Художник, случайно сорвавший маску с человечества: жизнь и творчество классика современного искусства Олега Целкова

Художник, случайно сорвавший маску с человечества: жизнь и творчество классика современного искусства Олега Целкова

Олег Целков — один из лидеров советского нонконформизма и один из самых дорогих современных русских художников. Для его работ свойственны яркие краски, отсутствие какой-либо привязки к реальности, а также человеческие лица, или, как предпочитал называть их сам автор, «морды» и «рожи». Бродский считал Целкова «самым выдающимся русским художником послевоенного периода», а среди ценителей работ художника числились драматург, третий муж Мэрилин Монро Артур Миллер, купивший картину «Групповой портрет с арбузом», Людмила Гурченко и другие. Целков всю жизнь отказывался жить по правилам и предпочитал независимость во всем — так, он не писал картин на заказ и оттого большую часть жизни бедствовал. Несмотря на свою обособленность от мейнстрима, Целков получил широкую известность в Европе и США, где выставлялся с 1970-х годов. 11 июля 2021 года Целков скончался в Париже в возрасте 87 лет. Вспоминаем жизнь и творчество художника, у которого в Мультимедиа Арт Музее проходит персональная выставка «Я не здешний, я чужой»

Олег Целков. Ок. 1955. Архив семьи художника

01

Становление: бунтарь

Олег Целков родился 15 июля 1934 года в Москве в семье экономистов, работавших на авиационном заводе. По происхождению его мать, Роза Израилевна, была еврейкой, родом из Белоруссии. Отец, Николай Иванович, — русский, из подмосковного города Дмитров.

Художником Целков осознал себя в возрасте 15 лет, когда летом 1949 года в детском пионерском лагере увидел, как какой-то мальчик рисует на картоне масляными красками три березки, которые стояли перед ним. Мальчика звали Михаил Архипов, он рассказал Целкову о живописи, о существовании мира художников, о том, что есть специальные школы, где их обучают. Все это его потрясло: «И вдруг отчетливо понял, почему мне так одиноко. Потому что я ведь художник. А художники — другие люди».

Он спросил у Архипова, что нужно, чтобы попасть в такую «чудесную школу», оказалось — написать картину маслом на холсте. Вернувшись домой, он объявил родителям о своем желании поступить в художественную школу. Чтобы соорудить холст на подрамнике, пришлось тайком выломать несколько реек из штакетника во дворе и вырезать кусок мешковины из дивана: «Родители еще долго не знали о том, что ради искусства я принес в жертву нашу мебель», — рассказывает Олег.

Он поступал в Московскую среднюю художественную школу (МСХШ) без подготовки, но конкурс его работы не прошли. Отец Целкова увидел его плачущим и, узнав в чем дело, поехал искать директора школы. Он рассказал, что сам мечтал быть художником в детстве, и попросил допустить сына до экзаменов. Разрешение было получено, и Целков поступил. Поначалу ему платили стипендию 20 рублей, что для скромного бюджета семьи было даже много. А одновременно с ним в школе учились Илья Кабаков, Эрик Булатов и другие.

Но после первой же сессии будущий художник был лишен стипендии. Поэт Евгений Евтушенко в своих воспоминаниях о Целкове так описывал эту ситуацию: «Директор вызвал отца и с глазу на глаз допрашивал: почему у сына могли возникнуть такие упаднические настроения, с кем он дружит, нет ли у него в друзьях старшего художника, который на него дурно влияет? Отец удивился: "Почему?" — "А видите — солнца нет! Облака, сырость, серость..."

Игорь Пальмин. Выставка в павильоне "Пчеловодство" ВДНХ. Групповой портрет. 1975. Предоставлено автором
Стоят (слева направо): Э. Штейнберг, Н. Вечтомов, О. Целков, А. Юликов, Э. Дробицкий, И. Снегур, В. Янкилевский, О. Рабин, В. Немухин, Т. Колодзей. Сидят (слева направо): В. Калинин, А. Тяпушкин, Л. Мастеркова, А. Харитонов, В. Яковлев, О. Кандауров, П. Беленок, Д. Плавинский

Целков не был заинтересован в реалистической живописи: "К примеру, если я рисую с натуры огурец — кто посмеет утверждать, что мой огурец не похож? Никому не известно, каким этот огурец будет завтра! А через сто лет?" Поступив в художественную школу, Олег стал почти каждый день ходить в Третьяковскую галерею, изучать работы старых мастеров. В музее он познакомился с сотрудницей специального отдела хранения, в котором находились работы Малевича, Кончаловского, Шагала и других запрещенных тогда художников.

"Эта молодая женщина, видя мой большой интерес, пригласила меня посмотреть на то, что меня поразило и вдохновило. Я сразу же ощупью, ничего не зная, ничего не понимая, не имея возможности ни о чем ни у кого спросить (и у нее тоже, потому что и она об этом знала очень мало), вдруг переметнулся на эту сторону", — пишет Целков в своей автобиографии. Он делал копии картин русских авангардистов 1910–1930-х годов, а затем стал постепенно подражать им в своих работах. До 1960 года особенно заметно влияние группы "Бубновый валет".

