Правила жизни Альберта Тер-Авакяна

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Первое, что я помню — мне пять лет, и меня привезли в Москву. Мать у меня русская, отец армянин, но я все детство прожил в Узбекистане, куда они поехали поднимать республику. И вот привели меня на Красную площадь, и я шел, и так она мне нравилась, что я не мог насмотреться. По всей площади проходил ногами, но не чувствовал усталости.

Один раз в детстве я попал под ледяной душ. С тех пор я преклоняюсь перед генералом Карбышевым — во время войны он отказался переходить к немцам с их колбасой и коньяком. Его за это облили водой на морозе, и он умер.

В Деда Мороза я, как и все, верил ровно до десяти лет.

Раньше я понимал счастье, как все люди: что-то такое большое и эфемерное. Сейчас я считаю, что счастье состоит из маленьких кусочков. Вы попили кофе, и вам хорошо — вот 20 минут счастья.

Гагарин, наверно, даже не знал, что был частью истории моей семьи. Мой покойный дед был знаком с одним работягой. Однажды, в 1960-е, тот сидел на скамейке в Москве с фотоаппаратом, к нему подошел Гагарин и говорит: «Дай, пожалуйста, пофотографировать». Он растерялся и дал. Гагарин был простой человек — вроде в космосе побывал, а сам приземленный. Он пофотографировал немного, вернул фотоаппарат и пригласил работягу в гости. И потом мне дед показывал эти фотографии и говорил: «Вот мой друг с Гагариным поднимает бокал». Я очень гордился этим.

Щедрость — это лакмусовая бумажка, главный показатель человека.

В дружбе не может быть зависти. Не может быть недосказанных слов. Если они есть, то вы уже неверны.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Когда развалился СССР, я мечтал переехать в Россию, но оказался в Сан-Франциско. Тогда это было проще.

Первое время в Америке я жил в русской церкви, где мне дали местечко, работал сторожем, потому что у меня не было никаких бумаг. Потом выучился на айтишника. Перевез жену. Мы жили хорошо: денег хватало на безбедную жизнь, две хорошие машины и четырехкомнатную квартиру. Если есть голова на плечах, в Америке можно хорошо зарабатывать.

Американец засмеется, если человек упал в лужу. Русский — нет. Русский засмеется, только когда на самом деле смешно. Должно быть что-то пикантное. Например, если человек упал в лужу и потом начал из нее пить.

Я понял, что из Америки надо уезжать, когда в газете прочитал совершенно гнусную статью, где говорилось, что Гагарин не великий космонавт, а обыкновенный алкоголик. Эта статья меня возмутила до мозга костей, и я стал копить на отъезд.

Я вернулся в Россию на пустое место. Устроился учителем английского языка, я ведь еще в Ташкенте иняз окончил. Начинал с 40 тысяч, но потом зарекомендовал себя и сейчас зарабатываю 100 тысяч в месяц.

Никого никогда не вините. Смысла нет. Вот я приехал в Америку искать счастье, прожил там 18 лет, вернулся. Кого я должен винить? Американцев? Они же не виноваты, что не подходят мне.

Как только я вернулся в Россию, я сразу закурил. От эйфории.

Моей дочке Кате 14 лет, для нее переезд был страшной драмой. Недавно она говорит: «Папа, мне приснился сон, что я вернулась в Америку и долго плакала от счастья». Она очень хочет обратно. Я всеми правдами и неправдами стараюсь сделать так, чтобы она Америку забыла.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Сыну 18 лет. Он аутист в тяжелой форме. Не говорит, не понимает, кроме жены, никого не признает. У меня к нему жуткое чувство жалости, щемящее прямо, коробящее меня самого.

В России люди живут эмоциями. Поэтому у нас и разводов много.

Если женщина на вас почувствует запах чужих духов, он из ее носа уже не выветрится.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Любовь без жалости — это только влечение.

Недавно ко мне подходит миловидная женщина, но сразу понятно, что алкоголичка. Стоит, вся дрожит: «Дай 20 рублей, мне на пиво не хватает». Мне стало ее так жалко, что я дал 50.

Холуйство бывает двух типов: врожденное и от недостатка жизненного опыта. Второе не страшно — оно пройдет.

Дешевый патриотизм — это когда у вас текут сопли умиления: «Ой, березки».

Настоящим патриотом был Иван Грозный.

Я всегда стараюсь открещиваться от своего американского прошлого.

Я понял, что жизнь — хрупкая штука, летом 1982 года. Даже день помню — 31 августа. Я служил в стройбате, мы в селе прокладывали кабель, нечаянно порезали газопровод и произошел взрыв. Три человека погибли. Я помню, как смотрю на эти обезображенные трупы. Один из них был Андрюха, смешной такой парень, мы с ним еще почему-то подрались за день до этого. По-моему, по моей вине. Я его узнал только по отдельным чертам лица.

Пока мама еще была жива, меня раздражало, что она чихает громко. А когда ее не стало, я поймал себя на мысли: пусть бы чихала еще в два раза громче, только бы чихала сейчас.

Умирать не столько страшно, сколько обидно. Столько лет старался, и все коту под хвост.