слушать? Ты какой-то известный и действительно любимый многими музыкант, режиссер, эксперт?

Интернет зародил какое-то новое эго, каждый думает, что его мнение безумно важно для всего человечества.

Знаешь, все поголовно начинают свой ликбез с фразы: «Меня часто спрашивают...» (Смеется.) Кто тебя спрашивает-то, дорогой?

Вот! Для меня интернет, с одной стороны, не часть жизни. Это некая бесконечная доска объявлений и мыслей, такой дневник для всех. Но с другой стороны, ты с утра проснулся не с той ноги, тебя выбесили, и ты такой: «Меня бесит такой-то человек». Но ты это произнес на весь мир.

Интернет помнит все.

Много можно наляпать того, что потом... Даже если ты потом удалишь, ты уже это сказал, и, если это увидели даже 30 человек, даже сто, это твое мнение, которое навсегда с тобой.

Более того, если ты это удалишь, то разойдется в разы быстрее и охватнее, нежели если бы ты это оставил как есть. Называется «эффект Барбры Стрейзанд». Если что-то скрываешь и хочешь удалить, убрать, это разносится еще масштабнее. Вообще, такое ощущение, что люди не боятся ничего сказать кроме того, во что они на самом деле верят. Потому что есть то, во что ты веришь, а есть некая мода, тренд и страх этому всему не соответствовать.

Вот пример. Журналисты встречают каких-то студентов, которые стоят с плакатами там, в Штатах, против Трампа, и начинают спрашивать: «А можете конкретно сказать, что именно вас не устраивает в данный момент?» И часто ответа просто нет. Все выливается в подростковый конфликт с криками и обзывательствами. Иными словами, все превращается просто в желание быть в тренде: то есть мне классно покрасить волосы в синий, надеть футболку с острой протестной фразой – мол, я теперь клевый.

Да, внезапно оказывается, что и майка эта тебе не нравится и что ты сам не знаешь, за кого топишь и против кого топишь.

Это к важному для меня вопросу... Когда все начиналось, меня спрашивали: «А почему ты здесь остаешься?» Да, во-первых, потому что мне здесь хорошо. Вот как бы это ни звучало для некоторых странно, здесь мои родственники, здесь мои друзья, здесь все, на чем я вырос, здесь те люди, для которых я делаю творчество и хочу его делать, благодаря которому я являюсь тем, кем сейчас являюсь. Важно находить красоту во всем. Есть люди, которые переехали куда-то, где – прямо в жирных кавычках – «комфортнее». А что такое «комфортнее»? Там чуть симпатичнее мебель в каких-то местах или нет слякоти? Я люблю людей, которые могут найти красоту. Я сейчас много наблюдаю за собой. У меня есть на районе шаурмичная. Крохотная, недостроенная как надобно. Я в разговорах с этим шаурменом на пластиковом стуле море вдохновения и любви нахожу ко всему миру! Это не потому что: «Да понятно, ты просто смирился, типа пытаешься себя убедить». Ничего я не пытаюсь, я же это искренне чувствую.

На самом деле, комфорт же не в форме, он в содержании. Мы же понимаем, что комфорт – это не квартира в скандинавском стиле, это про понимание друг друга и среды, в которой ты находишься.

Я еще дополню. Любовь – вроде такое заезженное, испорченное миллионом трактовок и взглядов слово, всеми псевдопсихологофилософами современными, но очень многим людям – это я сейчас не свысока говорю, а потому что правда стал сильно это чувствовать – не хватает искренности в том, где ты разделяешь «я это искренне люблю, и поэтому у меня нет вопросов» или «я головой решил, что это хорошо, комфортно, и я это теперь люблю». Вот так ощущается, когда ты правда начинаешь это понимать.

Ну это ровно то, о чем и я говорю. Очень часто оказывается, что тренды, окружение, эти тренды разделяющее, нам навязывают какой-то выбор, что мы должны любить.

Я такую штуку интересную словил. Мне кажется, это года два с половиной назад было, когда такое разделениепошло: «Ну а ты что, остаешься?» Потом странное осознание было, что мне как будто некомфортно и страшно признать, что я люблю свой дом, страну, в которой я вырос.

Оправдываясь немножечко.