За свободомыслие Олега Целкова каждый год исключали из художественной школы. И каждый раз при помощи отца неохотно восстанавливали. Николай Иванович писал жалобы прямо в ЦК: "Я — член КПСС с такого-то года... Советскую молодежь плохо воспитывают..." Тем не менее уже во время учебы в школе Целков был на заметке у КГБ.

Он продержался в МСХШ три года, а в 1953 году пришло время поступать в институт. В школу на смотр работ пришли руководители Суриковского художественного института, один из них около картин Целкова топал ногами и кричал: "Этой кончаловщине у меня не бывать!" Олег все-таки попробовал сдать вступительные экзамены, но получил оценку "два".

Куда мог поступить молодой художник с такой репутацией? Его неожиданно поддержал столп советской живописи, вице-президент Академии художеств СССР Борис Иогансон. Он направил письмо в только открывшийся тогда Минский театральный институт: "Рекомендую Олега Целкова как прекрасный материал для будущего художника. Он является превосходным живописцем, и уверен, что оправдает возложенные на него надежды".

Евгений Евтушенко в Нью-Йорке, 26 января 1972 года. Santi Visalli/Getty Images

Целков немедленно поехал в Минск поступать: "И там на экзаменах я позволял себе делать такие вещи, которые не позволял себе в Суриковском. Мой приятель, который приехал вместе со мной, шептал: "Что ты творишь? Что ты делаешь?!"

Так же Целков вел себя и во время учебы, отчего отношения с преподавателями всегда были натянутыми. Так, однажды после первого курса студентов повезли в деревню Кисели, где старый народный художник Белорусской ССР учил их реалистически передавать природу. Он выбрал себе место, установил мольберт и начал подробно срисовывать пейзаж, особенно уделяя внимание камешку на переднем плане. После первого дня работы, когда все ушли, Целков выкинул этот камешек в ручей. Утром преподаватель был удивлен такому изменению пейзажа, стал закрашивать место камня на картине жухлой травой. На третий день Целков подбросил десяток камней, и когда преподаватель выразил свое негодование, художник ему ответил: "Ничего не поделаешь, нужно точно передавать окружающую нас реальность". Через некоторое время в Минский институт пригласили местного партийного "ревизора" посмотреть работы студентов. Картины Олега Целкова вызвали у него недоумение, и художника исключили за формализм.

В 1954 году Целков поехал в Ленинград поступать в Академию художеств имени И. Е. Репина. Снова помогла протекция Бориса Иогансона — его приняли, хотя и ненадолго. На занятиях в академии у него было два холста: с заданием — стоял внизу, а с его идеей — на мольберте. "Когда преподаватель, ветеран войны, подходил ко мне, стуча своей деревянной ногой, я быстро менял работы местами, но палитра оставалась та же: зеленая, красная, синяя. Он, конечно, все понимал, но делал вид, что не замечает", — вспоминает Целков.

В основном он писал картины в общежитии и развешивал по стенам комнаты. Однажды к нему зашла группа китайских студентов, приехавших в СССР учиться образцам соцреализма. После этого китайцы написали донос ректору примерно следующего содержания: "В великом Советском Союзе нам пришлось с удивлением увидеть те картины, которые пытается просунуть к нам буржуазная Япония". Дело вышло на международный уровень и грозило большими неприятностями, поэтому Целкова быстро отчислили. По другой версии, причиной отчисления стала организация нелегальной выставки на Невском проспекте: семеро молодых художников, в числе которых был Олег Целков, развесили свои картины под открытым небом.

В любом случае, выручил тогда Целкова режиссер и художник Николай Акимов, преподававший в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино им. Н. К. Черкасова. В 1955 году он принял Олега на постановочный факультет, где уже никто не учил его живописи. Акимов потом подарит Целкову свой плакат с надписью: "Дорогому ученику, который учился совсем не тому, чему я его учил".

02

1950-е, первые выставки

После смерти Сталина в 1953 году власти пошли на некоторые послабления, в страну стали привозить зарубежные произведения искусства, больше пускать иностранцев. В 1956 году советская публика впервые за долгое время (после выставок в 1920-х годах) могла увидеть работы Сезанна и Пикассо.

"Давным-давно в Эрмитаже была выставка Пикассо. Тогда мне это показалось таким убожеством, выдрючиванием, бездарностью! Да еще его работы были обиты какими-то реечками, а я привык видеть картины в золотой раме! А сейчас я понимаю, что Пикассо временами гениален. До Пикассо в том же Эрмитаже выставляли Сезанна. В России его никто не видел, его имя шептали по углам. Репродукции продавали поштучно, вырывая из книг. Глядя на Сезанна, я хлопал глазами и думал: "Люди с ума посходили, что ли? Что за мура!"

В более поздних интервью Целков вспоминает: "Я был очень оскорблен тем, что увидел. С моей точки зрения, Сезанн был тогда наивысшей дрянью. Дураком я был, что с меня взять. Ничего не знал о художнике, не понимал, как смотреть..."

