Правила жизни Пола Томаса Андерсона
Я был вторым из четырех детей в семье, у меня была старшая сестра, и, конечно, она дружила со старшими девочками — на два, три, четыре года старше меня. У моего друга тоже была старшая сестра. Когда нам было 14-15 лет, им, соответственно, исполнилось 18-19, они уже водили машины, а мы из кожи вон лезли, чтобы нас прокатили. И, естественно, мы флиртовали с ними, делали все, чтобы нас заметили, — лишь бы не быть назойливыми младшими братьями, путающимися под ногами. С парой старших девушек у меня завязалась крепкая дружба. О, это были фантастические отношений — именно потому, что дружеские.
Мама любит повторять, что я стал режиссером не в 26 или 27 лет, когда снял первый полный метр, а в четыре или пять. Она все время вспоминает, как я ребенком всех собирал и заставлял участвовать в своем шоу. Так что пусть я и был слишком молодым при съемках первого фильма, тем не менее уже был уверен в себе и очень подготовлен, потому что знал: я — самый младший на площадке и не хочу всех подвести. Меня окружали мастодонты, работавшие в кино 10, 15, 20 лет, — не хотел, чтобы им пришлось подстраиваться под меня. Я понимал, что все зависит от налаженной коммуникации. Я сам подносил кофе, отвечал на вопросы, на которые никто не знал ответов, не повышал голос. Да, режиссер — это диктатор, но не карикатурный, орущий в мегафон и сносящий все на своем пути, а доброжелательный.
Фокус в том, что у некоторых людей есть дар. Дэниел Дэй-Льюис одарен, Хоакин Феникс одарен, Фил (Сеймур Хоффман) поцелован Богом. Они произносят реплики в кадре, и складывается впечатление, что говорят от ума и сердца, что это не выученный текст. То есть они просто ходят и разговаривают, и это так... Странно, понимаете? Для меня это настоящая магия.
Я невероятно счастлив быть частью кинобизнеса. Я копаюсь в своей крошечной песочнице вместе с людьми, которыми восхищаюсь, и получаю огромное удовольствие. Но это я, а дальше — целая киноиндустрия, которой конца и края нет, и черт его знает, что будет с фильмами в будущем.
Я всегда считал, что еда, которую герои едят на завтрак, говорит о них многое.
По-настоящему хорошее кино никогда не получает премий.
Первое киновоспоминание детства — «Рокки» со Сталлоне. Он очень важен для меня. Я тогда сказал маме, что тоже стану боксером. А она ответила: «Нет, нет, ты хочешь стать писателем — Рокки написал этот фильм!» Пару раз я вышел на утреннюю пробежку, подражая Рокки, но вскоре плюнул: к черту это, лучше послушаю маму и сяду писать.
Я не хожу в церковь с 16 лет. Но даже тогда я бы точно солгал на исповеди. Я бы не нашел в себе сил признаться в содеянном, и это грех. Я чувствовал, что священники за тонкой перегородкой видят меня насквозь, и понимал, что не могу им довериться.
Я прекрасно понимаю, что я контрол-фрик.
Снять фильм — это полдела, это вообще ничего не значит. Остальные 50% времени ты должен холить, лелеять, взращивать и защищать свой фильм с особой страстью, даже жестокостью. Для этого нужен особый ген. Я не рад, что обладаю им, но его приходится использовать.
Я начинаю сомневаться, только когда дело сделано. В процессе меня практически невозможно догнать.
Когда мне было семь лет, я сделал запись в блокноте: «Меня зовут Пол Андерсон. Я хочу быть писателем, продюсером, режиссером и создателем спецэффектов. Я все умею и все знаю. Пожалуйста, возьмите меня на работу».
Лучший способ начать писать — представить диалог двух героев. Если вы придумаете вопросы для первого, то найдутся ответы и для второго, и тут же поймете, кто вырывается из вас, пока вы пишете. Если вы понимаете, о чем я.
Я думаю, Билл Клинтон любил выбираться из Белого дома. Например, по ночам, чтобы зайти в МакДоналдс. Мне кажется, ему просто хотелось выбраться из дома. Он был неплохим парнем по сравнению с Бушем: играл на саксофоне, гонялся за юбками. Именно такого человека и хотелось бы видеть президентом.
На свете не так много мест, которые я не люблю. Я вырос в Калифорнии, и я люблю Калифорнию, и довольно долго она оставалась собой, пока не пришел Арнольд Шварценеггер. А Нью-Йорк замечателен тем, что как только я схожу с трапа, первое, что я замечаю, — да, какие все толстые, но еще и то, что все, абсолютно все — на месте. От этого мне радостно и комфортно. Нет, я не горд за Америку, но мне нравится чувствовать, что все люди на месте и борются за то же, за что и жители остального мира, — за маленький кусочек счастья. Изо дня в день.
Людей, которым я доверяю, можно сосчитать по пальцам одной, ну, может быть, двух рук. Кино я снимаю в первую очередь для себя, но есть пара человек, которым я хочу его показать — и хочу, чтобы оно им понравилось. Но если не понравится, тоже не беда — мне не станет больно или тяжело. Проблема в том, что таких людей — по пальцам пересчитать...
«Челюсти» — мегаважный для меня фильм. Мой отец работал диктором на телевидении в Лос-Анджелесе, поэтому ему удалось принести домой видеомагнитофон. Он записал «Волшебника страны Оз», «Монти Пайтона и священный Грааль» и пиратскую копию «Челюстей». Эти три фильма я пересматривал снова и снова. Видеомагнитофон был размером с эту комнату, и кассеты — размером с автомобиль.
Я настолько оторван от реальности, что до сих пор живу в мире, где величайший киноактер — Уильям Холден.
Не начинайте с тем — начинайте с героев.
Творите бесстрашно. Не бойтесь публики и соперников — бойтесь сделать недостаточно, не выложиться на полную.
Знаете, чего я по-настоящему боюсь? Плохих актеров. За хорошим актером я наблюдаю, как за любимым музыкантом, а когда вижу плохого — ужасаюсь. Мне срочно нужно придумать, что бы такого ему сказать и что бы такого с ним сделать.
В Школе кино на первом же занятии преподаватель сказал: «Если кто-то собирается написать "Терминатор 2", можете сразу покинуть аудиторию». И я подумал: «Нет, так мы далеко не уедем». Что, если я пришел как раз за тем, чтобы написать «Терминатор 2»? Что, если рядом со мной сидит человек, мечтающий написать «Терминатор 2»? Педагог настаивал: «Мы здесь делаем серьезное кино». Вообще-то, «Терминатор 2» — выдающееся кино.