The Hatters — о русском человеке, праве быть аполитичными и нежелании богатеть
Когда я готовилась к интервью, у меня сложилось впечатление, что с The Hatters чаще всего беседуют по опорным стереотипным точкам: алкоголь, мат, рок-н-ролл. Однако нельзя не заметить, что вы сами в творчестве постоянно возвращаетесь в том или ином виде к одним и тем же стереотипам. Не чувствуете ли вы, что становитесь их заложниками?
Юрий: Вы правильно говорите. Мы начали со стереотипов осознанно, именно этим и приманили людей. Ну а дальше стали рассказывать, что думаем об окружающем мире... И оказалось, что будто мы ничего и не думаем об окружающем мире (хохочет), просто живем, как все люди.
То есть вы до сих пор находите в стереотипах новые источники вдохновения?
Юрий: Не совсем — мы не про стереотипы вовсе поем, а про свою жизнь! Мы просто не стесняемся, что живем в этих стереотипах. Не знаю, поймете ли вы, что я имею в виду... Мы и есть те самые настоящие рэперы, которые поют не про бабки и сучек, а про то, что их окружает на самом деле. Но стараемся это высказать не по первому плану, по второму или третьему, а это почти всегда удобный стереотип, уравнивающий нас со слушателями.
Я, собственно, без всякого негатива про стереотипы заговорила. Из них же можно вытащить очень много как раз важных моментов о себе и мире. Всё — архетипы.
Юрий: Именно поэтому мы их не стесняемся вовсе.
Но тогда у меня вопрос о методе. Со стереотипами активно работает рекламная индустрия. Ваш партнер, друг, часть Little Big Family Илья Прусикин — рекламщик и не скрывает, что использует клише в методе написания песен, в подходе к музыке, созданию видео. А как это происходит у вас?
Юрий: Ильич — очень прагматичный человек, никогда не делает лишних движений. У него, грубо говоря, всегда есть бизнес-план. И это очень клевое его качество. Мы работаем по-другому, но очень благодарны, что он нам что-то рассказал и чему-то научил. (Пауза.) Но когда мы работаем по его указке, ничего не выходит! (Смеётся.) У нас, кажется, внутри у каждого сидит человечек и говорит: «Нет, ... (блин), ты так не сделаешь!» И у нас никогда и не получается как мы хотим, а получается как получается. Да вот даже сейчас в этом разговоре сразу пример про стереотипы. Вот ... (побывавшая в употреблении) пословица просто возникла в беседе: хотелось как лучше, получилось как всегда! Для этого у нас есть Ильич, потому что талантливым людям нужно помогать, а бездарности и так пробьются.
The Hatters появились в 2016 году и взлетели довольно быстро — в 2017-м о вас уже все знали. Вам, Юрий, на тот момент было 29 лет. И я поняла, что крайне мало известно о вас до появления The Hatters. Есть даже ощущение, что группа именно что возникла усилием воли, сознательным решением. Сели вы такие в 29 лет, бац, всё, будет группа. И появилась группа. Это так или нет?
Юрий: Это совершенно не так. Но когда вы озвучили свое видение ситуации, я понял, что оно нас очень устраивает. Давайте так и оставим. До The Hatters не было ничего (Смеется.)
Но из чего выросли «Шляпники»? Как эта конструкция создавалась?
Юрий: Мы много лет занимались творчеством: музыкой, театральным искусством. Всему, что умеем, научились до образования The Hatters.
Павел Личадеев: И потом... Определенное количество людей из разных уголков мира оказались в одном пространстве, и все удачно выпили.
То есть какая-то точка все-таки была? Да, у вас были «Лицедеи», у Паши свои музыкальные проекты и так далее. Но была же какая-то точка входа, встреча и рождение проекта?
Юрий: Была точка неудачи. Все были на дне, и всем было необходимо друг за друга зацепиться, чтобы выбраться из жопы. Мы дружно взялись за руки и друг друга вытащили. Но тащили только при одном условии: это должно быть нужно каждому. Иначе мы бы разошлись, потому что есть было бы нечего всем, был пиковый, стрессовый момент. И очень забавно, что мы сейчас об этом говорим, когда нет ни работы, ни концертов.
Но ведь сейчас все потихоньку стабилизируется. Вот и у вас скоро в Music Media Dome будет концерт.
Юрий: Третий год любой разговор о концертах звучит примерно так: «Ну вот же, скоро концерт!» И на следующий день его отменяют.
