Сергей Пудовкин — о том, почему у России и Китая нет ничего общего — кроме, пожалуй, Витаса

СЕРГЕЙ ПУДОВКИН: Знаете, как в любом успешном бизнесе, это сочетание многих факторов. Но мы шли в Китай целенаправленно. Не скажу, что у меня было какое-то недоверие к Америке или нежелание развиваться на западном рынке. Для многих продюсеров, менеджеров и артистов зайти на американский рынок — большое достижение. Наверное, мне повезло. Будучи еще совсем юным, я познакомился с Тони Бон Джови, двоюродным братом Джона Бон Джови, человеком, который обладает большим авторитетом.

МИНАЕВ: Продюсер?

ПУДОВКИН: Да. Он сказал мне важную фразу, которая во многом сподвигла меня к принятию решения. «Американский шоу-бизнес практически не совершал ошибок, — сказал он. — Мы ошиблись один раз. Когда запустили на свою территорию козлов из Великобритании». Это дословная цитата. Потом он пояснил, что американский шоу-бизнес — это фундаментально закрытый рынок, который использует своих артистов, кумиров, певцов, спортсменов и так далее. И правильно, на мой взгляд, делает. Поэтому никогда человек с русским паспортом (переходим к Витасу) в американскую индустрию не войдет.

МИНАЕВ: Мы же помним с вами примеры: Gorky Park вошел в десятку MTV, а через полгода растворился без следа. Ничего не получилось.

ПУДОВКИН: Феномен Gorky Park, насколько я знаю, обусловлен сильным влиянием Горбачева в тот момент. Ветер перемен.

МИНАЕВ:Конечно. Говоря современным языком, заехали на хайпе и тут же выехали.

ПУДОВКИН: Это история не про бизнес, а про пиар. А в ситуации с Витасом главное — бизнес.

МИНАЕВ: Вы раньше были в Китае?

ПУДОВКИН: Нет.

МИНАЕВ: У вас там были знакомые?

ПУДОВКИН: Нет.

МИНАЕВ: Это же смелый шаг. Поехать туда, где ты никого не знаешь, не говоришь на языке, у тебя нет никаких связей.

ПУДОВКИН: Я расскажу. Первый раз я приехал на Тайвань в 2004 году. Как все началось? Совпало несколько факторов. Во-первых, Витас в 2004-м стал сенсацией в России. Добился колоссального успеха. Какие-то комики шутили, что он — сигнализация, которая спит в багажнике Пугачевой и Галкина. Звали его Вискас, Витязь — как угодно. Но в России был взрыв популярности. Обсуждали жабры. Первые лица государства предлагали мне оплатить ему лечение в Швейцарии. Я не шучу. За руку меня брали и говорили: «Сереж, мы знаем, проблемы у артиста. Но мы любим и поможем». За кулисами ставили ванну с водой. Говорили: «Мы знаем, он две песни споет, а дальше начинает задыхаться, ему в воду надо». Я отвечал: «Да? Лейте только морскую. У вас вода проточная, а он изысканное создание, ему надо в соли купаться». Во-вторых, интернет. Интернет реагировал. На жабры, на «Оперу №2», на хайп, начали приходить письма. Я открываю –— там иероглифы. Думаю: «Что это такое?» И понимаю, что надо в этом направлении копать. В общем, мне написал представитель китайской компании: «Мы базируемся на Тайвани и хотим издать ваш альбом». Я отвечаю: «Куда лететь?» Мне пишут: «Вылетай на Тайбэй, мы тебя встретим». Я за свой счет покупаю билет — как сейчас помню, через Амстердам. У меня с собой только диск в кармане – первый альбом Витаса, который уже был издан в России. Больше нет ничего. Ночую в амстердамском аэропорту, прямо на полу, лечу на Тайбэй. Вы представляете себе аэропорт Тайбэя? Современный, большой, красивый. Я прилетаю. И уже воображаю, как здесь устроен шоу-бизнес: меня встречает лимузин, у руководителя компании золотая цепь, меня угощают сигарой, пока мы едем подписывать контракт, вокруг вьются девчонки в мини-юбках... Я жду, все пассажиры уезжают, а меня никто не встречает. Дождик накрапывает и все усиливается. И тут влетает обычное желтое такси. Из машины выходит растрепанный молодой человек, лет двадцати пяти, в кроссовках разного цвета. Он бежит ко мне и говорит: «Я Том Ли». Я думаю: «Господи, что случилось? Может, авария или какой-то форс-мажор». Оказалось, он и был владельцем этой компании, молодой парень. В течение полугода он станет миллионером. Более 10 млн продаж за три месяца. Он, считай, дома напечатал эти пластинки, выпустил их на рынок, и случился бум.

