Тургенев, Vogue, сладости: странности и чудачества Федора Достоевского

По пути на каторгу, в Тобольске, петрашевцев встретили жены декабристов, перекрестили, благословили в новый путь и каждому подарили по Евангелию, тайком вложив в него по червонцу каждому. Ничего другого в остроге читать было нельзя — и Достоевский четыре года каторги не расставался с Евангелием, хранил его до конца жизни и даже попросил принести его себе на смертном одре.

«В литературе нашей есть одно слово — "стушеваться". Ввел и употребил это слово в первый раз — я. Появилось оно 1-го января 1846 года». Слово возникло из практики в Инженерном училище, от «тушевания теней», и поначалу имело в виду постепенное исчезновение, растворение, а современный смысл приобрело уже позже. Достоевский придумал еще много слов и выражений, далеко не каждое из которых вошло в русский обиход, — например, «лимонничать» в смысле «жеманничать»; «благорастворение воздухов», которым в «Бедных людях» обозначалась всеобщая приятность; или, например, «всечеловек» как брат всех людей, то есть по-нашему «космополит», — так Достоевский называл Пушкина. Кстати, выражение «сказочный долбое***» тоже появилось на русском благодаря Достоевскому, пусть и опосредованно, — так в фильме «Даун Хаус», современном переосмыслении «Идиота» в версии Романа Качанова 2001 года, обзывают князя Мышкина в исполнении Федора Бондарчука.

Достоевский, как известно, с удовольствием читал криминальную хронику и вставлял в свои романы эпизоды и обсуждения реальных дел. А иногда и вовсе превращал криминальные дела в сюжеты — так, «Преступление и наказание» основано на реальном деле Герасима Чистова, раскольника, зарубившего топором двух старух, чтобы ограбить дом своих родственников. Упоминаются в романе и другие криминальные дела, а Порфирий Петрович, следователь, может считаться одной из предтеч современного криминального инспектора. Но современники далеко не всегда ценили пристрастие Достоевского к реальным сюжетам — когда в «Бесах» (1871) он изобразил нечаевский кружок и убийство студента Иванова, этот ход многим читателям показался слишком реалистичным. «Манера оживлять роман подробностями из действительной жизни, вчера только вычитанными в газетных корреспонденциях или стенографических отчетах судебных заседаний, не может считаться достойною подражания, хотя бы потому, что это своего рода плагиат», — писала газета «Голос», а Иван Тургенев в частных разговорах называл манеру выводить в романе известных лиц под легко раскрываемыми псевдонимами недопустимой. Впрочем, у него были причины, потому что...

Ненависть между Достоевским и Тургеневым была многолетней и многоуровневой. Достоевского раздражало, что Тургенев пишет о России из Европы. Он советовал Тургеневу купить телескоп, а то Россию не видно, тот обижался. В «Бесах» Тургенев выведен узнаваемо и неприятно как писатель Карамзинов, «старая, исписавшаяся, обозленная баба».

Но кажется, главной причиной была чисто финансовая. Обеспеченные Толстой и Тургенев в деньгах не нуждались, но издатели соревновались за их романы и предлагали за романы до пятисот рублей за печатный лист. А Достоевский сам бегал за журналами, и те платили ему в разы меньше. «Если бы мне платили столько, сколько Тургеневу, я бы не хуже его писал». «Но, — как справедливо замечал Виктор Шкловский, — ему не платили столько, и он писал лучше».

Но самым скорым был роман «Игрок» — его писатель закончил за 26 дней. В 1866 году, оказавшись кругом в долгах после смерти брата и смерти первой жены, Достоевский вынужден был подписать контракт с издателем Федором Стелловским. «Статья контракта совершенно походила на те статьи петербургских контрактов при найме квартир, где хозяин дома всегда требует, что если у жильца в его доме произойдет пожар, то должен этот жилец вознаградить все пожарные убытки и, если надо, выстроить дом заново, — рассказывал он в письме. — Прошу у него на три месяца отсрочки — не хочет и прямо говорит мне: что так как он убежден, что уже теперь мне некогда написать роман в 12 листов, тем более что я еще в "Русский вестник" написал только что разве половину, то ему выгоднее не соглашаться на отсрочку и неустойку, потому что тогда все, что я ни напишу впоследствии, будет его». Достоевский страшно переживал, Стелловский даже снился ему ночами, но писатель сумел закончить роман в срок, меньше чем за месяц. Помогла ему в этом стенографистка, 20-летняя Анна Сниткина. Она станет стенографистской всех его романов — а еще уборщицей, бухгалтером, приказчицей и затем душеприказчицей, тщательно сохранившей архив писателя.

