Майкл Шерборн, учитель русского языка в обычной лондонской школе, хорошо знал русские суффиксы, поэтому к словам «pogrom», «sputnik» и «balalaika» добавил в международный лексикон «refusenik». С его легкой руки так на Западе стали называть отказников — советских евреев, которым по разным причинам власти не давали выездные визы.

Майкл Шерборн не только играл словами. В 70-е годы прошлого века он сыграл огромную роль в судьбе «отказников». Он стал передаточным звеном между советскими евреями, которые хотели эмигрировать, и миром за железным занавесом. Днем Шерборн преподавал в школе, а по вечерам звонил в Москву, чтобы узнать, кого арестовали, кому отказали в визе, чье открытое письмо надо предать огласке на Западе.

Самый, пожалуй, известный отказник и активист еврейского движения Натан Щаранский, отсидевший за свою деятельность девять лет, сказал о Майкле Шерборне: «Этот скромный учитель русского языка стал главным связующим звеном между еврейскими активистами в Советском Союзе и евреями всего мира, когда в мире не было ни интернета, ни спутникового телевидения, когда не было никаких свободных связей между Советским Союзом и свободным миром».

Я не знала Майкла Шерборна, он мне не звонил, но я представляю, как все происходило: автоматической связи через восьмерку тогда не было. Разговор заказывался через оператора, иногда приходилось ждать по несколько часов. Разговоры с заграницей, да и не только, конечно же, прослушивались. Помню, я могла месяцами не платить за телефон и его не отключали, потому что КГБ хотело быть в курсе.

Майкл Шерборн, конечно, знал, что его разговоры прослушиваются, но, как все иностранцы, был наивен. Он рассказывал впоследствии, что представлялся телефонисткам разными именами, но однажды, сделав заказ на разговор от имени инженера из Днепропетровска, вдруг услышал: «Здравствуйте, господин Шерборн!»

Интерес Майкла к судьбе евреев-отказников появился не на ровном месте. Он родился в 1917 году в Лондоне в семье российских эмигрантов, которые тогда еще, конечно, не знали слова «sputnik», но слово «pogrom» знали, вероятно, не понаслышке. Во время Второй мировой войны Майкл Шерборн воевал в составе военно-морских сил Великобритании, а после войны отправился в Палестину и записался добровольцем, чтобы принять участие в войне за независимость государства Израиль.

Вернувшись в Лондон, он занялся изучением русского языка и литературы. Как многие интеллектуалы в Англии, он мечтал читать Чехова и Пушкина в оригинале, на спор с другом выучил трудный язык и, как рассказывают, мог бесконечно цитировать «Евгения Онегина». Работу учителя русского языка получить тогда было не так трудно, вплоть до 1980-х русский был вполне распространенным предметом даже в государственных школах.

Сложно сказать, скольким людям Майкл Шерборн помог эмигрировать из Союза. Может, сотням, может, тысячам евреев. Но мир узнал об их судьбе благодаря Шерборну. Советские власти тоже были в курсе его «подрывной» деятельности — газета «Правда», чтобы сделать образ врага-сиониста более зловещим, даже присвоила ему титул лорда.

Лордом Майкл Шерборн так и не стал, но, как сказал о нем Натан Щаранский, «он показал, что один неравнодушный человек, без какой-либо официальной поддержки, может изменить ход истории».