Как снять образцовый инди-хоррор: рассказывает Винсент Грэшоу — режиссер фильма «Шепоты мертвого дома»

— В сценарии изначально читался южный готический стиль. Нельзя сказать, что это моя находка. Мне же просто было интересно поработать в этом стиле, визуально богатом и самобытном. Можно сказать, что он идеален для кино — насыщенный и мрачный, оформляющий какой-то совершенно иной мир, в который хочется погрузиться.

А еще фильм делится на несколько глав, и события каждой главы разворачиваются в кардинально разных локациях. Например, есть героиня Мэри, чей нынешний дом совершенно не похож на дом, в котором она провела все детство. Этот контраст создает интересное визуальное противопоставление одного мира другому.

— Когда вы работали над визуальной составляющей фильма, на что ориентировались? Может, на картины известных художников?

— Пока мы искали средства для съемок, я много лет собирал разные материалы, которые помогли бы оформить визуальный стиль. Подбирал цвета, играл с тонами и все такое... Не могу сказать, что ориентировался на конкретных художников или период в искусстве. Просто добивался не пугающей, а завораживающей мрачности. Но если упоминать конкретные референсы, пусть будет «Старикам тут не место» братьев Коэн.

— Вы упомянули, что у фильма очень долгая жизнь. Он должен был сниматься еще в 2014-м, потом обстоятельства изменились — и съемки отложились. Во-первых, как за время простоя менялся сценарий, если менялся? А во-вторых, какие чувства у вас вызывает тот факт, что фильм продолжает жить своей жизнью и выходит в прокат других стран спустя два года с момента релиза?

— Сперва отвечу на вторую часть вашего вопроса. Знаете, я всегда относился к созданию фильма как к воспитанию ребенка. У меня нет детей, но мне кажется, что эти процессы похожи. Сначала вы вкладываете силы, знания, заботу в маленького человека и наблюдаете, как он развивается, а потом отпускаете его в мир. Вы сделали свою часть работы, дальше он сам. Ребенок отправляется в колледж, а фильм выходит в кинотеатрах и обретает аудиторию. Так я это вижу.

Что касается сложностей с запуском проекта. Я приобрел права на сценарий еще в 2013-м, а первое финансирование получил в 2014 году. Но тогда же практически сразу все развалилось. Спустя год я снова нашел бюджет и все снова рассыпалось. Конечно, на протяжении всего этого процесса сценарий фильма дорабатывался: я не мог сидеть без дела, улучшал историю. В каком-то смысле я даже благодарен трудностям. Кстати, изначально хронометраж фильма был 2 часа 38 минут. Мы убрали 42 минуты из финальной версии. Думаю, пока фильм не выпущен, его можно доделывать бесконечно.

— Российское название фильма сильно отличается от оригинала What Josiah Saw («Что видел Иосия»). Следите ли вы за локализациями в разных странах и как относитесь к другим тайтлам? Может, есть какой-то самый запоминающийся?

— Знаете, у меня есть фильм под названием And Then I Go («И тогда я ухожу). Я понимаю, что такое название, возможно, не всегда удается в точности адаптировать. Поэтому с пониманием отношусь к необходимости локальных прокатчиков как-то поменять название, чтобы лучше презентовать проект. Но хочется, чтобы сохранялся смысл.

Например, в Великобритании What Josiah Saw адаптировали как «Триггерированный», что мне не очень понравилось. Российским вариантом — «Шепоты мертвого дома» — я доволен, потому что дом в нашей истории — еще один герой.

— В последние годы жанр хоррор-фильмов заметно трансформировался: теперь это уже не просто страшилки, а умное авторское кино, которое часто несет терапевтический эффект. Как вы думаете, почему именно хорроры в последние годы успешно работают с темой травмы, утраты и одиночества?

Не помню, кто точно это сказал, но согласен с этим высказыванием: «Хоррор — единственный жанр, который включает в себя все остальные жанры». Ну и потом, все перечисленные вами чувства близки каждому. С ними легко себя ассоциировать. У всех нас есть травма, опыт потери, опыт одиночества. Поэтому, когда истории, в которых присутствуют эти элементы, сняты умно, смело и талантливо, это находит отклик у аудитории.