А я при этом сидел и думал: у меня же искренняя любовь к своим улицам, к этим людям, к русскому языку, к этой культуре, но почему-то сейчас, из-за того что... Каким бы ты ни был крепким, вот эта вся сила работает. Я могу любому сказать, кто бы мне ни говорил: «Ты что, с ума сошел? Да, люблю я, что я могу сделать? Как с женщиной, понимаешь? Люблю ее и все».

Мой дом не должен нравиться или не нравиться моим друзьям. Это мой выбор. Если вы считаете, что я хуже от того, что я с этой женщиной, значит, вы мне не друзья. Это опять же ваши проблемы, ваши ожидания и несостоятельность этих ожиданий. Я вам не обещал, что буду любить тех, кого любите вы. Вообще, тема любви, мне кажется, очень важна. Она сквозная и сопряжена с какими-то политическими начинаниями – Год семьи и все такое. Меня поражает наша культурная политика, потому что, с одной стороны, мы говорим о демографических проблемах, семейных ценностях – это все очень важно. С другой стороны, контент, особенно связанный с тем, что выходит на платформах, это полная... Свободный секс во всех его проявлениях, но без ЛГБТ-повестки. Это то, что как раз отталкивает и пропагандирует контрповестку.

Такое есть. Поскольку я внутри индустрии, я вижу, что многие хорошие произведения (и литературные, и киношные, и музыкальные) – про «люби, цени, честность и т. д.». Помимо контента, о котором ты говоришь и который совершенно о другом, меня больше пугает абсолютно неконтролируемый поток вот этих фейковых подкастов, как будто кто-то задал вопрос.

Сколько должен зарабатывать твой парень?

Ну, типа если он на первом свидании тратит меньше 20 тысяч рублей, беги. В этот момент я думаю: «Ну не может быть». И когда вижу тысячи комментариев с благодарностями и верой в эту фигню, мне немножко так: «Да фак!»

Да-да, эти товарно-денежные отношения... Я вообще считаю, что это не нуждается в правовом регулировании, ну невозможно, потому что люди тупые везде, а не только в России. Когда человеку внушают: «Закройте глаза, представьте, что вы на Мальдивах, и через пять лет вы окажетесь на Мальдивах», – он отдает последние.

Это может к беде привести. Это какая-то современная форма сатанизма!

Это приводит к беде обязательно, потому что у таких людей минимальная беда – это депрессия, а максимальная – это когда они набирают кредитов, которые не могут отдать, и дальше их ждет трагедия.

А потом с собой кончают несколько человек.

Да, потом это приводит к разрыву семейных отношений, разводам, самоубийствам – потому что это современная, как ты правильно сказал, форма сатанизма. Неслучайно в Америке, например, так развита евангелистика: какие-то шоумены от каких-то христианских коннотаций. Здесь та же самая религия, те же самые апостолы, просто они тебя ведут не к свету, а к долговой яме.

Меня всегда расстраивало, что вроде мы эволюционируем, мы должны становиться умнее. Но до сих пор достаточно включить громкую музыку, вывести на сцену человека – и ты отдашь все и будешь верить.

К тому же еще в любые прочие эпохи, которые сопряжены с трансформацией, с опасностью и страхом за собственную жизнь и жизнь близких, с тем, что ты не можешь объяснить, – как, например, ковид.

Страх опять же.

Страх, теории заговоров, конспирология. А недавно выяснилось, что это никакая не конспирология, что ковид – результат взаимотестируемых американо-китайских сюжетов. Сейчас вообще невероятный рост мистического мышления и веры во все мистическое.

В этом есть какой-то откат.

Тарологи, астрологи.

Конечно, таро, а не психолог! Вы с ума сошли?

Вань, было бы весьма странно, обсудив всех и все (Смеется.), не обсудить одного человека, которого ты, безусловно, любишь, – твоего отца.

Понимаю, давай.

Как ситуацию вижу я. У вас есть внутреннее тепло друг к другу, понимание, эмпатия. Но есть и определенное расхождение, явленное непосредственно в том, что ты находишься здесь и все равно так или иначе транслируешь (сейчас в разговоре и, наверное, в разговорах со своими друзьями, родственниками и т. д.) одни вещи, а отец твой уехал и транслирует абсолютно иные смыслы. Все ли так? Ну и вообще расскажи о твоих отношениях с отцом.