МИНАЕВ: Он ничего не вкладывал в рекламу?

ПУДОВКИН: Ничего вообще. «Московский комсомолец» сделал публикацию. На снимке я стою в каком-то кафе, а вокруг меня пять или шесть китайских девчонок. Одна из них поет песню Витаса и плачет. Я клянусь. Я говорю: «Почему ты плачешь, что случилось?» Она отвечает: «Я его люблю, не могу без него». И я понимаю, что сработало. Тут я включаю все свои профессиональные ресурсы, ставлю цели, мы начинаем штурмовать телевидение. Я должен был получить у компартии разрешение, лицензию на публичное выступление. Я потратил на это почти год — но мне удалось.

МИНАЕВ: Сколько прошло времени с той знаменательной встречи с человеком в разноцветных кроссовках до момента, когда вы поняли, что Витас стал в Китае идолом?

ПУДОВКИН: Буквально три месяца. Я помню этот момент: мы летим внутренним рейсом из Шанхая в Гуанчжоу. Я захожу в самолет, сидят люди с газетами. Иду по салону и вижу — на всех первых полосах фотография Витаса. Я не мог поверить. В России такого не было никогда. И, честно говоря, я не испытывал большего раздражения. Витас открывал в Пекине Олимпийские игры, ему ставят памятники в стране с самой большой экономикой. Одних восковых фигур у него в Китае более двухстот — в каждом музее, в каждой провинции. А музеи восковых фигур — и это важно отметить – там пользуются колоссальным успехом. И это подчеркивает: признание Витаса в Китае носит массовый, национальный характер.

МИНАЕВ: Я тоже не понимаю этого. Ведь Витас взлетел здесь, но потом про него как-то забыли. А в Китае пришла сумасшедшая популярность. Это труднообъяснимый для меня факт.

ПУДОВКИН: В России к Витасу всегда относились скептически, иронично. Говорили, что за него поет какой-то компьютер, что он «фанерщик». Надо отдать ему должное. Я не буду называть проекты. Да что не буду, с другой стороны? Например, в «Точь-в-точь» он участвовал. Там нужно петь разными голосами в прямом эфире. Вживую. Парень выходил и пел. Все люди в России (а мы не раз объехали страну) знают, что Витас поет сам. Я ему говорю: «Слушай, убери микрофон, выходи в центр зала, пой а капелла». Он вставал и пел «Аве Марию», без музыкального сопровождения. Все музыканты со сцены уходили, чтобы не было никакого двоемыслия. Короче говоря, за три месяца этот пожар охватил Китай: Витас появился на всех обложках, его стали узнавать на улицах. Начали возникать действительно опасные моменты. Мы в Чунцине, даем концерт на 15 или 16 тысяч зрителей. После выступления к нам подходит начальник охраны и говорит: «Мы не можем сейчас выйти на улицу». Я спрашиваю: «Почему?» Вокруг стадиона 20 тысяч человек, не попавших на концерт, и они так хотят увидеть Витаса, что разорвут его. Мы час сидим, полтора. И это не шутка. Организаторы вызывают вторую машину, чтобы отвлекать людей. Машина начинает наматывать круги вокруг стадиона — и толпа бегает за ней, как в мультике. В сопровождении специального отряда полиции мы спускаемся в какие-то технические катакомбы. И бежим по ним. В конце концов, как в кино, выбиваем дверь какую-то, прыгаем в машину, я кричу водителю: «Дуй!». Так оно и было. Кадры из истории «Битлз», которые мы видели и помним, плачущих вокруг них девочек — это ничто по сравнению с тем, что мы переживали. Я думаю, сейчас ситуация аналогичная, просто она остановилось во время коронавируса. Крайний (не скажу «последний») наш концерт был в Шанхае, когда уже объявили о росте заболеваний. Когда мы уезжали, нас осматривали люди в белых халатах в аэропорту.

