Правила жизни Джереми Айронса

Ни один из моих фильмов не заработал много денег.

Совершенно точно, что мое имя произносится не «Айронс» — в этом слишком много американского и слишком много металла. В Англии мы говорим «Айонс», потому что нам лень выговаривать все эти «эр».

Киноиндустрией в Голливуде давно уже заведуют бухгалтеры, и все обстоит очень просто: каждый актер проходит в их компьютерах под своим номером. Они смотрят в графу «Джереми Айронс», а там написано, сколько заработали мои пять последних фильмов. Предположим, им нужно снять фильм за 20 миллионов долларов, что сравнительно немного. И если Джереми, подсчитывают они, по нашим данным, нужно дать 9 миллионов, а режиссеру — пять, то все остальное пойдет на ведущую женскую роль. Так сейчас и проходят кастинги.

Я никогда не бываю доволен своей работой. Думаю, если вдруг когда-то я почувствую удовлетворение, это будет означать, что мне конец.

Легко быть харизматичным, когда вокруг тебя гримеры, костюмеры, осветители и режиссер, который отбирает только лучшие дубли.

Быть актером гораздо проще, чем жить обычной жизнью. Ты знаешь, куда ведет сценарий, но ты не знаешь, куда ведет жизнь.

Плохие парни всегда были далеки от моего понимания, и поэтому меня так тянет к ним как актера. Это как спросить себя: «Куда бы мне поехать в отпуск?» Поехать в соседний городок, который я знаю вдоль и поперек? Или поехать куда-то, где я никогда не был? Ответ очевиден: конечно же, я хочу увидеть что-то совершенно новое. Вот почему меня так притягивают персонажи, которые находятся за пределами моего понимания и опыта.

У актеров есть одно гигантское преимущество перед большинством людей — они умеют сравнивать и противопоставлять. Этому их учит работа.

Эмоционального человека очень легко ранит слово. А актеры, увы, слишком эмоциональны.

У меня есть дневник, в который я выписываю небольшие цитаты. Они призваны напоминать мне, кто я такой. В этом дневнике есть запись: «Чтобы жить вне закона, ты должен быть благочестивым человеком». И я действительно не люблю законы. Но я уверен, что даже если ты не любишь законы, ты обязан подчиняться своим внутренним законам и держаться своего внутреннего кодекса чести. Причем ни то, ни другое не значит, что ты имеешь право нарушать покой других людей.

Я хочу жить в мире, где я могу быть самим собой, где я могу делать то, что хочу, где я не мешаю другим и где никто не мешает мне.

Когда-то я думал, что в свои пятьдесят с чем-то лет я куплю большую яхту и отправлюсь с друзьями в трехлетнее путешествие вокруг света.

Когда я выхожу в море один, я становлюсь очень нервным, потому что знаю, как много всего может пойти не так, едва ты отчалил от берега. Море всегда делает тебя смиренным.

Мне нравятся неожиданные маленькие радости, и погода в Ирландии время от времени их подкидывает. Мне нравится просто просыпаться утром и видеть, что за окном ясный день. Здесь, в Ирландии, это редкое удовольствие.

Роскошь для меня — это возможность получить что-то, чего я не могу позволить себе постоянно; что-то, к чему я не могу привыкнуть, но чего я не перестану желать.

Роскошь — это контраст. Возьмем выпивку. Время от времени я пью виски. Например, этим утром я выпил отличный виски и подумал: да, это было прекрасно. Но если бы я пил все время, виски перестал бы быть для меня роскошью.

Свой первый виски я попробовал в виде виски-мак (коктейль из виски и имбирного вина. — Правила жизни). Мои родители были людьми просвещенными. В детстве — по воскресеньям, когда они выпивали перед ужином, — они позволяли мне выпить с ними полстаканчика шерри, а потом, как я помню, мы перешли на виски-мак. И до сегодняшнего дня это один из моих самых любимых коктейлей.

Отправляясь на охоту, я всегда беру флягу виски-мака. Он бодрит тебя, прогревает до самой души и делает с тобой то, что пустой виски не сделает никогда — дает храбрость и уверенность, но не безумие.

Я не люблю новые вещи, и я не люблю города. Я сраная деревенщина. Но когда я нахожусь в мегаполисе, я часто бываю потрясен масштабом места и тем, что кто-то знает куда больше, чем я, и мечтает крупнее.

У каждого из нас есть свои машины времени. Какие-то готовы отправить нас назад, и они называются воспоминания. Какие-то готовы отправить нас вперед, и они называются мечты.

Я невероятно везучий, и, думаю, это потому, что я очень рано понял, что именно мне нужно. А еще я полагаю, что всегда стремился к тому, что имеет истинную ценность. Мне кажется ошибочным стремиться к вещам, ценность которых сомнительна — к славе, к богатству или к победам. Хотя победы могут быть очень волнительны.

Я не устану повторять слова Тома Стоппарда: «Слава — это когда тебя знает больше людей, чем знаешь ты».

Нужно как можно раньше принять мысль о том, что люди совершенно не обязательно должны с тобой соглашаться. Они даже не обязаны тебя слушать.

Я чертовски сложный человек, и моя жена тоже чертовски сложная. Нам очень непросто жить вместе, хотя все браки одинаковы — чертовски непросты. Но каждый раз, когда ты преодолеваешь противоречия, связь становится крепче.

Актеры часто ведут себя как дети, и потому многие держат их за детей. Но я хочу вырасти!

Я бы хотел, чтобы человечество задалось одним простым вопросом: «А что, у нас действительно есть будущее?» Потому что, как мне кажется, его у нас нет, хотя люди очень боятся об этом думать.

У меня все еще есть определенный оптимизм относительно человечества, поскольку люди невероятно упорны в вопросах выживания. Но мне кажется, что прежде чем все станет хорошо, все станет очень плохо.

Совершенно очевидно, что в конце того пути, по которому мы сейчас идем, находится тоталитаризм.

Я не уверен, что вообще надо что-то запрещать. Мне кажется, что все мы просто должны быть вежливы и внимательны друг к другу.

Я не верю в упорный труд. Если что-то не дается тебе — оставь это. Если суждено, пусть придет само. Просто дай этому случиться.

Если играешь в дартс, выбери на доске правильную цифру. Убедись, что именно она тебе и нужна, а потом метай.

Мои руки? Мои руки служат мне хорошую службу. Они неплохие садовники, хорошие рабочие, они немного играют на пианино и немного — на гитаре. Да, я здорово разбил себе большой палец, когда катался на лыжах, но, наверное, если оставить это в стороне, я доволен своими руками полностью.

Я пою, как актер, и танцую, как утка.

Пустыни давно пора покрыть солнечными панелями.