Пабло Пикассо в окружении картин на своей вилле La Californie в Каннах, 1955 год. Hulton-Deutsch Collection/CORBIS/Corbis via Getty Images

Выставка двадцати эстампов Пабло Пикассо в Эрмитаже, принесенных в дар музею французским галеристом, историком искусства и писателем Даниэлем-Анри Канвейлером, Ленинград, 12 февраля 1968 года. Борис Манушин/РИА Новости

Одним из энтузиастов перемен в искусстве того времени был студент-математик, художник Владимир Слепян. В Москве его квартира в конструктивистском доме на Трубной улице стала центром, где собирались художники, искусствоведы, литераторы, иностранцы. Слепян вместе со школьным другом Злотниковым были страстными поклонниками и популяризаторами живописи Олега Целкова. Весной 1956 года Владимир Слепян в своей квартире организовал первую персональную выставку Олега Целкова, где показал несколько работ, которые хранились у него. Слепян всех приглашал к себе "посмотреть картины Целкова". Так имя художника становилось все более известным в "неофициальных" кругах.

Студенты Ленинградского электротехнического института Рубен Сейсян и Владимир Марамзин в 1957 году получили временную возможность использовать в качестве выставочного зала небольшое помещение — не до конца подготовленный для заседаний ученого совета малый актовый зал в новом корпусе института. Они решили сделать выставку, которая всех удивит, нечто вроде "пощечины общественному вкусу". Тогда они сами выбрали "скандальных" художников академии.

Чтобы выставку сразу не ликвидировали, открытие было назначено на воскресенье, когда в институте никого нет. В маленький зал набралось большое количество людей. Под вечер студенты позвонили ректору и рассказали правду о составе выставки. Но, на удивление, закрыли ее не сразу, и туда ещё неделю приходили люди. Так в 1957 году состоялась первая публичная выставка Олега Целкова в здании Ленинградского электротехнического института. Сейсяна и Марамзина не выгнали из института, только ректор отчитал: "Как же это вы, еще недоучившиеся инженеры, взяли на себя смелость судить о том, что хорошо и что плохо в живописи? И что заставило вас противопоставлять публично какую-то броскую модернистскую мазню настоящим образцам социалистического реализма?!"

Весной 1957 года в выставочных залах Москвы прошла 3-я выставка произведений молодых художников. Среди участников были те, кто в будущем составит ядро "неофициального" искусства: Олег Целков, Эрик Булатов, Владимир Вайсберг, Дмитрий Краснопевцев, Эрнст Неизвестный, Дмитрий Плавинский, Оскар Рабин и другие. На выставку попали всего два маленьких натюрморта Целкова, но и они были обруганы. В газете "Советская культура" от 4 июня 1957 года было опубликовано следующее суждение пленума правления Союза художников: "Очень плохой фальшивкой под Сезанна являются натюрморты О. Целкова".

Справа: Олег Целков. Автопортрет. 1956. Архив семьи художника. (Работа была показана на выставке в ЛЭТИ)

Снизу: Чилийский поэт и общественный деятель Пабло Неруда, 24 октября 1962 года. Юрий Абрамочкин/РИА Новости

Одновременно с этим Целков получает противоположную оценку от друга Пабло Пикассо, известного поэта Пабло Неруды. Тех двух натюрмортов Целкова было достаточно, чтобы заинтересовать его, позднее из Чили он прислал письмо: "На вашем художническом пути вы выглядите как правдивый реалист, у которого есть своя экспрессия и поэзия. Браво!"

В конце 1950-х в Москве прошло несколько важных событий: VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов, Американская национальная выставка и другие. Многие советские художники с восторгом открыли для себя актуальное западное искусство, впервые увидев работы Джексона Поллока и Марка Ротко. Но Целков всегда считал, что художник должен быть независимым и искать свой личный путь: "Кто подражал Поллоку, кто Магритту, которых я тоже не видел, а когда показывали, то плечами пожимал... Все это было смешно, и мне как художнику не нравилось. Я спрашивал себя, где же твое, личное, слово? Что же ты пользуешься тем, что никто не знает, а выдаешь себя за первооткрывателя?"

Получив диплом художника-постановщика, Целков некоторое время работал по специальности: оформил несколько спектаклей, благодаря чему получил возможность вступить в Союз художников, в театральную секцию. Но театральным художником Олег Целков себя никогда не считал. Для него эта деятельность была или заработком, или прикрытием. Приходит милиционер к Олегу домой, спрашивает: "Вы где работаете?" А он показывает договор и говорит: "А вот, спектакль делаю!" За безделье могли в тюрьму посадить.

После окончания ленинградского Театрального института в 1958 году Целков вернулся в Москву. Жил в районе Тушино, добираться было сложно. Но практически ежедневно к Целкову кто-то приезжал. Это была мода, целый интеллигентский ритуал — поход по мастерским. Приходили и совершенно незнакомые люди, которые даже не всегда представлялись. "И, конечно, ехали с бутылочкой водки, разливали всем по рюмочке, рассаживались, ставили стопкой холсты, которые от одной стенки переносились к другой поочередно", — вспоминает Олег.

Олег Целков. Эскиз декорации к спектаклю "Дамоклов меч". Ок. 1959. Предоставлено Санкт-Петербургским государственным музеем театрального и музыкального искусства

Олег Целков и Георгий Костаки. Ок. 1975. Фотография из статьи о Георгии Костаки в журнале People Weekly (США). выпуск от 7 мая 1979. Архив семьи художника

Первым человеком, который предложил деньги за картину, был художник Юрий Соболев. Олег вспоминает: "Он спросил, сколько они могут стоить. Рабочий тогда мог работать сдельно. Инженер получал меньше рабочего, рублей сто. Я рассчитал, что на уровне самом простом, обычном, моя картина стоила двадцать рублей. И Юра Соболев купил две, чему я был несказанно рад".