МИНАЕВ: Вы зашли на китайский рынок. Какой это год? 2004-й?

ПУДОВКИН: В конце 2004-го прошла первая съемка, уже большая. И нас стали приглашать на телевидение, снимать. Приведу параллель из наших артистов — например, вспомню Женю Белоусова. Знаешь, Сергей, у нас был период, когда нужно было показаться только один раз — в «Утренней почте». И ты просыпался суперзвездой, мог развешивать афиши своего концерта на стадионе. Отчасти такой эффект и получился.

МИНАЕВ: С 2004-го по конец 2019-го (когда начался коронавирус) как развивалась карьера Витаса? Вы что-то адаптировали для китайского рынка?

ПУДОВКИН: Вы знаете, тут повезло, потому что китайцы не любят английский язык. От первого до последнего дня мы пели только на русском. Детей в Китае называли Витасом, и это не шутка. Их там порядка трехсот Витасов. Мы выступали только на русском языке, и специальной адаптации не было ни-ког-да. Две китайские песни Витас записал и пел – это было сделано осознанно, с большим уважением к публике. «Тибетское плато», например, это как у нас «Подмосковные вечера».

МИНАЕВ: Скажите вот что. Как устроен американский шоу-бизнес, я хорошо понимаю: продюсеры, большие лейблы. А как шоу-бизнес устроен в Китае? От кого зависит, кто будет звездой, а кто — нет?

ПУДОВКИН: Во-первых, за годы работы там я увидел, что китайские провинции очень независимы друг от друга. Не политически, не финансово. Понятно, что Китай — консолидированная страна, особенно идеологически. Но что касается национальной культуры, фестивалей, кино — это достаточно (если не сказать абсолютно) самостоятельные регионы. Например, между провинцией Сычуань и Шанхаем — огромная разница. Начиная от еды, которая не имеет ничего общего. У нас можно пельмени заказать и на Камчатке, и в Калининграде.

МИНАЕВ: Плюс-минус одно и то же будет.

ПУДОВКИН: Да. Ну ладно, это частности. Я к тому, что провинции самостоятельны в выборе развития. По сути, единой коммерческой индустрии там нет, если мы говорим о шоу-бизнесе. Я бы скорее назвал это массовым национальным культурным просвещением. Есть гигантские фестивали, с утра до вечера каналы показывают концерты, где 85% выступающих – китайские музыканты и артисты. Бойз-бэнды, герлз-бэнды. Рэперы. Большой фестиваль национальной музыки. Там всегда есть модные артисты. Нет такого как, условно говоря, в СССР был один великий певец Иосиф Кобзон. Нет, там модные артисты, масштабные постановки. В одном из выступлений Витаса участвовали тысяча человек. Если опять же сравнивать с пресловутым Западом – там нет такого размаха.

МИНАЕВ: Вы упомянули важную деталь: Витас пел только на русском языке. Китайцы как вообще относятся к русской культуре? Они готовы воспринимать наши фильмы, сериалы, песни? Или это частный случай?

ПУДОВКИН: Частный случай. Уже можно говорить по фактам. Прошло чуть меньше 20 лет с того момента, как мы пришли в Китай. Я не говорю про каких-то зарубежных деятелей, но ни один российский артист так и не смог не то что повторить успеха Витаса, а вообще появиться на китайской сцене.

МИНАЕВ: Чем вы это объясняете?

ПУДОВКИН: Тем, что государство заботится о защите своих интересов.

МИНАЕВ: Почему Витасу разрешили стать звездой? На какую точку он надавил Китаю, что стал звездой?

