Правила жизни Джеймса Франко

Не так уж сложно быть богатым, немногословным и одиноким мужчиной.

Каждый человек является собой лишь наполовину. Первая половина создана им самим, а вторая половина — это то, что про него думают люди.

Люди не устают следить за тем, сколько геев я сыграл за свою жизнь. Пару раз я даже слышал что-то вроде «Слушай, это же твоя третья гей-роль. Ладно, не валяй дурака, пора уже признаться».

На каждую «Горбатую гору» найдется пятьдесят фильмов про традиционную любовь.

Существует множество вещей, которые заставляют меня интересоваться ролями геев. Я играл гея, который жил в 1960-е, и я играл гея, который жил в 1950-е, и я играл гея, который жил в начале 1920-х. Быть геем в каждую из этих эпох — по крайней мере, быть геем публично — было очень непросто. Это мне и интересно — как живет человек в постоянном конфликте с окружающим миром. А может, я и вправду гей?

Я постоянно слышу все эти разговоры — мол, посмотрим, что этот Франко выкинет дальше и что он такого скажет. А я скажу вот что: «Сиськи!»

Хочешь интересовать людей? Будь интересным.

Говорят, я был здорово накурен, когда вел церемонию «Оскара». Но это чушь, конечно. Я был под героином.

Мне не требуется время на отдых, и я даже спать не люблю. Засыпая, я вечно думаю о всех тех вещах, которые пропускаю во время сна.

Надеюсь, эта жизнь не единственная, иначе всего не успеть никак.

Я трудоголик. Мой самый первый фильм был о мальчике, который — после того, как умерла его золотая рыбка — вдруг осознал, что смертен. Он сказал родителям, что не хочет умирать, но они ответили ему, что бояться не нужно, потому что впереди еще много времени. Но его это не успокоило, и он решил, что отныне будет делать все здесь и сейчас. Он тут же женился на соседской девчонке, нашел работу и завел семью.

Я люблю заниматься всем подряд. Это же как бросить в колбу кучу химических реактивов и посмотреть, что получится.

В школе — особенно последние два года — я постоянно попадал в полицию из-за всяких пустяков: граффити, воровство и разбитые машины.

В «Макдоналдс» — был в моей жизни и такой момент — я считался по-настоящему прилежным работником. Худшее, что я, возможно, сделал — это немного пересолил картошку.

Ненавижу готовку. Готовка — это искусство, а я ненавижу, когда искусство исчезает.

Недавно я понял, что мне нравятся сериалы — и вообще сериальность во всем. Да, мне нравится продолжительность процессов, мне нравится непрерывность рассказа, мне нравится долгое развитие, и мне нравится, когда созданное тобой нечто живет долго-долго.

Плохое искусство и искусство, на которое некомфортно смотреть, — это вещи разные. Я рад, если то, что я делаю, заставляет людей чувствовать себя некомфортно.

Есть невысказанное утверждение, будто актерам не следует писать книг. Да, с некоторыми оговорками им позволено снимать собственное кино, и, пожалуй, они могут заниматься музыкой. Но для книг существует невидимый барьер, преодолеть который удалось немногим.

Если людям удобнее оценивать мою поэзию через призму моей актерской карьеры, я возражать не стану.

Я хочу написать детскую книгу — хотя бы потому, что я этого еще не делал.

Есть множество хороших книг, которые никогда не станут фильмами. Великий роман не гарантирует великого кино. А вот второсортное чтиво легко становится великим фильмом — «Крестный отец», например.

Меня не пугают ремейки. В театре, например, эта традиция существует уже сотни лет, и все хотят поставить свою версию Гамлета или Короля Лира.

Я рад, что мне дали когда-то возможность преподавать актерское мастерство в Нью-Йоркском университете. Мне всегда казалось, что учить — это значит расплачиваться за те знания, которые ты когда-то получил.

Я сейчас в том возрасте, когда надо браться только за то, что делает счастливым. И все, за что я берусь, делает меня счастливым.

Каждый день я начинаю однообразно — сто приседаний.

Раньше я много думал о том, как выгляжу, а теперь мне плевать. Возможно, потому, что я прекрасен сам по себе.

Увы, я не могу быть никем, кроме Джеймса Франко. Это так больно — быть самим собой, но только сумасшедшим удается от себя убежать.

Я с большим уважением отношусь к порноактерам. Когда-то очень давно мы с одной девчонкой взяли камеру и засняли себя, а потом посмотрели на то, что получилось, и сказали себе что-то типа «Давай больше никогда не будем это смотреть». Но посмотрите на порноактеров. Это ведь не просто люди, которые трахаются перед камерой. Это люди, которые показывают свои видео всему миру.

Я безумен именно настолько, насколько вам показалось.

К моей жизни больше всего подходит цитата из того старого фильма про гонки, которую мне рассказал Шон Пенн. Там был один итальянец, который оторвал от своей машины зеркало заднего вида и выбросил его к черту. И кто-то спросил его: «Ты что делаешь?» А он отвечает: «Там, куда мы едем, нам не нужно оглядываться».

Я не очень хочу умирать. Мне надо так много сделать.

Да, я, конечно же, робот.