В 1957 году коллекционер Георгий Костаки приобрел две большие картины: за одну отдал месячную зарплату отца Целкова — 150 рублей, за другую — месячную зарплату матери — 100 рублей. Спросил, сколько стоит, и заплатил, не сказав, что дорого. Одну картину Костаки оставил себе, а вторую подарил канадскому послу.

Еще на Целкова обратил внимание французский поэт Луи Арагон, который был на выставке в 1957 году. Арагон сказал родителям художника: "Вообще-то ему надо ехать в Париж учиться". Но это было невозможно.

Моду на картины Олега Целкова ввел поэт Евгений Евтушенко. В своей книге Евтушенко вспоминает о первой встрече с художником так: "Стройный, красивый, темноглазый юноша с вьющимися волосами стоял, с небрежной независимостью опершись плечом о косяк двери, в модной тогда для литературных посиделок квартире ленинградского писателя Кирилла Косцинского. В позе Целкова было что-то от Долохова, готового шагнуть к подоконнику. Но в отличие от Долохова в Целкове никогда не было издевательской насмешливости над другими, а свойственное всем настоящим людям искусства детское любопытство к людям, к жизни. Мы подружились с ним с первого взгляда".

03

"Портрет" и собственный визуальный стиль

Мощный прорыв в творчестве Целкова случился летом 1960 года, когда его художественные искания, связанные с изображениями человеческих лиц, стали приобретать новые выразительные формы. Знаменитая картина "Портрет" стала отправной точкой. Олег Целков нашел своего героя, который станет центром его художественного мира на долгие 60 лет, он размножится в его картинах, образовав целый новый народ. "Я написал как бы портрет, однако не портрет отдельно взятого субъекта, а портрет всеобщий, всех вместе в одном лице, до ужаса знакомом... Он не был красивым, он бросал в дрожь". Целков называл этих персонажей просто — "мордами".

В Москве Олег Целков перезнакомился со многими "неофициальными" художниками. Бывал в мастерской Ильи Кабакова, в лианозовских бараках у Оскара Рабина, в комнате у Дмитрия Краснопевцева с окном, выходившим на центральную Метростроевскую улицу (с 1986 года — улица Остоженка), на "четвергах" у своего соседа Юло Соостера в Тушино. Но Олег Целков, по своему признанию, не особо интересовался творчеством других художников: "Я эгоцентрик, и только один художник мне был внутренне интересен — Дмитрий Краснопевцев. Немухин, Рабин, Кабаков не вызывали у меня восторга".

Даже в андерграунде Целков занимал независимую позицию. Ни к каким определенным группам, объединениям не принадлежал, был одиночкой: "Я к компаниям не очень прикреплялся и главным образом занимался пьянством, не черным, запойным, скорее, был любителем погудеть среди пьяниц. Мне очень нравились пивнушки — это была целая культура, в которой я был своим".

Евгений Евтушенко много помогал, в том числе и материально, а долги Олег часто отдавал ему своими картинами. Евтушенко приводил к нему покупателей: представителей богемы, иностранцев. Примерно в 1965 году квартиру Олега Целкова посетила знаменитая актриса Людмила Гурченко, она взяла в рассрочку картину "Портрет короля в короне".

А как-то в середине 1960-х Евтушенко привез Артура Миллера — американского писателя, мужа Мэрилин Монро. Ему тогда выплатили гонорар за пьесы, которые шли в московских театрах. У Целкова он купил "Групповой портрет с арбузами" (1963) и уехал, не забрав картину. Незаметно вывезти ее было невозможно: почти полтора метра в длину, холст наклеен на фанеру. А официально — нельзя. Когда Олег Целков эмигрировал во Францию в 1977 году, он взял с собой эту картину и позднее отвез ее Миллеру в Америку, что весьма его позабавило — может, он про нее забыл.

Олег Целков. Цирк. 1969. Доска, масло. Предоставлено Tsukanov Family Foundation, Лондон

Олег Целков. Групповой портрет с арбузом. 1963. Холст, масло. Предоставлено Tsukanov Family Foundation, Лондон

Саму историю покупки картины красочно описал Сергей Довлатов в своей книге "Соло на ундервуде":

"Когда-то Целков жил в Москве и очень бедствовал. Евтушенко привел к нему Артура Миллера. Миллеру понравились работы Целкова.

Миллер сказал:

— Я хочу купить вот эту работу. Назовите цену.

Целков ехидно прищурился и выпалил давно заготовленную тираду:

— Когда вы шьете брюки, то платите двадцать рублей за метр габардина. А это, между прочим, не габардин.

Миллер вежливо сказал:

— И я отдаю себе в этом полный отчет.

Затем он повторил:

— Так назовите же цену.

— Триста! — выкрикнул Целков.

— Триста? Чего? Рублей?

Евтушенко за спиной высокого гостя нервно и беззвучно артикулировал:

"Долларов! Долларов!"

— Рублей? — переспросил Миллер.

— Да уж не копеек! — сердито ответил Целков.

Миллер расплатился и, сдержанно попрощавшись, вышел. Евтушенко обозвал Целкова кретином...

