Сын за отца: Андрей Тарковский — младший о доке «Андрей Рублев: Воспоминания о фильме»
Илья Верхоглядов: Почему вы решили сделать картину именно про «Андрея Рублева»?
Андрей Тарковский — младший: Более пяти лет я работал над реставрацией авторской версии «Рублева». Это единственный фильм отца, который был выпущен с поправками и цензурными вырезками. Как известно, существует первая версия фильма, которая называется «Страсти по Андрею», — она длинная, где-то 204 минуты. Ее ошибочно называют авторской версией, хотя она таковой никогда не являлась. Это был черновой монтажный вариант, который появился перед сдачей картины в ноябре 1966 года. Затем была печать копий, получение прокатного удостоверения — на это ушло пара месяцев. За это время отец доработал черновик и сделал вторую версию — авторскую. Она, к сожалению, не сохранилась, но остались отрывки, также у нас в распоряжении были «Страсти по Андрею» — за счет них мы и восстановили авторский вариант. И в процессе работы возникла идея собрать свидетельства людей, которые работали над «Рублевым», тем более что осталось их мало.
Илья: Чем авторская версия отличается от той, которая доступна сегодня широкому зрителю?
Андрей: Прокатная версия, которую мы все знаем, идет 181 минуту, а авторская версия — 193 минуты. Между ними нет радикальной разницы. Но когда мы восстановили некоторые фрагменты, фильм стал стройнее, а отдельные переходы стали более понятны. Например, в начале есть сцена со скоморохом, там была вырезана замечательная круговая панорама — мы ее восстановили. Она имеет важный смысл, это как бы взгляд Рублева, с которого начинается картина. Также тут в большем объеме цитируются библейские тексты — например, когда в храме звучит отрывок из первого послания к Коринфянам апостола Петра, где речь идет о любви. Цензура там вырезала часть, мы ее вернули. И таких примеров полно, они рассеяны по всей картине. У фильма ведь, как известно, очень сложная история. В России у него было три премьеры, каждый раз его подрезали, в какой-то момент он даже оказался на полке. Поэтому возникла необходимость восстановить именно то, что Андрей Тарковский хотел сделать. Отец и сам об этом мечтал.
Илья: А почему реставрация шла именно в Италии?
Андрей: Отец хотел сделать это здесь, он даже говорил об этом с Франко Терилли, который был у нас директором реставрации пленки. Но, к сожалению, не успел. Мы работали с итальянским Министерством культуры, под их финансированием.
Илья: Ваша предыдущая картина «Тарковский. Кино как молитва» представляет собой почти двухчасовой монолог Андрея Арсеньевича. Но в новой картине его комментариев почти нет. Это намеренное решение или вынужденное?
Андрей: Мне хотелось взглянуть на фильм со стороны, глазами свидетелей, услышать их мнение о Тарковском. Отсюда и название — «Воспоминание о фильме». Также хотелось осмыслить «Рублева» с философской точки зрения — для этого я пригласил петербуржца Игоря Евлампиева, он написал замечательную книгу «Художественная философия Андрея Тарковского».
Илья: Есть ведь еще и третья точка зрения — киноведческая. Ее представляет Марианна Чугунова.
Андрей: Марианна Чугунова — непосредственный свидетель, она под конец работала над картиной. Когда «Рублева» положили на полку, она возила фильм по киноклубам. Тогда была опасность, что картину могли «смыть», уничтожить негатив. Марианна Сергеевна очень помогла нам в воссоздании авторской версии.
Илья: В фильме используются суперэксклюзивные кадры, которые были сняты непосредственно на съемках «Рублева». К примеру, в одном фрагменте актеры — уже в костюмах, гриме — играют в шахматы. А в другом машина с камерой едет за скачущей лошадью. Вы не расскажете подробнее про этот архивный бэкстейдж? Кто был его автором? Где хранится этот видеоматериал, насколько он обширный?
Андрей: Материал хранится в Музее кино, а снял его на восьмимиллиметровую камеру редактор фильма «Андрей Рублев» Лазарь Лазарев. Он любил снимать, как группа отдыхает, расслабляется. Замечательные черно-белые кадры, их, кстати, нигде никогда не показывали. А цветную хронику мы знаем — она снималась для киножурнала «Советское кино».
Илья: В одном из ваших интервью вы вспоминали, что Андрей Арсеньевич весьма критично относился к своим же фильмам. А любил ли он обсуждать их в частных, семейных беседах? И что он думал именно про «Рублева»?
