Правила жизни Артюра Рембо

Поэт, умер в 1891 году в Марселе
Правила жизни Артюра Рембо
Corbis/Getty Images

Я верю в мрамор, в плоть, в цветок и в красоту.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Первое, что должен достичь тот, кто хочет стать поэтом, — это полное самопознание; он отыскивает свою душу, ее обследует, ее искушает, ее постигает. А когда он ее постиг, он должен ее обрабатывать!

Все началось с поисков. Я записывал голоса безмолвия и ночи, пытался выразить невыразимое. Запечатлевал ход головокружений.

Поэт превращает себя в ясновидца длительным, безмерным и обдуманным приведением в расстройство всех чувств. Он идет на любые формы любви, страдания, безумия. Он ищет сам себя.

От предков-галлов у меня молочно-голубые глаза, куриные мозги и неуклюжесть в драке. Полагаю, что и выряжен я так же нелепо, как и они. Разве что не мажу голову маслом.

Все ремесла мне ненавистны. Хозяева, рабочие, скопище крестьян — все это быдло. Рука пишущего стоит руки пашущего. Вот уж поистине ручной век! А я был и останусь безруким.

Благородное нищенство надрывает мне душу. Преступники же омерзительны, словно кастраты; впрочем, плевать я на все это хотел – мое дело сторона.

Ясное дело, я человек без роду, без племени. Не понять мне, что такое бунт. Такие, как я, восстают только для грабежа — так шакалы рвут на куски не ими убитого зверя.

Когда я вернусь, у меня будут стальные мышцы, загорелая кожа, неистовый взор. Взглянув на меня, всякий сразу поймет, что я из породы сильных. У меня будет золото; я буду праздным и жестоким. Женщины любят носиться с такими вот свирепыми калеками, возвратившимися из жарких стран. Я ввяжусь в политические интриги. Буду спасен.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Главное — держаться подальше от правосудия.

Я превращаюсь в волшебную оперу; я вижу, что все сущее обречено стремиться к счастью. Действие – это не жизнь, но способ попусту тратить силы, нечто вроде невроза. А мораль – это размягчение мозгов.

Галлы свежевали скот, выжигали траву – и все это делали как недотепы. От них у меня: страсть к идолопоклонству и кощунству; всевозможные пороки – гнев, похоть – о, как она изумительна, похоть! – а также лживость и лень.

Я погружался в мечты о крестовых походах, о пропавших без вести открывателях новых земель, о республиках, не имевших истории, о задушенных религиозных вoйнах, о революциях нравов, о движении народов и континентов: в любое волшебство я верил.

Духовная битва так же свирепа, как сражения армии; но созерцание справедливости – удовольствие, доступное одному только Богу.

Мне следовало бы иметь свой ад для гнева, свой ад – для гордости и ад для ласки; целый набор преисподних.

Лишь когда вы убедитесь, что я действительно жру дерьмо, вы перестанете говорить, будто прокормить меня вам влетает в копеечку.

Нажив себе на два гроша ума — это проще простого! – я докопался до причины моих напастей: оказывается, до меня поздновато дошло, что живем-то мы на Западе. В западном болоте.

Вы сообщаете мне политические новости. Если бы вы знали, как мне это безразлично!

Нет более богов, стал Богом человек, / Но без любви сей Бог — калека из калек.

Я — изобретатель, достойный совсем иной похвалы, чем те, кто предшествовал мне; я – музыкант, нашедший нечто похожее на ключ от любви.

Не буду говорить и думать ни о чем — / Пусть бесконечная любовь владеет мною — / И побреду, куда глаза глядят, путем / Природы — счастлив с ней, как с женщиной земною. ≠