ПУДОВКИН: Китай как воспевал национальную оперу, так до сих пор они и делают ставку на свое, на отечественных производителей. Витас — это, наверное, один из, а может, и единственный, если хотите, продукт (раз уж мы про бизнес говорим), который китайцы купили. Китай всю жизнь продает. Да, иногда копирует, а если покупает, то редко и очень осмотрительно. Например, экономя свои ресурсы за счет других стран. Или какие-то исключительные вещи, которые скопировать не может. Редкий пример — Витас: его голос, и образ, и манера работы на сцене, и концепция бренда. Такая вот у китайцев ментальность. Я думаю, что эта ментальность заключается в том, чтобы доказать свое величие — так и складывается история торговли с белым человеком.

МИНАЕВ: С белой обезьяной, я бы даже сказал.

ПУДОВКИН: Так и назовите меня в интервью — белая обезьяна. Я та самая белая обезьяна, и знаете, когда я смотрю на то, что происходит сейчас в мире, мне кажется, в обезьян превратились многие. Хуже того — некоторые из обезьян держат по большой гранате, что, конечно, чести не делает никому. Кстати. Вспоминаю, как первый раз пришел уже на серьезные переговоры о проведении серии концертов на территории Китая. Огромный тур — 16 или 17 городов, в каждом стадионы по 50-70 тысяч зрителей. Я пришел один, я всегда хожу один. Ни секретарей, ни помощников. Меня позвали в ресторан: «Поужинаем и обсудим детали». Прихожу примерно в шесть вечера, там человек десять сидят. Современные, элегантные люди, от которых зарябило в глазах. Прошло часа четыре, я немного подустал. Смотрю — у них команда сменилась, другие люди пришли. Думаю: «Опа!» Говорю: «Дайте-ка мне кофе двойной». Потом смотрю — полночь. Говорю: «Нам не пора сделать перерыв?» Отвечают: «Нет-нет-нет, давайте обсуждать». Знаете, во сколько мы разошлись? В два ночи мы сделали перерыв, а в семь утра я пошел спать.

МИНАЕВ: Что вы обсуждали столько времени?

ПУДОВКИН: Это хороший вопрос. Как в России? 10 концертов, 100 тысяч, окей, разошлись. Все. Дело двух минут. А там ты в общем-то говоришь то же самое, а тебе отвечают: да, но... И это повторяется столько часов, дней, недель, пока китайцы не выбьют желаемый для себя результат. Они никогда не отказываются. Я очень редко слышал «нет», хотя там заоблачные гонорары, цифры, продажи. Они говорят: да, но! И начинается история, для русского менталитета совершенно невозможная. Чрезмерно педантичная. Они препарируют каждую букву, а учитывая особенности китайского языка, особенности перевода и то, что мы не всегда можем друг друга понять, даже говоря об одном и том же... Я вам так скажу. Рекламу крупного бренда мы обсуждали полтора года. Да, это серьезный контракт, большая компания – но не полтора же года.

МИНАЕВ: Последние полгода (а до этого еще лет пять) мы активно говорили о восточном развороте России. Вот скажите мне, как человек, который в отличие от многих в нашей стране знает о чем говорит, этот разворот — он возможен? Если да, то на каких условиях?

ПУДОВКИН: С нашей-то стороны возможен. Вопрос в том, что они думают по этому поводу.

МИНАЕВ: А что они думают?

ПУДОВКИН: Мне кажется, разворот с их стороны, как и вообще движение, невозможно. Ментально. Вы задаете правильный вопрос. Примаков разворачивался над Атлантикой. А китайцы просто не летят. Понимаете, в чем разница? Они даже не садятся в самолет, не начинают в эту сторону думать. А нам кажется, что начинают. Думаю, в этом и есть особенность ситуации. Они не суетятся.