Андрей: Отец был критичен и к себе, и к другим режиссерам. Наверное, потому, что всегда искал совершенства в своем творчестве. Что касается «Рублева», думаю, он хотел проанализировать и понять свое место в мире как художника, как гражданина России. Отец ведь хотел снимать битву на Куликовом поле в начале «Рублева». Потом из-за бюджета ее пришлось сократилось, стало — утро на Куликовом поле. Куликово поле — это как бы основа рождения Российского государства, первый момент, когда народ преодолел междоусобные дрязги, соединился и победил татар. В «Зеркале» есть момент на ту же тему, когда герой читает письмо Пушкина Чаадаеву — там тоже идет речь о значимости этого момента. И Рублев был ведь выбран неспроста — он же в каком-то смысле был духовным учеником Сергия Радонежского, а это важная фигура в контексте соединения России и создания российской государственности. Для отца все это было очень важно, он был глубоко русский человек. Кроме того, история художника, которому удается в этом жутком мире, полном насилия, убийств, создавать удивительные шедевры, была ему очень близка. Добавлю, что, посмотрев «Рублева» заново на большом экране в Венеции [отреставрированная авторская версия фильма была показана в секции Venice Classics на Венецианском фестивале в 2023 году. — Прим. ред.], даже после трех лет работы над картиной я понял, насколько фильм актуален и важен именно сейчас.
Илья: Мне кажется, очень точную формулу для «Рублева» нашла советский киновед Майя Туровская, у которой выходила большая монография о Тарковском. Она писала там, что фильм держится на оппозиции гармонии фресок и дисгармонии мира.
Андрей: Творчество — это всегда реакция на дисгармонию. Оно открывает нам глаза на несовершенства, безумие этого мира и в то же время дает нам взглянуть на какую-то бесконечную красоту.
Илья: Образ вашего отца в фильме складывается весьма противоречивый. Кончаловский вспоминает, что Андрей Арсеньевич в работе был временами невыносим, а со слов Бурляева, он был балагуром и любил на площадке пошутить. Что все-таки ближе к правде?
Андрей: Конечно, бывали моменты, когда отец был строгим. «Рублев» все-таки был колоссальным фильмом для 1966 года — с большой группой, огромным количеством массовки. И надо же всех координировать, при этом сохранив свой замысел. Так что, естественно, какие-то проблемы могли возникать. Но у отца было удивительное качество — я слышал это от многих, кто работал с ним на площадке, — он умел привлечь людей, дать почувствовать каждому их ответственность за то, что они создают произведение искусства. Он не терпел какой-то халатности, поскольку относился к кино серьезно.
Илья: О вашем отце снято множество фильмов-портретов. К примеру, у Александра Сокурова есть «Московская элегия», а у культового французского документалиста Криса Маркера — «Один день из жизни Андрея Арсеньевича». Есть ли у вас какая-то любимая работа среди подобных лент?
Андрей: Мне нравится фильм «Режиссер: Андрей Тарковский» Михала Лещиловского о съемках «Жертвоприношения». Отец сам хотел сделать фильм о себе, поэтому на съемочной площадке в Швеции за ним постоянно следила видеокамера. Перед смертью он попросил Михала — он был монтажером на «Жертвоприношении» — закончить этот документальный фильм. Мне он очень нравится, потому что там огромное количество материалов со съемочной площадки, много диалогов записано. Фильм близко и правильно показывает именно творческую атмосферу.
Илья: Какие сейчас планы у Международного института им. Андрея Тарковского, который вы возглавляете?
Андрей: Сейчас мы должны начать 4К-реставрацию «Времени путешествия». Это документальный фильм, который отец снял в 1979 году вместе с Тонино Гуэррой, о написании сценария к «Ностальгии», об их поездке по Италии в поисках мест для съемок. Это встреча двух культур, размышления двух творцов. Кроме того, у нас продолжаются издательские проекты. Сейчас мы работаем над книгой «Зеркало» — в ней будут представлены рабочие дневники отца, варианты сценария, фотографии, монтажные листы. Думаю, к концу года мы постараемся ее выпустить. А отреставрированную авторскую версию «Рублева» мы очень хотим показать в Москве. Сейчас как раз ведем переговоры со студией «Мосфильм», которой принадлежат права на картину.