Можно ли искусством забивать гвозди? Интервью с художником Артемом Филатовым

Есть ощущение, что о Филатове слышали даже не интересующиеся совриском. В первую очередь он ассоциируется с монументальным проектом «Сад им.», организованным в нижегородском крематории. Филатов вместе с художником Алексеем Корси предложил зрителям остаться один на один со страхом смерти. В 2023 году Артем отличился двумя громкими проектами: создал серию ручной графики «Все исчезнет!», выполненную зеленкой, и антропологический проект «Будьте осторожны! Ваша неосмотрительность может быть чревата последствиями» в студии «Тихая».

Артём, в этом году ты художник года по версии 11-й Международной ярмарки современного искусства Cosmoscow. Я в очередной раз поздравляю тебя с этим событием. Скажи, как тебе в этом звании? Что-то изменилось в твоем ощущении?

Я думаю, что ничего, конечно же, не изменилось. Нет такого, что ты просыпаешься утром после того, как тебе дают премию, и понимаешь, что птицы по-другому поют, люди на тебя по-другому смотрят. Наверное, были похожие события, когда однажды я снимался в реалити-шоу для одного большого российского телеканала. После него слава аукнулась достаточно неприятно, потому что я мог в продуктовом тянуться за банкой сметаны, вдруг подходил человек, тянулся к той же банке и говорил: «О, а я тебя знаю!» Я предпочитаю, чтобы меня не узнавали в магазинах.

То есть было спокойнее до этого?

Парадокс телевидения в том, что, чтобы оставаться популярным, нужно повышать коэффициент своего присутствия на экране. Мне кажется, через год все забыли обо мне. В этом смысле ярмарка Cosmoscow, конечно, не создает такого прецедента, что художник превращается в героя Starhit. Это премия от профессионалов — профессионалам. Признание коллег. На самом деле большинству глубоко наплевать, чем живет художник.

Твоя фраза: «Мысля хрупкость природы, мы, следовательно, мыслим хрупкость человечества». Любой человек думает о конечности всего сущего (это базовый инстинкт), но, конечно, не все, кто думает о смерти, создают подобные проекты: «Всё исчезнет» (работа Филатова, представленная на Сosmoscow в этом году. — Прим.ред.), «Сад им.» (самый известный проект Филатова, расположен в крематории Нижнего Новгорода. — Прим.ред.). Почему эта тема затянула тебя так сильно?

Я часто отшучиваюсь, что есть три темы, на которые художники делают произведения, а все остальное — полутона. Эти темы — любовь, свобода и смерть. Любовь, может быть, вещь достаточно интимная, поэтому я ее не беру. С темой свободы, в принципе, все понятно. Хорошо, если можно было бы вообще говорить на эту тему. А смерть — дамоклов меч, который висит над нами, и с ним невозможно справиться.

Но если говорить серьезно, то мне очень нравится мысль, что задача художника — привнести в мир разочарование. Искусство создается не для того, чтобы украшать гостиную, а для того, чтобы лишний раз напомнить людям, что идеалов не существует. По-моему, признание несовершенства — первый шаг к тому, чтобы что-то исправить.

Если человек был бы доволен погодой, он бы не зашел в пещеру. Если бы его устраивала температура в пещере, он бы не развел огонь. Если бы ему нравилось, что огонь быстро гаснет, он бы не придумал печь. В этом и кроется конструктивная сила искусства.

Я очень люблю метод, который сформировался в конце XX века, но сейчас до сих пор не оформился в академическое течение. Это визуальные исследования, когда изучается контекст создания произведения. Пресловутое восстановление места преступления: почему в этот момент художник написал именно такую картину; почему он сделал такую скульптуру и что на это повлияло — заказчик ли это, тренды; а как это видели современники? Пользуясь случаем, хочется спросить: насколько на тебя влияет контекст?

На любого человека, живи он отшельником в горах или читай новостную ленту нон-стоп, что-то, да влияет. Он все равно продукт каких-то связей: от температуры за окном до межличностных отношений. Мне кажется, это то, что иногда звучит как break the magistant coat — не принято показывать, как устроен фокус. Ты — фокусник — приходишь на детский утренник и вместо того, чтобы дать детям возможность удивиться, ликовать, сразу раскрываешь свои секреты. Казалось бы — зачем? Но фокусов в мире не бывает, дорогие дети. То же самое с искусством.

21 октября в студии «Тихая» открылся потрясающий проект «Будьте осторожны! Ваша неосмотрительность может быть чревата последствиями». Я посетила ее в первый же день, поучаствовала в этом эксперименте. Как происходит процесс придумывания таких проектов?

Проект задумывался чуть ли не два с половиной года назад. Важно подчеркнуть, что это именно проект, а не выставка: тут нет художника, есть ответственный за безопасность; нет куратора, есть ответственный за правила поведения; нет композитора, а есть ответственный за звукоизоляцию. Мне очень хотелось поработать в жесткой спайке с Евгением Кузмичевым — исследователем игр из Санкт-Петербурга. Перевести какие-то дигитальные, цифровые форматы взаимодействия с пользователем в территорию выставочного зала, поставить под вопрос свободу воли, которую имитируют как раз компьютерные игры.