МИНАЕВ: Мне большой промышленник рассказывает историю. Они заключают контракт с Китаем. Говорит, мы начинаем работать, их все устраивает — цена, объемы. А потом спрашивают: «Слушайте-ка, а через сорок лет мы как с вами поступим?» Он отвечает: «В смысле, какие сорок лет? Я не знаю, что будет на следующей неделе». А они: «Нет-нет, давайте зафиксируем основные принципы». Он не понимал этого.

ПУДОВКИН: Тут вы копнули в самую суть, потому что китайцы не живут сегодняшним днем. На мой взгляд, одна из главных проблем современной России – в постоянной суете. Так сложилось, не в обиду сказано. Мы все время в истерике, а китайцы... Есть известная притча. Монах спрашивает своего ученика: «Чем ты занят?» Тот отвечает: «Сижу, смотрю, как растут деревья». – «А, все суетишься». Так и есть. При этом они очень умные во всем, что касается бизнеса, они умеют считать деньги с уважением, вниманием и заботой. Это еще одна черта китайского менталитета – уважительное отношение к деньгам. У нас есть, например, слова «бабки» или «бабосы» – в китайском языке аналогов просто не существует. Я вам так скажу. При прочих равных моя коммерческая результативность в условной Европе была бы в разы больше, чем в Китае. Они очень тяжелые на платежи. Так отстаивают свои интересы! Знаете, как в шоу-бизнесе – заплати больше денег, перекупи артиста. Так наши делают. В Китае такое не работает. Никогда. Так называемые корпоративные интересы у них отсутствуют напрочь. Я один раз чуть не влетел в неприятную ситуацию, потому что в какой-то момент мне показалось, что я могу поднять цену. Я чуть в стоплист не угодил. Мне было сказано: «Это, конечно, хорошо, но давай ты будешь соблюдать взятые на себя обязательства. Потому что, если ты попробуешь в процессе что-то прибавить, то и мы можем пересмотреть ситуацию радикально». Моя жена Анжелика давным-давно сказала: «Сережа, нет ничего хуже несбывшихся надежд». Нам очень важно сейчас понимать, что китайцы к нам не развернулись. Это мы к ним развернулись, отчасти потому, что больше разворачиваться некуда. А китайцы не пойдут нам навстречу до тех пор, пока не поймут, что нам можно верить.

МИНАЕВ: Я недавно вел диалог о Китае, и собеседник мне сказал: «Ты понимаешь, Китай себя считает цивилизацией с тысячелетней историей. И к ним нельзя так просто прийти на равных. Нужно сказать: "Вы знаете, мы бы хотели у вас поучиться". Это правда?

ПУДОВКИН: Абсолютно. Давайте посмотрим правде в глаза. Ну какие мы равные? Возьмите экономику, рост Китая за последние 20 лет. Это происходило на моих глазах — я приехал в 2004-м. Еще в конце 1990-х я по своему Гольяново с пистолетом и кастетом ходил. С какого перепуга мы решили, что мы с китайцами равные? Ментально я имею в виду. У нас все немного по Ленину — великорусский шовинизм называется. Мы все время думаем, что китайцы – это Черкизон, плохое качество, подделки. Да ничего подобного! Это они к нам могут снисходительно относиться, потому что мы свою историю предавали не единожды. Там люди думают на сто с лишним лет вперед, а мы думаем, как сегодня украсть, чтобы завтра уехать в Лондон. Ситуация в том, что о развороте на Восток можно только мечтать. Но надо заслужить для начала хотя бы китайский взгляд. Это мы на самолетах над Атлантикой мотаемся туда-сюда. Взлетаем, садимся, суетимся. Пытаемся на ходу решить какие-то вопросы, договориться, «перетереть». А они не суетятся. Продолжая эту метафору, они даже не подумают ехать, пока точно не определят свои позиции; схему движения, развития событий. И только потом отправятся к самолету, и то не сразу. Потому что знают себе цену. Главная китайская пословица: «Самое страшное — потерять лицо». Все.

МИНАЕВ: Вас лично Китай изменил? Я не про деньги, не про бизнес. Про философию.

