Правила жизни Геннадия Падалки

Мне всегда было обидно, что я не полечу на Марс.

Самое яркое воспоминание детства: вижу падающий серебристый самолет в бесконечном синем небе — не летящий, а именно падающий. А затем рев двигателя, и он взмывает в небо. Я только потом, уже курсантом, понял, что это была воздушная зона, в которой пилоты отрабатывали элементы пилотажа.

Когда я был мальчишкой, слово «космонавт» отсутствовало в распространенном обиходе. Мы мечтали стать не космонавтами, а Гагариными — фамилию проецировали на профессию.

Я когда приехал лейтенантом в Германию, командующий авиацией мне говорит: «Ты как с такой фамилией попал в авиацию?» Я стушевался тогда. Но в силу земного притяжения все падают, поэтому это самая что ни на есть космическая фамилия.

После приземления у меня всегда длинные волосы. Я не стригусь в космосе. Ребята стригутся — есть и машинка, и ножницы, — а я с первого полета не стригусь. Но не надо искать смысл там, где его нет. Мне просто нравится не стричься.

Я не верю в приметы. Для меня счастливое число — 13. У меня третья дочь родилась 13 ноября. Я стартовал 13 августа. На одном из стартов я был у медиков тринадцатым.

Полет в космос — это длительная командировка. Это гостиница, где все временно.

Нельзя говорить, что Земля постоянно меняется, а космос неизменен. Сколько всего показал телескоп Хаббл: и созвездия разбегаются, и галактики. И мы загрязняем не только Землю, но и ближний космос.

Больше всего из писателей-фантастов к космосу приблизился Лем в «Солярисе».

Критики говорят: зачем нужно освоение космоса, на что тратятся миллиарды? А я могу сказать: зачем нужна медицина, пока человек здоров?

Замыслы человека не обмельчали. Впереди освоение Луны, Марса и других планет Солнечной системы. Как говорил Рэй Брэдбери, без грандиозных замыслов цивилизация существовать не может. Но он еще добавлял: и без умения читать.

Я смотрю только новости и канал «Культура», потому что больше по телевидению смотреть нечего.

Я не поддерживаю закон Димы Яковлева. Принять такой закон — лишить ребенка шанса на счастье. Да пусть он хоть у черта живет, если может там быть счастлив.

У меня три дочери, и у всех большая разница в возрасте: старшей тридцать три, младшей — двенадцать. Старшие — вполне самостоятельные и успешные, и я ими горжусь, а у младшей многому учусь сам.

В Звездном городке никто из детей не красуется тем, что папа — космонавт.

В прошлый раз я летал в космос в 53 года, но и в 55, и в 56, и в 57 ребята летают. Мы люди очень мотивированные — хочется лететь. Поэтому и за собой следишь, и исключаешь вредные привычки. Вот я сейчас, сразу после интервью, пойду и пройду на лыжах километров десять.

Очень мне нравится выражение Фамке Янссен из вашего журнала: «Я живу не на минном поле, чтобы идти по чьим-то следам».

Наши биографии часто составляют, не согласовывая с нами.

Не надо думать, какой жизнь была или будет. Нет никакого прошлого, и будущего не будет. Все происходит здесь и сейчас.

Я очень хочу полететь еще раз. Там и скука, и романтика, и красиво, и не очень — симбиоз такой.

99% космонавтов, летавших вместе, никогда не становятся друзьями на Земле. Ведь это необходимость — находиться вместе.

Больше всего в космосе скучаешь по земным звукам. Там ведь только голоса коллег да шум вентиляторов.

Все космонавты выпивают — и мы, и иностранцы. Мы все в меру выпивающие, и нет среди нас трезвенников.

Я боюсь не смерти, а старости. Те, кто говорят, что все возрасты прекрасны, мне кажется, немного лукавят.

Космос — это космос. Ничего похожего на Земле нет.