С тех пор Целков действовал разумнее. Он брал картину. Измерял ее параметры. Умножал ширину на высоту. Вычислял, таким образом, площадь. И объявлял неизменную твердую цену:

— Доллар за квадратный сантиметр!"

Когда Целков начал подпольно продавать свои картины, то не знал, как их оценивать. Для начала прикинул, сколько он сможет написать картин в год. Потом посчитал, сколько ему нужно продавать квадратных метров, чтобы не умереть с голоду — то есть, как вспоминает Олег, чтобы был уровень зарплаты уборщицы. Не выше. И получилось, что квадратный метр в рублях должен стоить столько-то. С валютой Целков старался не связываться. Потом он стал брать месячную зарплату хорошего инженера.

Олег Целков. Автопортрет. 1964. Холст, масло, дерево. Предоставлено Tsukanov Family Foundation, Лондон

Олег Целков. Портрет с цветком. 1962. Холст, масло, дерево. Предоставлено Tsukanov Family Foundation, Лондон

В 1960-х в Ленинграде Целков познакомился с Бродским. Они любили вдвоем заходить в кафе, которое называлось "Уют". Там брали бутылочку вина, недорогую закуску и вели неспешные беседы.

Однажды во время очередной прогулки Целков подвернул ногу и слегка прихрамывал. Тогда Бродский решил его проводить до дома. Чтобы как-то подтвердить, что его труды не напрасны, Олег стал прихрамывать еще больше. И вдруг уже у подъезда Иосиф, ни слова не говоря, взял художника "на закорки" и потащил на себе вверх по лестнице. А жил Целков на шестом этаже без лифта: "Через пару этажей я пришел в себя от изумления и нежной благодарности и пошел сам, но Иосиф продолжал помогать мне, поддерживая под руку".

Как вспоминает Целков, в Бродском он сразу почувствовал "родную душу": они оба не признавали никаких учителей, никаких авторитетов. "Дело все в том, — рассказывает Целков, — что мне было наплевать, выставят ли мои картины, и ему — напечатают ли его стихи. Главное — создать. Такой точки зрения придерживались далеко не все". Олег Целков показывал ему свои картины, и он отозвался о них с восторгом. Когда спустя много лет художник побывал в квартире Иосифа Бродского в Нью-Йорке, то увидел на стене плакат с репродукцией одной из своих картин. Бродский считал Целкова "самым выдающимся русским художником послевоенного периода".

Один из рассказов Олега Целкова о том, как они проводили время в 1960-х:

"Вот одна сценка. Я живу в квартире с родителями и сестрой. В восемь утра — я сплю, мать с отцом собираются на работу, на завод, — раздается звонок. И ко мне в комнату, где я лежу в постели, вваливается следующая компания: Евтушенко, Аксенов и Окуджава. И какая-то японка, студентка-славистка. Белла Ахмадулина вошла позже — под утро они поехали с какой-то вечеринки на канал купаться, Белла купалась прямо в платье и пришла к моей маме, чтобы та дала ей что-нибудь сухое. При этом они сразу же вытащили три или четыре бутылки вина, потребовали стаканы, и, лежа в постели, я в полном смысле слова принял на грудь".

Слева: Иосиф Бродский и Олег Целков. Венеция. Вторая половина 1970-х. Архив семьи художника

Справа: Олег и Антонина Целковы у дома Артура Миллера (Миллер — третий слева). Роксбери, штат Коннектикут, США. 1978. Архив семьи художника

В 1963 году у Целкова в гостях побывала знаменитая поэтесса Анна Ахматова, а она вообще редко жаловала своим вниманием художников. Привел ее посмотреть картины друг Олега Анатолий Найман, который был тогда у Ахматовой литературным секретарем. Целков красочно описывает эту встречу:

"Это было ужасно знойным днем: Тушино, июль, жара. Вечером перед этим я довольно крепко выпил, а наутро поел и заснул. Слышу спросонья — в дверь трезвонят. Открываю — Ахматова. Толя с одной стороны под руку, жена Ардова — с другой. Ставлю перед ними только что законченную картину "Групповой портрет с арбузом": "Присаживайтесь! Смотрите, а я сейчас приду". И взяв какой-то рубль, побежал купить сладенький портвейн "Три семерки". Вернулся и говорю: "Вот, а я вам принес вино!" Толя Найман говорит: "Я не пью, жарко". Ардовой тоже жарко. Ахматова же своим сочным, низким голосом: "А я с удовольствием!" Тащу из кухни два граненых стакана. Себе налил полный, Анне Андреевне — Толя показывает сколько — половину. Чокаемся, она говорит: "Ну, за ваши успехи", выпивает залпом. И протягивает мне пустой стакан. Выдохнула правильно, как мужик у ларька, и говорит: "Хорошее вино!" При этом ее под руки привели, у нее было уже два инфаркта, и мне все это очень понравилось. Потом посмотрела на картины и спросила, показав рукой на одну: "Какой породы эти люди?" Я ответил: "Такой же, как цветы". В моем ответе было, что они такие же вымышленные, как и мои натюрморты. Ахматовой мой ответ, как мне показалось, понравился".

