Правила жизни Деймона Албарна
Разве я депрессивный и снедаемый тоской невротик средних лет? Нет, это не совсем так.
В школе я не особо ладил с парнями. Они считали меня психом. Психом и геем. Со мной никто не хотел общаться, и поэтому мне пришлось самому придумывать себе развлечения. Я выбрал музыку.
Я рос в то время, когда все вокруг боялись ядерного оружия. Помню, как мы с сестрой спрашивали отца: «Что мы будем делать, если начнется ядерная атака?» Но мы жили в здании старой пекарни, и бомбоубежища у нас не было. Лучшее, что отец смог придумать, — это засунуть нас в кладовую для хлеба.
О смерти я узнал очень поздно. Моя прабабушка дожила до 103 лет.
В детстве меня завораживала идея кроличьей норы, в которую упала Алиса. Когда в прошлом году я отправился в Северную Корею, я подумал о том, что если на Земле где-то и прячется кроличья нора, то именно там. В поезде Пекин—Пхеньян я читал Кэрролла, а в какой-то момент пририсовал кролику армейскую фуражку. Но когда на въезде в Северную Корею всех стали досматривать, я испугался. Боялся, что они откроют книгу именно на этой странице и арестуют меня.
Я подталкиваю себя к краю безумия практически каждый день. Но на сегодня — и слава богу — я все еще не скинул себя в эту пропасть.
Во мне нет никакой сознательной меланхоличности. Напротив — я шумный и общительный. Меланхолия, которую вы слышите, рождена вполне конкретными нотами, заимствованными мною у английских фолк-певцов.
Дома никто не воспринимает меня всерьез — в хорошем смысле, конечно. Я обычный домашний папа. Разгуливаю в одних штанах, хотя моя дочь считает это некультурным. Смотрю телевизор, и она тоже против. А еще я не высмаркиваю нос, когда текут сопли, и ем с открытым ртом.
Две вещи, которые радуют меня изо дня в день, — это моя семья и моя работа. Но жизнь становится отвратительной, если ты не можешь найти баланс между ними.
Быть знаменитым — это как жить в деревне, где тебя все знают. Так что я просто живу в очень большой деревне.
Мне нравится Лондон. Его история постоянно меняется. Это свернутый гобелен, который разворачивается бесконечно.
Было время, когда люди ночевали на улице у моего дома в Кенсингтоне. Меня не особо раздражало это, вот только у нас не было в комнате никаких штор, и мы не могли ходить по дому голыми.
Мы, британцы, любим грязный секс. А все потому, что у нас асексуальная королева.
Последнее время я старательно избегаю фотографов. День, когда я понял, что мне больше не нужно на себя смотреть, был одним из лучших дней моей жизни. Я наконец понял, кто я такой.
Я не беспокоюсь о выпадающих волосах. Вернее, беспокоился, когда был моложе и тщеславнее. А теперь я только и жду, когда они выпадут. Можно будет прекратить заниматься всей этой херней.
Я давно готовлю себя к поражению.
В детстве я мечтал стать фермером и до сих пор подумываю об этом.
Я воспринимаю спонтанность как одну из своих лучших сторон. Gorillaz были по-настоящему спонтанной штукой. Все началось с того, что два человека сидели на диване и сказали друг другу: «А давай сделаем группу».
Мне нравятся люди, с которыми можно быть сумасшедшим.
Мы сами разрешили поп-музыке стать глупее, и поэтому она окончательно срослась с шоу-бизнесом — так, будто ни The Beatles, ни Дилана никогда и не существовало.
Самый проверенный способ заработать глубокую депрессию — начать читать музыкальные журналы или включить MTV.
В штанах, которые я выбираю, всегда был какой-то элемент хип-хопа.
Мама считает, что я одеваюсь слишком консервативно. Да, родители-хиппи не могут понять, почему их сын хочет носить хорошую рубашку и хорошие ботинки.
В шестидесятых люди принимали кислоту, чтобы сделать мир странным. А сегодня мир стал странным, и люди принимают прозак, чтобы сделать его нормальным.
Кроличьи норы сегодня — это мобильные телефоны, в которых люди исчезают с головой, хотя физически остаются в комнате.
С мистером Тембо (слоном, которому посвящена песня Mr. Tembo. — Правила жизни) я познакомился в Танзании. Его хозяином был один очень религиозный человек. Каждый вечер он смотрел по телевизору госпел, так что чудный маленький Мистер Тембо стал, возможно, единственным в мире слоном, выросшим на госпеле. Когда я решил посвятить ему песню, я подумал, что он оценит, если в этой песне тоже будет что-то от госпела. Этот Мистер Тембо был разоружающе милой тварью, но когда я впервые исполнил ему то, что сочинил, он обосрался. Мы сидели у костра, была ночь, и запах, который ударил мне в нос, я до сих пор считаю самой отвратительной вонью, с которой мне доводилось столкнуться. Что-то похожее я пережил лишь один раз: когда несколько лет назад на грудь мне прыгнул мерзкий котяра, повернулся ко мне жопой и обоссал все лицо. Но что касается Мистера Тембо, то, полагаю, он просто подумал: и почему этот чувак поет про меня. Подумал — и обосрался. Но тогда он был просто маленьким-маленьким слоненком. Потом я встретил его снова, и это уже был десятифутовый воспитанный слон, гораздо лучше разбирающийся в том, как именно следует выражать свои чувства.
Музыка — это что-то, что говорит само за себя. Но мне потребовалось очень много времени, чтобы это понять.
На самом деле, я безумно люблю кукол. Всегда себе говорю: как только выпадут волосы, открою кукольный театр.
Я не знаю, как правильно танцевать, но мне нравится прыгать.
Если хочешь стать музыкантом, пиши хорошие песни.