Знаешь, я сегодня сюда ехал, об этом думал, естественно. Вот если суперискренне говорить, это разделяется на такой большой шарик эмоций и маленький шарик эмоций. Объясню. Большой шарик: это мой отец, которого я искренне люблю, которому безумно благодарен за многое, что в моей жизни есть, начиная от того, что если бы не он, я бы не увидел мир, я бы не объездил больше половины стран, не узнал бы, что такое джаз, не окунулся бы в какую-то культуру. Но так совпало, что он решил уехать. У него есть своя позиция.

Известная.

Да. Причем многое из того, что он делает, мне здесь долгое время в каком-то смысле перекрывало возможность работать, потому что от меня на автомате – именно из-за того, что мы всю жизнь близкие люди, – ожидали в ту же сторону каких-то поступков, высказываний. Я отдельный человек со своей головой, своим мироощущением и взглядами. Здесь в каком-то смысле диалог бессмысленный.

С ним?

Да. Потому что он взрослый человек, проживший огромную, интересную жизнь. Он считает так. Я считаю то, что тебе сейчас транслирую. Слава богу, у нас не возникло желания перегрызть друг другу глотку. У меня, естественно, был сложный период, когда два года ни одну роль мне не дают, потому что говорят: «Ну, должны понимать». И как ни странно, я понимаю, что, поскольку я крот-домосед и никто не знает, что у меня в голове, меня опасаются. Я вообще про созерцание – у меня другое отношение.

Твой отец сделал тот выбор, который посчитал для себя правильным, – поехал туда, где комфортно и т. д. Но он же не просто поехал туда, где комфортно, он поехал туда с определенными публичными взглядами, позициями и продолжает комментировать эту историю. Как ты относишься к тому, что он артикулирует в отношении России и – главным образом – людей, которые здесь живут, которые являются по большей части его аудиторией?

Это правда.

Для меня, конечно, во многом загадка такое отношение к людям, которые на самом деле все понимают традиционно и объективно меньше, чем вы, поэтому не вы их слушатели, а они – ваши, не вы их зрители, а они – ваши.

Вот это для меня очень важно, я много об этом думаю. А вообще, знаешь, люблю емкие формулировки. Они полезны в отношениях с собой, когда тебе не нужно три часа объяснять, почему. Это довольно сложное, сильное, осознанное для меня решение и буквальные действия, когда я – вне зависимости от того, что он правда мой отец, которого я люблю и буду любить всю жизнь, – отрезаю то, что он транслирует. Я это буквально убираю из моего ощущения его, потому что это действительно может быть похоже на сравнение, что я люблю разного рода украшения (сейчас поймешь, к чему я веду). Когда я начал носить сережки чуть более яркие, чем классика. У нас были разговоры о том, что это ненормально. Какой жемчуг? Ну, жемчуг – женское украшение! И понимаешь, у тебя всегда есть выбор. Это разного масштаба штуки, но, по сути, то же самое. Ты не можешь стать тинейджером из сериала и сказать: «Ты никогда меня не поймешь» – и отвернуться. Либо сказать: «Твое дело!» (Причмокивает губами, имитируя воздушный поцелуй.) Мне главное, чтобы... Вот мы с тобой говорили о ценностях. Если я сейчас их поставлю выше моей любви к нему как к отцу, это к чему приведет?

Иными словами, получается, что по-человечески, по-семейному, по-сыновьи вопросов нет, все остается по-прежнему, но абсолютное расхождение во взглядах. То есть ты не хочешь этого даже анализировать?

Наверное, да, потому что, во-первых, это не мои мысли, а его. Знаешь, иногда лучше не копаться.

У вас нет расхождения, он тебе не говорит: «Вань, зря ты здесь остался, ехал бы, ты молодой парень»?

У нас много было разных разговоров. Но мир сейчас, в принципе, в интересном положении.

Сегодня, скажем прямо, не очень понятно, от чего к чему кидаться, потому что везде свои сюжеты, что в ЕС, что в США, что уж говорить про Израиль и Палестину, которые раскололи западное общество, и в так называемой левой интеллектуальной среде произошло то, что было невозможно себе представить даже два года назад...