04

Конец 1960-х

Удивительное у Олега Целкова произошло знакомство с женой Антониной. Впервые Олег увидел ее, когда она была замужем за режиссером Леонидом Хейфецем. В 1963-1964 годах он ставил спектакль "Шоссе на Большую Медведицу" в Центральном театре Советской Армии. Это было патриотическое произведение про Байкало-Амурскую магистраль. Леонид пригласил Целкова быть художником-постановщиком, он сделал наработки и принес режиссеру домой: "Пришел я однажды к Хейфецу домой с эскизиками декораций и заметил краем глаза, что где-то вдалеке некая статная женщина промелькнула. С каким-то банальным предметом в руке... Этот силуэт врезался мне в память..." Снова с этой "статной женщиной" они встретились через много лет, уже в конце 1960-х.

Французкий писатель Эмманюэль Каррер в своем эссе об Олеге Целкове рассказывает об обстоятельствах следующей встречи художника со своей возлюбленной: "...вдруг на экране телевизора появилась женщина такой неземной красоты, что он сказал себе, ни минуты не колеблясь: "Это моя. Моя жена". Женщина на экране была известной актрисой, игравшей в тот момент в "Обрыве" Гончарова. Тем же вечером Олег вместе с друзьями пошел в гости к поэтессе Белле Ахмадулиной, и — как же все-таки удивительно складывается жизнь гениев — известная актриса была там. Он подошел к ней, взял ее за руку и призвал в свидетели окружавших его друзей: "Вы ведь все знакомы с моей женой, не так ли?"

Антонина влюбилась в этого странного художника, во многом полного антипода ее бывшего мужа: "Такой он был милый, такой совершенно неухоженный в отличие от Хейфеца, всегда чистого, вымытого, всегда пахнущего духами. И я подумала, что невозможно этого человека не согреть. Еще было так забавно... в тот вечер, когда мы познакомились на той квартире, он надел тулуп мехом наружу, взял манку и стал почему-то ее сыпать и говорить: "Снег идет, снег идет, снег идет!.." И мне было так прекрасно, и так легко, и так просто".

А потом Целков познакомился с дочкой Антонины. Ольга Хейфец-Целкова вспоминает: "Я только пошла в первый класс. Жили мы с бабушкой, в коммуналке на Войковской. Мама с папой только развелись, и мое детское сердце разрывалось от боли и осознания, что семьи не будет. И вот однажды, поздно вечером, в нашу квартиру зашла мама. Она была неземной красоты, лицо с мороза, глаза горели. А в ногах у нее лежал мужчина. Прошедшая войну и видавшая виды бабушка, не задав ни одного вопроса, "занесла" с мамой человека в комнату. "Ранен?" — спросила бабушка. Мама ответила, что пьян. И вдруг заулыбалась сквозь слезы: "Мама, это Олег Целков, это мой муж, он гений, он художник, он удивительный, я так счастлива!" Все легли спать. А на следующее утро, был выходной день, бабушка ушла на рынок, мама вышла по делам, и вот я проснулась. Передо мной сидел Олег. Абсолютно трезвый, стильно одетый, в джинсах Wrangler и каком-то очень красивом свитере. Я застеснялась и ушла на кухню. А там на плите доваривался бульон на мозговых костях. И вот я встаю на табуретку, вытаскиваю огромную кость, кладу на тарелку и иду в комнату. Сажусь за стол и ножом пытаюсь вытащить из кости мозг. А он не идет. И кость горячая, не схватить. И вдруг передо мной Олег с молотком в руке. Как даст по этой кости! Молча. Она раскололась на две части. Он подвинул ко мне газету, на которой бил, улыбнулся: "Ешь". С этой секунды я поняла, что в мою жизнь пришел друг. Защитник. Мужчина необычайной силы и верности. Он добыл для меня кость. Что-то первобытное, архаическое произошло между нами. Пакт любви, абсолютного доверия и защиты. Впереди нас ожидали пятьдесят лет жизни бок о бок. И не было дня, чтобы этот пакт дрогнул хоть на мгновение".

Слева: Олег Целков и Антонина. 1973. Архив семьи художника

Справа: Слева направо: Антонина и Олег Целковы с дочерью Ольгой и матерью Антонины Лидией Федоровной Пипчук по дороге в гости к Мстиславу Ростроповичу и Галине Вишневской. Париж. 1977. Архив семьи художника

05

1970-е: "Автопортрет с Рембрандтом" и эмиграция

Поражают масштабы полотен Целкова. Художник быстро пришел к большим форматам, его не остановили стесненные условия московского быта. Сохранилась история, как он в 1970 году писал "Портрет Христа и 12 Апостолов. Тайная вечеря" размером 1,8 на 2,2 метра: "Картина стояла по диагонали, предоставляя возможность ее создателю выйти в туалет. И время от времени, чтобы всю ее рассмотреть, я использовал отцовский бинокль, повернутый наоборот".

У "Автопортрета с Рембрандтом" существует небольшая предыстория. Рассказывает Целков: "У меня дома висел на стене отрывной календарь. И однажды, проснувшись после вчерашнего, что было тогда каждый день, я оторвал с календаря листок и прочел: "Столько-то лет со дня рождения Рембрандта ван Рейна". А потом обратил внимание на число — 15 июля — и хлопнул себя по лбу: сегодня ведь еще и столько-то лет со дня рождения Олега Целкова! Как интересно, подумал я, Рембрандт столько лет назад умер, а мне он как родной. И мы занимаемся одним делом. Почему бы нам сегодня с ним не отпраздновать общий день рождения? Вот мы на картине с ним и чокаемся".