Например, есть такая игра The Stanley Parable — про мужчину по имени Стэнли, который остается в офисе совершенно один. Он ищет своих коллег по всему помещению, пока не осознает, что вся его жизнь — ложь. Помимо Стэнли, в игре есть нарратор — закадровый голос. И этот голос указывает, в какую дверь Стэнли должен войти. А открываются обе двери. Игрок должен принять решение: слушать голос или двигать Стэнли самостоятельно. От этого зависит ход игры. Мы с Евгением провернули то же самое в «Тихой»: гости заходят в помещение с дверями, ключами, бытовой техникой и сами решают (или не решают), как в этом пространстве существовать.

То есть все-таки появился проект на тему свободы! Видишь, ты работаешь не только со смертью. Я никогда не была в квест-румах, но после этого проекта подумала, что, может, и зря, потому что очень интересно изучать, как я поведу себя в предлагаемых обстоятельствах. Это очень терапевтичный опыт.

Если у нас и квест, то скучноватый, потому что в квест-румах тебе все-таки предлагают сценарий и раскладывают подсказки на пути к цели. Наш же проект не предоставляет подсказок. Ты попадаешь в действующую студию, предметы в которой не несут никакого дополнительного смысла. Холодильник — просто холодильник, батарея — просто батарея. Но мне кажется, что обычность и скука заставляют человека больше соображать и фантазировать, чем когда ему скармливают готовый контент.

Скажи, пожалуйста, а есть ли у тебя какой-то КПД: сколько чего нужно создать? Какие-то сроки? У нас, например, есть сроки. Мы должны выпустить какое-то количество статей, журналов, подкастов. Как в творчестве у художника это происходит? Есть такое, что, например, 3 ноября ты должен сделать следующий проект?

Я думаю, не секрет, что художники так же заключают договоры, так же платят налоги, так же соблюдают дедлайны. Одно дело, если ты работаешь, например, со Сбербанком и делаешь с ним какой-то проект, — здесь один вид ответственности. Другое дело, когда у тебя есть, например, какое-то собственное расписание. Сейчас вот я готовлюсь к участию в резиденции в Туле. Она будет посвящена психиатрической больнице.

Класс!

Тульский историко-архитектурный музей, который также работал с известным тульским некрополем, попросил меня принять участие в этой резиденции, поработать с историей психиатрической больницы. Это очень объемная и тяжелая тема, к которой сложно относиться с юмором, особенно принимая во внимание положение дел с психиатрическими учреждениями в стране. Я начну работать в резиденции зимой, а итог мы увидим только в конце 2024 года. То есть я уже определился, на что потрачу львиную долю времени.

Ты отличаешься, я думаю, от большинства людей, которые читают сейчас это и не понимают, что будут делать на выходных. (Смеется.) В одном из интервью ты говорил, что твой ориентир — это Юкио Мисима...

(Смеется.) С ума сойти! Вот это ресерч.

Это один из наиболее значительных японских писателей второй половины XX века, с не самой простой, мягко говоря, судьбой. Артем, почему он?

Во-первых, когда мне задавали вопрос про Мисиму, я думал, что это останется пасхалкой. Чтобы обнаружить этот ответ в первоисточнике, нужно нажать на какой-то плюсик, прочитать информацию. Я думал, что это сделают два человека: я и редактор, который брал интервью. Теперь нас трое. Ты задаешь сложный вопрос...

Ну правда неочевидный ориентир!

Биография Юкио Мисимы сложная, не отполированная. Это, явно, не человек, на которого стоит равняться, и в этом была, наверное, ирония. Важно понимать, что Мисима — потрясающий писатель. Я очень советую прочитать как минимум «Золотой храм». А как максимум — «Несущие кони». Но жизнь Мисимы — трагедия несбыточности, приведшая к фатальной во всех смыслах ошибке (Юкио призывал к госперевороту на базе сухопутных войск Сил самообороны в Итигае, но не нашел соратников и совершил харакири. — «Правила жизни»). Если читателям будет интересно, я думаю, они самостоятельно изучат его биографию.

Тогда расскажу о своем ориентире. Мне близка мысль Покраса Лампаса о том, что арт-объект меняет среду, перестраивает городское пространство. Я в это очень верю. Но, конечно, понимаю, что искусство действительно исторически несло в себе эстетическую функцию. Да, так вышло, что оно начало со временем использоваться как часть так называемой мягкой силы и оказалось вовлечено в сферы, для которых не предназначалось. Ты ощущаешь на себе какое-то такое давление: мол, нужно создавать не просто красивое, а несущее трансформационный смысл?

Я вижу разницу между западным преподаванием и российскими школами современного искусства. На Западе художнику разрешено быть глупым: можно просто рисовать подушки разного цвета — покупатели на них найдутся. Рынок огромный. В России как будто бы есть задача концептуализировать любое высказывание. Думаю, это связано с советским прошлым и историческим развитием культуры в стране. Огромное количество молодого искусства — формалистские вещи: «Я хотел, чтобы вам было страшно, поэтому растекается жижа по стене». Это классно, красиво, но опять же глупо и наивно. Искусством нельзя забивать гвозди, я всегда об этом говорю. Историк искусств Клэр Бишоп писала, что художники всегда пытаются решить сложные задачи окольными путями. Например, положить конец вооруженному конфликту, написав картину. Вот и я даже в самые формальные вещи закладываю какой-то секретик, какой-то добавочный смысл.