Здесь видишь, что происходит? Я грущу, когда вдруг в семье, где были идеальные отношения (условно, мама – сын или сестра – брат), из-за того, что этот смотрит такой канал, тот – другой, этот читает одно, начинается...

...разрыв связей.

Да, потому что у всех появляется желание, что «ну вот, посмотри, что этот говорит». И вы, вместо того чтобы сказать «Слушай, ничто не вечно, давай сядем с тобой и поговорим о тебе и обо мне, попьем чай, обнимемся»... Настолько все сразу меняется... Поэтому сохранение очень тонкой грани, даже если ты в чем-то не согласен, более того, если тебе, как в моем случае, надо учиться понимать, где ценное, где неценное, что требует обсуждения, что – нет, и что-то отпускать. Если уж говорить про расхождение какое-то, это расхождение внутри меня, я искренне – уже пятый год, еще до всего – чувствую, что хочу выстроить свое существование так, что нигде... Я очень слежу за проявлением, я нигде не начинаю создавать что-то, связанное со своим эго или взглядом на что-то мирское. То есть я до последнего буду стараться говорить о том, что при любых раскладах будет человека греть и напоминать ему о вечном. Понимаешь, о чем я?

Да.

Это сложно безумно, потому что можно проснуться не в том настроении и подумать: «А напишу-ка я пост про инфоцыган!» Потом вот так: тормози! Ты же можешь о том же самом сказать, но через пример теплоты и не их конкретно сейчас загасить, а рассказать какую-то историю, которая людям даст возможность взглянуть на это и вновь полюбить себя. Этот путь очень сложный, но очень крутой, интересный. Плюс ты всегда остаешься честным с собой до конца, и тебе никогда не придется говорить: «Ну я тогда...»

Ты для индустрии вроде понятный человек. Мне кажется, водораздел между...

Иван: Сепарация.

В частности. Но все, кто хотел уехать, уехали; кто хотел остаться, остались. Что ты думаешь по поводу... Что бы ты сказал тем, кто, грубо говоря, сомневается в твоих позициях?

Если пазл собрать из всего, что мы с тобой проговорили, то есть несколько искренних фраз. Во-первых, мне нечего прятать. Для меня это самая большая ценность. То, что я говорю тебе сейчас... Другой вопрос – я не люблю говорить о личном, потому что я всегда разделял художника и человека. Это важно. Кстати, это тоже моя черта: я не говорю о личной жизни. А второе, как я сказал, – не люблю я протестовать. Я люблю любить, созерцать и людям напоминать, что тепло внутри, и я хочу им в этом помочь – творчеством своим, рассказами, костюмами, чем угодно. Плюс, если мы произносим громкие слова, патриотизм... По моей деятельности же видно, что я делаю реально. Я здесь. Мало того что я продолжаю заниматься творчеством... Я не люблю об этом говорить, опять же потому что это часто воспринимается... Да, я езжу в интернаты, помогаю деньгами приютам для собак, потому что для меня это полжизни. Мы всю жизнь с мамой подбирали собак. С детьми я уже несколько лет работаю, вплоть до того, что я все больше и больше хочу туда гонять, потому что это нечеловечески грузная тема. Никогда в жизни я этого не брошу, у меня нет желания от чего-то здесь бежать, как бы это ни звучало! Я чувствую, что искренне хочу быть здесь... Особенно в тяжелые времена, когда много непонятного. Я стал очень ценить, что многие мне пишут «спасибо», когда я вывешиваю рассказ о своих очередных пьющих крабах, потому что, ну, видимо, людям хочется тепла и какого-то отвлечения, где никто не подмигивает, не тыкает в какое-то говно лицом, а просто говорит: «Сейчас, смотри, краб выпил, но он...» Я условно говорю. То же самое с фильмами. Я почему «Уроки китайского» люблю? Это просто про тепло, любовь, дружбу. Никаких подмигиваний. Я хочу дальше это делать и буду делать. Поэтому от меня не надо ждать никакого подвоха. Вот в этом, наверное, прикол основной.

Хорошо. Будем надеяться, что и ждать не придется.