Олег Целков заработал себе хорошую репутацию как театральный художник, который всегда предлагал необычные сценографические решения. В 1972 году Целкова пригласили оформлять первое представление в СССР оперы Джорджа Гершвина "Порги и Бесс". Театровед Александр Чепуров оставил восторженный очерк о декорациях: "Две гигантские вращающиеся установки, словно две половины дома-муравейника, то образовывали мощную монолитную стену, то разъезжались в стороны, открывая узкое ущелье улицы. Вибрация между разорванностью и единством создавала образ расколотой человеческой души".

Целков не интересовался политикой и диссидентом себя не считал. В 1974 году принципиально отказался участвовать в печально известной "Бульдозерной выставке", организованной неофициальными художниками на пустыре в Беляево и варварски уничтоженной сотрудниками силовых органов с помощью поливальных машин. "С моей точки зрения, диссиденты, что-то доказывая, тем самым уравнивают себя с властью, — говорил Целков. — Я с ними не игрок". Он был нарушителем закона, но только потому, что закон ущемлял его индивидуальность.

В июле 1973 года Евтушенко взял Целкова в свою очередную творческую экспедицию. Поэт отправился в Якутию, как он сам писал в своем стихотворении, "просибириться": прочувствовать на себе природу местного края. Там они сплавлялись по реке Вилюй, бродили по тайге.

Во время экспедиции по реке Вилюй. 1973. Архив семьи художника
Слева направо: Л. Шинкарев, В. Щукин, Г. Балакшин, Е. Евтушенко. Сидит — О. Целков

Позднее, в 1976 году, Евгений Евтушенко написал стихотворение "Гиблые места", посвященное Целкову:

У художника Целкова

жизнь по-своему толкова:

недруг твой, Аэрофлот,

двум богам он платит подать, —

пить умеет, как работать,

а работает, как пьет.

Убежденный невылаза,

он боится и Кавказа,

а в Сибири — мошкара,

но, палачески гуманен,

я сказал: "Билет в кармане...

Просибириться пора..."

С Владимиром Высоцким особой дружбы Целков не водил, но в начале 1970-х знаменитый на всю страну певец и поэт приехал знакомиться. Олег к тому времени переселился из Тушино в новостройки Орехово-Борисово: "Грязь, канавы с мутной водой, приходишь из магазина — в грязи по колено.... И вдруг Володя Высоцкий! Красавец — стильный, резкий, порывистый... — вспоминает Олег. — Приехал ко мне вместе с Мариной Влади и со старателем Вадимом Тумановым. Выяснилось, что он со второй попытки меня разыскал. Пел весь вечер только для нас. Было весьма лестно, что Высоцкий хотел спеть лично мне. Все свои самые великие песни, шедевры..."

Олегу Целкову, как и многим, "предложение" уехать поступило от советских властей.

Первой реакцией, как он говорит, было возмущение. А потом сказал себе: "Беги же, не будь дураком! Вонючую кость на ихней помойке ты найдешь везде!"

И в 1977-м уехал в Париж, чтобы пополнить там ряды русских художников.

Перед отлетом, в Шереметьево, Целков метался между провожающими с огромной красной авоськой, в которую были напиханы какие-то не упакованные вовремя в чемоданы вещи, вытирая слезы не менее внушительных размеров платком.

Уходя на посадку, он вдруг остановился перед мусорной корзиной и, бросив в нее носовой платок, сказал: "А сопли пусть останутся в России!"

Еще в самолете, по пути в Вену, когда стюардесса объявила, что мы пересекаем границу СССР и в ответ раздались дружные аплодисменты таких же, как мы с женой, "пересекающих", я шептал себе, чуть не плача: "Ушел, убег!"

Игорь Пальмин. Вид экспозиции однодневной выставки Олега Целкова. 1970. Предоставлено автором

Игорь Пальмин. Монтаж картины Олега Целкова "Тайная вечеря" на выставке в павильоне "Пчеловодство" ВДНХ. 1975. Предоставлено автором

06

1980-е

Про первые годы в эмиграции жена Целкова Антонина вспоминала: "Нам пришлось жить всем вместе, с дочкой, тетей и моей мамой. Мама была яркой личностью в Париже. Поначалу денег не было вообще и делала сибирские пельмени для знаменитых в то время русских ресторанов "Распутин", "Царевич". Только теперь я понимаю, что ей непросто было жить с нами. Хотя все условия были созданы, чтобы ей было комфортно. Но она лишний раз не выходила из своей комнаты, когда в дом приезжали друзья "знаменитости". А мы с Олегом старались как можно чаще уезжать на дачу, чтобы ей было вольготно. И вот однажды мы вернулись с дачи на день раньше. Подходим к двери, я достаю ключ, и вдруг слышим как Лидия Федоровна, моя мама, играет на гитаре! Поет, ей подпевает ее любимая подруга Юлия Николаевна Шемякина, слышны другие голоса. В общем, праздник, вечеринка! Я хочу открыть дверь, и вдруг Олег меня останавливает и шепотом говорит: "Пойдем, Тоня, не будем мешать Лидии Федоровне, она смутится, ей может станет неловко, что она пригласила друзей, пока нас нет". И мы тихо ушли в гостиницу. Вот такой был Олег, чуткий и очень деликатный во всем".