Да, понимаю. Вижу, как артисты за пару ковидных лет очень сильно выгорают. Музыкантам в эмоциональном плане дико не хватает концертов, взаимодействия с публикой. Вопрос-то ведь не только в деньгах.
Юрий: Да мы в принципе концертная группа, на стримингах особо не зарабатываем. Так что в финансовом плане нам сейчас очень тяжело. Но поскольку нам всегда было [плевать] на деньги, как-то живем. Не могу сказать, что выживаем благодаря чему-то, мы живем потому, что нам [наплевать]. Но мы очень ждем концерты!
Я извиняюсь, что много матерюсь.
Вернусь чуть назад. В 27–29 лет у человека наступает серьезный переломный момент, кризис молодости. Попытка ответить на главные экзистенциальные вопросы. Вы сказали, что как раз в этот момент были на дне и в некотором смысле стали спасением друг для друга. Также упомянули, что не было денег, ничего не было, по сути. Этот опыт бедности в широком смысле как на вас отразился?
Юрий: Мне на этот вопрос очень сложно ответить, так как вы подразумеваете какие-то психологические и душевные проблемы. Но я наверняка скажу за всех вот что: мы настолько заняты своими друзьями, своим делом и близкими, что у нас нет времени на самокопание. У нас никогда не было цели зарабатывать деньги, нам всегда было пофиг на них.
Вы говорите, что в себе никогда не копались, но ведь в ваших песнях прорывается этот момент «Русского ... (пофига)», когда через весь этот угар чувствуешь очень болезненные вещи. Ведь тебе может быть все ... (по фигу), когда у тебя ничего нет! И в вашем творчестве очень слышна эта историю.
Юрий: Так ведь так и есть! У нас ничего нет, кроме близких, родных, любимых и того, что нас окружает. Все остальное — это, блин, государство. А это не наше!
Павел: Классные вы мысли сказали, хорошо сформулировали!
Юрий: Чувак, так мы об этом сколько лет уже и поем!
Опять-таки, вы постоянно говорите, что избегаете серьёзных тем, в том числе тему депрессии, но, на мой взгляд, просто выражаете их по-своему.
Юрий: Так не надо все давать по первому плану. Конечно же, мы люди, мы тоже ходим в туалет. Мы переживаем о чем-то, но у нас нет привычки жаловаться направо и налево. Нас вот часто сравнивают с рэперами. А сейчас у всех почему-то мания нравоучать, рассказывать, как надо, и быть супермотиваторами.
Наши три задачи: НЕ мотивировать, НЕ нравоучать и НЕ ... [выпендриваться]. Мы рассказываем про себя и как мы ощущаем себя в этом пространстве. Если слушатель находит себя, может на себя это примерить — всё, значит, это работает. Ну вот я не могу на себя примерить песни Моргенштерна, Элджея. Да,ничьи песни я не могу [ни черта] примерить на себя! Кроме «Любэ»! Твою мать... Я хочу задать вопрос: «А где вы живете-то все?» Покажите мне этот городок! Я бы посмотрел! <...> Понимаете, мы, например, росли на Papa Roach — на песнях о том, что на деньги наплевать. Быть богатым было стыдно.
Павел: Все были бедными! И мы тоже.
Но сейчас-то вы уже при деньгах. Вот вы говорите, что их наличие вас не поменяло. Но все-таки деньги дают человеку хотя бы ощущение стабильности, безопасности. У вас этого нет?
Юрий: Да наоборот! Мне теперь страшнее говорить о чем-то, потому что у меня все это могут отнять, а мне семью кормить надо. За мной очень много людей, уже нельзя хулиганить, как раньше. Но меня ничего не держит, потому что я не у государства деньги беру.
В интервью «Афише» вы говорили, что The Hatters вовсе не про политику. При этом даже сейчас, в достаточно бытовом разговоре, прорывается много политического. Когда вы говорите, что могут что-то отнять, например.
Юрий: Это наше с Пашей отношение к современной культуре. Мы просто на другом выросли. Например, когда в 2019-м были беспорядки на улице и Росгвардия лютовала, люди начали кричать направо и налево слово «конституция». Мы тогда записали песню «Да, это про нас» и считаем, что именно так должен артист реагировать на события, а не призывать «выходи на улицу». Это неправильно, каждый должен сам за себя решать. Мы артисты, мы должны творчески решать, а не выкрикивать лозунги.