Работая над «Игроком», Достоевский влюбился в Сниткину, но не знал, как сказать ей о своих чувствах. Тогда он позвал ее к себе и попросил помочь ему придумать финал своего нового романа. И полилась «блестящая импровизация», вспоминала Анна Достоевская в мемуарах, в которой Достоевский пересказывал ей историю своей жизни как сюжет о некоем художнике, влюбленном в чистую молодую особу. Анна до конца не понимала, что речь идет о ней. Только в финале, когда он спросил ее: «Если бы этот художник признался вам в любви, что бы вы ему ответили?», она сказала, что будет любить его всю жизнь. И вскоре уже Достоевские отправились в свадебное путешествие, единственное время их брака, кроме последнего года жизни Достоевского, когда их не донимали кредиторы.

«Постойте, голубчик!» — часто говорил он, останавливаясь среди разговора.

Он подходил к своему маленькому шкафику, отворял его и вынимал различные сласти: жестянку с королевским черносливом, свежую пастилу, изюм, виноград. Он ставил все это на стол и усиленно приглашал хорошенько заняться этими вещами. Он был большой лакомка...» — писал в воспоминаниях о Достоевском Всеволод Соловьев.

Архитектура — вторая страсть Достоевского после словесности. В Главное инженерное училище он поступил по настоянию отца, хотя сам вспоминал, что думал и говорил при этом только о поэзии, но учился неохотно и, выпустившись, всего год проработал полевым инженером и уволился. Однако рука была набита, и в рукописях он рисовал профили, женские ножки, мужские лица, а еще каллиграфические надписи, выполненные разным почерком, словно текст писали несколько разных людей. Как будто так прорывалась многоголосица его романов, нестройное единство разных идей. Еще одна повторяющаяся тема рисунков Достоевского — готические соборы. Особенно много стрельчатых окон, арок и башенок — на рукописях «Бесов», как будто писатель пытался найти в рисунке утраченную гармонию.

Младший сын Достоевских, Алеша, умер в мае 1878 года — а уже в июне писатель отправился в Оптину пустынь знакомиться со старцем Амвросием. В «Братьях Карамзовых» старец станет Зосимой и будет утешать скорбящую мать, воющую от горя по умершему трехлетнему сыну: «И надолго еще тебе сего великого материнского плача будет, но обратится он под конец тебе в тихую радость, и будут горькие слезы твои лишь слезами тихого умиления и сердечного очищения, от грехов спасающего». Собственно, святой Алеша, третий сын старика Карамазова, — это посвящение тому мальчику, который не выжил.

«Читал Vogué о Достоевском и опять плакал», — записывал Петр Ильич Чайковский в дневнике 13 августа 1886 года. Только имелся в виду, конечно, не журнал, первый номер которого выйдет в Нью-Йорке только шесть лет спустя, а французский дипломат, перевод­чик и критик Эжен Мельхиор де Вогюэ. В июне 1886 года вышла книга де Вогюэ «Русский роман» со статьями о русских писателях — Толстом, Тургеневе и Достоевском. Вогюэ писал, что опыт русских писателей и их «исступленного милосердия» может оказаться полезен французской литературе, и хотя журил Достоевского, с которым лично приятельствовал, за чрезмерность, он же воспевал его психологизм и умение «прогрессивно усиливать впечатление грусти и ужаса».

Фреска «Танец святых» на стене храма Святителя Григория Нисского в Сан-Франциско, была нарисована иконописцем Марком Дьюксом в 2009 году. Она изображает совместный танец подвижников христианской веры и праведников других религий. Здесь вместе танцуют Чарльз Дарвин и Серафим Саровский, Махатма Ганди и Джон Колтрейн, Уильям Шекспир и Федор Достоевский. И никакого Тургенева!