Справа: Олег Целков. Пять лиц. 1980. Холст, масло. Предоставлено Tsukanov Family Foundation, Лондон

Снизу: Владимир Сычев. Олег Целков и Ренато Гуттузо. Рим. 1982—1983. Предоставлено автором

07

Поздние годы

Несмотря на свою обособленность от мейнстрима, Целков снискал признание и успех при жизни. В 2004 году в Русском музее (Санкт-Петербург) и Третьяковской галерее (Москва) прошли его персональные юбилейные выставки. А в 2005-м Целков стал единственным проживающим на Западе русским художником, получившим негосударственную российскую премию "Триумф" за выдающийся вклад в отечественную культуру. "Я был просто ошарашен и, когда мне сообщили, решил, что кто-то пошутил. Я приехал в свою деревню в Шампани, вошел в дом, и раздался звонок из Парижа. Моя теща сказала, что звонил некто музыкант Спиваков и объявил, что под его председательством Олегу Целкову присуждена премия", — вспоминал художник.

В 2006 году на аукционе MacDougall's в Лондоне была продана картина "Пять лиц" за 223,1 тысячи фунтов стерлингов — так Целков становится одним из самых дорогостоящих русских художников: "В отличие от других русских художников я до последнего времени в аукционах не участвовал. И неожиданно мои картины удачно продались на Sotheby's. Аукционщики решили, что сумеют на этой волне хорошо заработать. В результате я себя чувствую чеховским чиновником, который пьяненьким попал под лошадь и теперь радуется, что его имя пропечатали в газете".

В 2010-х Целков попеременно живет то в Париже, то в загородном доме: "На днях загрузил себе в подвал 400 литров красного вина, чтобы каждый раз не бегать в магазин. Еще 400 литров стоит в моей деревне в сарае, где ко мне наведываются крестьяне. Каждый день приходят люди, и в среднем два с половиной литра вынь да положь!"

В 2013-м состоялась ретроспектива в галерее русской живописи ABA (ABA Gallery) в Нью-Йорке, годом позднее — юбилейная выставка "Бубновый туз" в Фонде культуры "Екатерина".

В июне 2021 года Олег Целков потерял зрение.

"Последний раз, когда я звонил ему в Париж, он с грустью сказал, что, видимо, в последний раз вымыл кисти и покрыл картину лаком, — вспоминает Михаил Шемякин в телефонном интервью Русской службе "Голоса Америки". — Он почти потерял зрение, не видел даже контуры предметов. Он бодрился, говорил, что найдет выход. Заговорили о его творчестве, и он сказал: Мишка, ты знаешь, я ведь всю жизнь писал одну и ту же картину".

Слева: Олег Целков за работой над картиной "С пистолетом". Провинция Шампань, деревня Он-ле-Валь, Франция. 2001. Архив семьи художника

Справа: Олег Целков. Ок. 2016. Фото: Tselkov Faces / Hidiro

Целков умер 11 июля 2021 года в Париже в госпитале Сен-Антуан. Его похоронили в провинции Шампань, на кладбище близ деревни Он-ле-Валь.

"Лежу в земле, не вижу вдаль. Ты упокоил, Он-ле-Валь" — эпитафия Олега Целкова.

"С юности он не вписывался ни в какие институты и академии: не получилось в Минске, потом попросили из Петербургской академии художеств, как-то удалось закончить в Питере институт кинематографии. В 1965 году у него была первая выставка в институте Курчатова. Во времена "физиков и лириков", героев хрущевской оттепели, именно физики увидели в работах Целкова всеобъемлющую метафору трагикомедии человеческого бытия. Работы его обожали мировые интеллектуалы, а он творил до последних дней, не заморачиваясь дискурсами, зависящими от моды. Каждая работа была выбросом невероятной, мощнейшей энергетики. Он сам был очень мощный, настоящий, цельный, сложный и ясный человек. Ему повезло с женой и музой Тоней, приемной дочерью Олей. Семья стала крепостью, позволявшей отдавать всего себя работе, предельно концентрируясь только на искусстве. Последние годы ему везло с коллекционерами. В 2004-м были музейные выставки в Третьяковской галерее и в Русском музее, но его огромное творческое наследие еще предстоит по-настоящему осмыслить и открыть. Жизнь любого из нас конечна, а большие художники своим искусством побеждают будущее", — писала Ольга Свиблова, директор Мультимедиа Арт Музея, в день смерти художника.

"Олег Целков через свое искусство смог коммуницировать с людьми самых разных профессий и национальностей — от деревенских обитателей во французской глуши до московских поэтов и нью-йоркских интеллектуалов. Он располагал персонажей своих картин в каком-то неопределенном пространстве, из которого они то проступают, то уходят вглубь, растворяясь. Как посланники вечности, они смотрят на нас с немым вопросом "Вы кто и зачем здесь?". Целков искал ответы на эти вопросы всю жизнь и прислал издалека "невиданное доселе племя", с которым предстоит разбираться и нам, живущим, и будущим поколениям", — вспоминает художника коллекционер Игорь Цуканов­­­.