ПУДОВКИН: В вопросах отношения к жизни, детям, семье – я чисто китаец стал. Настолько научился ценить. Я вам покажу на банальном примере. Получая лицензию, я жил в Китае почти полгода. Конечно, я интегрировался. Думаю, радикально я не поменялся, но на какие-то вещи стал смотреть иначе. «А что ты суетишься?» — спрашивали меня китайские партнеры. Мы стоим в пробке, я по-русски: «Бл***, мы опоздаем, караул, самолет, ааа, ооо!». Они мне говорят: «Что ты суетишься? Если этого еще не произошло, почему ты переживаешь? А случится — так тем более нечего переживать, надо делать: менять билеты, переносить выход и так далее».

МИНАЕВ: Давайте вернемся к Витасу. С 2004- го по 2019-й — это 15 лет, огромный срок для проекта, а для шоу-бизнеса — целая жизнь. Как вы 15 лет эту жизнь сохраняете? Человек пришел с жабрами, в образе инопланетянина. Сейчас выступает в двубортных костюмах.

ПУДОВКИН: Продержались, если говорить о бизнесе, потому что конкуренции нет. Это достаточно честный и убедительный момент. Да, так сложилось. Потому что китайское правительство настолько заботится о своих интересах, что не пускает популярных (и — не сомневаюсь — талантливых) зарубежных певцов на свой рынок. Я читал постановление компартии Китая о недопущении на телевизионные экраны и в СМИ представителей зарубежных стран. Там не было сформулировано так жестко, скорее речь шла об оптимизации. МИНАЕВ: Но суть такая?

ПУДОВКИН: Суть такая.

МИНАЕВ: А, например, корейский K-pop, который везде популярен, пускают в Китай?

ПУДОВКИН: Нет. Я вам больше скажу. В Китае никогда не было Майкла Джексона. Он был в Макао. Да, это Китай, но вместе с тем отдельная территория. K-pop присутствует, но тоже собственного производства. Был период, когда нас просили подстроиться под эту волну, хотя мы не стали. Стрижки какие-то. Мы вежливо отказались и пошли своим путем. Они действительно многое берут за границей, но представляют это уже в китайском стиле. Что-то скопировали и говорят, это наше.

МИНАЕВ: А оригинал не пускают. Я вот что хочу спросить. Вы покорили гору под названием Китай. Рядом горы поменьше: Япония, Корея. Через Китай вы смогли туда распространить свое влияние?

ПУДОВКИН: В Корее мы были, но распространить влияние скорее не удалось, потому что там как раз шоу-бизнес. Там свои законы, и нужно играть по правилам. Опять же на выступления Витаса в США я был вынужден брать на работу американских музыкантов, не менее 25% коллектива, платить им зарплату. В американской индустрии я песчинка, но мне было сказано, что я потенциально могу забрать работу — эти три копейки — у американских музыкантов. Поэтому извольте, Сергей Николаевич, заплатить. Они не придут на работу, вы просто в профсоюз отчислите, денежку положите и пойте свои песни на Брайтон-Бич. Вот так было в Америке. Я, в принципе, поддерживаю этот путь, потому что интересы национальных музыкантов надо защищать. А у нас иностранцы приехали, афишу повесили – и хоть бы хны. Я полгода лицензию в Америке получал, чтобы провести хоть какие-то концерты. У нас же вообще нет вопросов. Приезжай и работай. Хоть Кремль, хоть «Лужники».

МИНАЕВ: Как вы считаете, есть ли точки соприкосновения у русской и китайской культур?

ПУДОВКИН: Я считаю, что нет. Серьезно. Потому что они шли своим путем тысячу лет, а мы — в силу революций, ускорений, гласности и прыжков с мостов в реки американские (и не американские) — к сожалению, лица своего не выработали. Какую-то речку вместе перейти — да. Ментально, стратегически – сложно сказать. У самих китайцев есть пословица: «Большой путь начинается с одного шага». И я надеюсь, что сейчас мы этот шаг сделаем. У нас есть шанс прийти и к взаимоуважению, и к взаимопониманию, и к стратегическому партнерству. Просто мало этого хотеть, нужно и что-то делать — последовательно, точно и выверенно.