Понимаю. Мне кажется, что тот же поступок Юрия на Comment Out, когда он отказался шутить над политической ситуацией в Беларуси и в Хабаровске, был более, чем заявлением.
Павел: В политике никогда нет середины. Тут либо одну сторону занимаешь, либо другую.
Юрий: Один фиг через какой-то промежуток времени ты проиграешь. Вот под влиянием Дудя стало очень модным говорить, что нельзя быть аполитичным. Блин, да можно быть аполитичным! Если брать во внимание именно высказывания в информационном поле. Я имею право быть аполитичным. Объясню почему. Нас слушают разные люди, разных возрастов. И, допустим, молодые ребята, как и я в детстве, очень доверяют кумирам. И мне может кто-то доверять, а я, без юридического образования, ляпну что-нибудь и поломаю кому-то жизнь... Мне это не нужно. Пусть сам решает.
То есть глобально ваша задача — быть за добро, а когда человек впитает какие-то «правильные идеалы», тогда он в дальнейшем может занять верную сторону?
Юрий: Вы нас идеализируете. Мы не говорим, что даем людям ростки добра. Нет. Мы просто предлагаем пищу для размышлений. Мы никогда не агитировали «за добро!» — мы выпускники театрального института, а там все хотят играть злодеев. Это ведь самые крутые роли. И мы сами далеко не хорошие ребята, это факт. Мы просто предлагаем слушателям думать своей головой, ни больше ни меньше.
Вы говорили, что работаете не так, как ребята из Little Big. А как у вас все строится?
Павел: У нас есть своя студия, наш рабочий день обычно начинается в 12 дня и длится до семи-девяти вечера. Как пойдет. Мы встречаемся в полдень и весь следующий час просто курим и болтаем, делимся впечатлениями. И только после этого начинаем работать. И, возможно, исходя из этого...
Юрий: Наша работа заключается не в том, чтобы перенести что-то на музыку, а просто делать музыку. Но так как музыка исходит из нас, то получается: то, что нас окружает, и есть музыка.
Павел: Вот вам пример песни «Мрачные звоночки» (песня с нового альбома группы Golden Hits. — Правила жизни). 31 декабря, перед Новым годом, мы случайным образом оказываемся на студии. Все с кошмарного бодуна, на стульях еле сидели. Было так плохо, что мы не могли уйти. Был включен компьютер, а я что-то наигрывал на басу. Внезапно Юра закричал: «Доставай микрофон!» — и всё, буквально за пять минут записали весь вокал с одного дубля. Вот так получилась песня. А это не должно было вообще быть песней, настолько это было спонтанно.
Юрий: Я вспомнил один старый голливудский фильм «Поллок» (фильм Эда Харриса об американском художнике Джексоне Поллоке. — Правила жизни). Он там очень смешно показан, прям дуриком таким, который бегает по полотну на полу, кистью что-то расплескивает. И все: «Что он делает?», а им отвечают: «Не отвлекайте его, он творит!»
Короче, вы абстрактные экспрессионисты, как Поллок.
Павел: Бывает так, что нам ребята советуют, чтобы мы сделали альбом концептуальным. Мы пытались, честно...
Юрий: Но вы знаете, это как с ЗОЖ. Вот с понедельника я буду правильно питаться и отжиматься... И в понедельник ни фига не сделаешь!
Павел: В театре есть прекрасный термин «ножками».
Юрий: Да, в театре есть такое понятие «репетировать ногами». Вы все сели за стол, накидали идеи и дальше начали сочинять. А в театре же обычно быстро накидали идеи, а дальше сразу пошли «проверять ногами», «обживать». Так мы и сочиняем.
Вы уже упомянули группу Papa Roach и что музыканты вашего детства призывали «не богатеть». На чем вообще вы росли? Что смотрели и слушали?
Юрий: Отвечу иначе. У меня как-то возникла мысль после просмотра новостей о том, как кто-то [украл] какие-то триллионы денег. И я все не мог понять, как такое вообще возможно, такую огромную сумму. Это сопоставимо с тем, как в мультике «Гадкий Я» главный герой хотел украсть Луну. Ну вот как это возможно? Почему эти люди крадут столько денег, сколько невозможно даже потратить? Почему мы все выросли на одинаковых каналах, одинаковых фильмах, одинаковой музыке и таких же учебниках... И теперь кто-то «крадет Луну». Как такое вообще произошло? Ответ такой: хрен знает!