Ну и по какой-то неведомой причине люди любят пугаться. В этом есть экстрим, азарт. Лично я обожаю фильмы ужасов и часто с удовольствием их смотрю. Хорроры действительно хорошо показывают себя в прокате. Думаю, что это единственное, что успешно идет в кинотеатрах, помимо фильмов Marvel и прочей супергероики. Кстати, на днях посмотрел «Два, три, демон, приди!». Очень крутое, очень умное кино, в котором я увидел метафору нездоровой зависимости. Мне понравилось, как находчиво авторы ее завернули.

— В «Два, три, демон, приди!» еще потрясающая главная актриса, которая неизвестна широкой аудитории.

— Да, я тоже впечатлен ее работой. И вот, кстати, еще одно доказательство того, что можно сделать хитовое кино без больших звезд в актерском составе. Люди пойдут не на хайповые имена на афише, а на саму историю.

— Когда я готовилась к интервью, прочитала на Reddit несколько обсуждений фильма. Там люди не просто делятся впечатлениями от просмотра, но и выдвигают собственные трактовки относительно сюжета и финала. Например, много обсуждается сюжетная линия с девочкой из второго акта. Вам хотелось оставить зрителя с какой-то недосказанностью и побудить его придумывать собственные версии или вы дали четкие ответы и вас удивляют эти трактовки?

— Я предпочитаю фильмы, которые оставляют место для интерпретации. Автор раскидывает по сюжету какие-то дополнительные зацепки, которые аудитория может заметить и развить на свое усмотрение. Этот фильм нельзя смотреть, попутно «втыкая» в телефон. Вам нужно полностью посвятить себя ему, чтобы ничего не пропустить. Понимаю, что кто-то на финальных титрах может быть фрустрирован, не до конца во всем разобраться. Но я со своей стороны старался сделать все для того, чтобы внимательный зритель был вознагражден.

Знаете, я прочитал недавно, что Кристофер Нолан делает музыку в своих фильмах чуть громче диалогов, чтобы побудить зрителей прислушиваться и внимательнее относиться к тому, что герои говорят в кадре. Мне это кажется хорошим авторским решением. Тем более я сам только что посмотрел «Оппенгеймера» и пережил это все на себе. В фильме и правда музыка звучит громче обычного, а диалоги чуть тише. Это требовало от меня как от зрителя большей отдачи, и я был готов вложиться в картину.

— Не могу не спросить об участии в вашем фильме сразу двух звезд франшизы про Терминатора: Роберта Патрика и Ника Стала, играющих отца и сына. Было ли это ваше осознанное желание — поработать с ними в совместном проекте? И были ли какие-то шутки на этот счет во время съемок?

— Я большой поклонник обоих. И работать с ними было сплошное удовольствие. Согласен, что с двумя актерами из «Терминатора» забавно получилось, но во время кастинга я такой цели не преследовал. Кстати, в фильме у Ника и Патрика только одна совместная сцена.

И, к слову, про совпадения: Келли Гарнер, которая сыграла Мэри, вместе с Ником до этого снимались в фильме «Садист». Поэтому они хорошо понимали друг друга на площадке. Но, опять же, это получилось само собой.

— Как вам кажется, в чем вы стали сильнее как кинематографист после этой картины?

— Хм... думаю, что после каждого фильма я становлюсь более опытным, получаю новые знания об этой профессии, расту. Потому что, знаете, когда вы созидаете, это учит вас огромному количеству самых разных вещей, расширяет горизонты. Ты учишься снимать кино, учишься взаимодействию с актерами, учишься работать в самых разных обстоятельствах, часто вопреки всему.

Но важно продолжать получать удовольствие от того, чем ты занимаешься. Я всегда суперподготовлен к старту съемок. Может, даже излишне, но таков мой метод работы. Мне это позволяет больше экспериментировать непосредственно во время съемок, потому что тщательная подготовка развязывает руки.

Конкретно в этом фильме я почувствовал, насколько важно правильно взаимодействовать со всеми участниками процесса: с оператором, художником картины, костюмером и т. д. Все они делают свой важный вклад, и вы должны работать как единый организм, синхронизироваться. А еще этот фильм требовал от меня особой внимательности к деталям, и я определенно научился этому во время съемок.