Хорошо, чуть переформулирую. А был ли кто-то из тех, на ком вы росли, не важно, литературный герой или из фильма, живой человек, на которого вы ориентировались и думали: «Вот хочу быть как он!»?
Юрий: Всегда, когда моешься в душе и думаешь: «Вот в интервью меня спросят — скажу!», а когда наступает интервью — ни фига не можешь вспомнить. Знаете, если бы Ромео и Джульетта не умерли бы и не закончилась их история, то они бы погрязли в жуткой бытовухе. Или вот герои фильмов, где ребята все дружно поступают в институты, потом собирают группу, играют свой [злючий] панк-рок, оп, титры, все молодцы. Но дальше-то ... (злючая) жизнь! А про нее никто не говорит. Вот так же и с кумирами, с теми, на кого мы мечтали быть похожими. Каждый день это кто-то новый. Я в 13 лет увлекся фигурой Че Гевары, но я точно не могу сказать, что «Че Гевара — прекрасный человек». Я тогда же прочитал его дневники, а у него в прощальном письме детям написано: «Пусть всегда будет Победа, Родина или смерть». Он что, [дурак], детям такое оставлять напоследок?
(Пауза.)
Тогда уже прямо о Бреговиче и Кустурице спрошу. Откуда в вас вся эта балканщина такая развеселая? У вас ведь есть это стремление к хардкору, но вот с этим цыганско-балканским уклоном. Русская музыка ведь совсем не такая.
Юрий: Все просто: мы учились в театральном, на эстраде, у клоунов. Там нам показали божественные фильмы Кустурицы. А балканцы — народ очень неоднородный и неоднозначный. С такой же судьбой, как и мы. Они до сих пор не имеют какого-то исторического согласия между собой. У нас ведь так же внутри огромной страны. Но у нас нет границ. Мы огромный народ, который не в ладах друг с другом. Но мы делаем вид, что все окей. Их культура нам очень подходит, она просто более жизнерадостная и более восточная. Это в художественном смысле интереснее.
А что вы за время работы, как мы уже выяснили, с вторыми и третьими планами русских стереотипов вообще поняли про русского зрителя и русского человека?
Юрий: Чем больше мы пытаемся в чем-то разобраться, тем больше закапываемся и приходим к первоначальному творчеству. Приходим к картинкам в голове из фильмов «Любовь и голуби», «В бой идут одни старики», «Жизнь как чудо». Ну вот когда совсем [кранты], остается ведь только радоваться! Другого выхода нет! Ну либо только лезть в петлю.
Скажите, а зачем в 2021 году вообще выпускать альбом? Я исключительно про форму.
Юрий: Прикольней выпустить много.
Павел: У нас очень много материала, потому что мы постоянно пишем что-то новое.
Юрий: А если бы мы выкладывали по песне в неделю, то всех бы уже достали. А так все песни просто собираются в единый альбом.
Как способ подытожить какой-то временной период?
Юрий: Мы вообще об этом не думаем. Это туда же к деньгам, к политике, к статусу... Мы не думаем про это, мы ... (долбаные) трубадуры! Мы делаем песни и выкладываем.
Павел: Мы хотели выпускать синглы, но они накопились. А с песнями как: если не выпускаешь долгое время, то они перестают быть нужны. Ты меняешься за время «простоя».
Юрий: Это же творчество! Лучшее — враг хорошего, хорошее — враг гениального. Вот вам краткая выжимка: «Чем хуже, тем веселее!», «Никакой цели нет, кроме самовыражения», «Кумир — это ложное! И не по Библии, а потому что за это [бьют]».
В Библии-то, между прочим, за это тоже ... (бьют)!
Юрий: Поэтому если за кем-то следовать, то нужно вывозить за его идеи. А отвечать за чужие слова — сложно. Нам бы за свои ответить. Вот поэтому хочется подытожить тему того, кем и чем мы увлекались в детстве. У нас в одном дворе все ходили в футболках Nirvana, а в другом дворе — в футболках The Prodigy. И нужно было обязательно драться, если встречаетесь.
Вы за кого были?
Юрий: Я был за «Нирвану». Но не потому любил ее — просто родился в таком дворе.
Павел: А я жил в частном доме на отшибе и меня били и те и другие.
Юрий: Вот так с детства нам и объяснили, что не надо ни за кем следовать, нужно просто быть самим собой.