Вратарь против империи Пабло Эскобара: как Рене Игита ввязался в междоусобицы двух картелей и пострадал

Молина также был завсегдатаем стадионов. Он через подставных лиц тоже являлся инвестором «Насьоналя», а потому был близко знаком с футболистами, знал их манеру игры и людей, с которыми они водили дружбу. Эти знания сослужили ему бесценную службу прошлой весной, когда Клаудию, пятнадцатилетнюю дочь Молины, похитили во время прогулки по Медельину. С каждым днем среди приближенных Молины укреплялись подозрения, что к похищению приложил руку не кто иной, как его бывший деловой партнер Пабло Эскобар.

Будучи главой ослабевающего картеля, Эскобар отчаянно нуждался в деньгах и, поскольку они с Молиной стали открытыми врагами, мог без колебаний взять в заложники его дочь. Наркоторговец приближался к роковому концу. Он находился в бегах с июля 1992 года, когда улизнул из горной тюрьмы, где по-королевски отбывал срок в окружении женщин и хорошей еды, под охраной собственных людей. Потеряв доступ к банковским счетам, он обратился за миллионной «ссудой» к бывшим компаньонам и получил отказ. В наказание за предательство Эскобар распорядился их убить. Пав духом, он решил разжиться деньгами по старинке, похищая родню конкурентов из преступного мира и требуя выкуп.

Молина, изнывающий от тревоги за дочь, обратился за помощью не к полиции, не к правительству, а к эпатажному, беспутному вратарю национальной сборной, который вырос в семье медельинских бедняков. Голкипера звали Рене Игита. В силу своего происхождения и скандальной известности Игита, самый необузданный из первоклассных вратарей, вращался в самых разнообразных кругах городского общества, от политиков до барыг, которые нередко являлись одними и теми же людьми. К сожалению, дружба с Молиной привела к судебному процессу, почти разрушившему его спортивную карьеру и выявившему связь колумбийского футбола с наркокартелями. Горькая правда состоит в том, что если бы ловкость, которую Игита, получивший прозвище Безумец, проявлял на поле, распространялась на его отношения с законом, он мог бы провести большую часть прошлого года на воротах, а не в колумбийской тюрьме.

Этим летом национальная сборная Колумбии сыграет на американских стадионах, где обычно заправляют накачанные стероидами полузащитники и сплевывающие табак аутфилдеры. Перед колумбийцами стоит двойная задача: взять Кубок мира и доказать, что их родина не просто крупнейший в мире кокаиновый парк развлечений. По словам удостоившегося Нобелевской премии колумбийского писателя Габриэля Гарсии Маркеса, команда превратилась в орудие национального искупления: «Когда мы начнем забивать голы, с плохой рекламой будет покончено».

Благодаря своим дерзким, внезапным вылазкам в поле Игита не только перевернул представления о роли вратаря, но и стал живым воплощением вольнолюбивого изящества колумбийского футбола. Американцы, как бы плохо они ни разбирались в «европейском футболе», могли бы проникнуться к такому игроку не меньше, чем к Чарльзу Бакли (американский баскетболист. — Правила жизни), известному фразой «Я сделаю по-своему». Тем печальнее, что 22 июня, когда его товарищи по команде выйдут на поле в Пасадене, чтобы сыграть против Соединенных Штатов, Игита останется в Медельине и будет следить за матчем по телевизору.

А все потому, что по пути к Кубку мира Рене Игита оказался втянутым в междоусобицу колумбийских картелей и попал в поле зрения правительства, борющегося с коррупционерами, которые отстаивают интересы наркобизнеса.

Мытарства Игиты начались с обыкновенного телефонного звонка. «Приезжай ко мне домой. Мне нужно тебя увидеть. Я пришлю машину», — властно распорядился с другого конца провода наркобарон Карлос Молина.

Когда Игита приехал, наркобосс сказал ему: «Жизнь моей дочери в твоих руках. Мне нужна твоя помощь».

Разве мог Игита возразить? Да и как тут откажешь? Во-первых, Молина был одним из спонсоров «Атлетико Насьональ» — клуба, в котором играл Игита. Что хуже, Молина также состоял в медельинском картеле и был главным подозреваемым в заказном убийстве. Разве Игита не знал, что за похищением дочери Молины, скорее всего, стоял Эскобар? Неужели ему было не ясно, что соучастие в похищении может не только поставить под удар его карьеру, но и привести к неприятностям с властями и тюремному заключению? С другой стороны, он мог справедливо рассудить, что безопаснее отсидеться за решеткой, чем впутаться в кровавую схватку между двумя бывшими товарищами по картелю.

«Мне нужна твоя помощь», — скорее приказным, чем просительным тоном повторял Молина. Дальнейшие действия Игиты являются предметом ожесточенных споров. Молодой спортсмен был обречен вне зависимости от ответа, однако по степени его участия в последующих событиях можно судить о многом. Я отправился в Колумбию, чтобы найти знаменитого Игиту и понять, был ли он мягкосердечным простофилей, облапошенным наркобаронами, испорченным славой добрым самаритянином или бессовестной суперзвездой, вообразившей себя выше закона. Похоже, что у каждого колумбийца, от президента до интеллектуальной элиты и простых медельинцев, имеется на этот счет собственное мнение. Стоит ли удивляться, что не замедлили высказаться и мои собратья-журналисты?

«Послушайте, — сказал мне медельинский газетчик Гектор Ринкон, — Игита инфантилен, но не глуп. Когда местный наркобарон обращается к тебе за услугой, сказать нет невозможно. Последствия отказа очевидны».

Игита всегда был известен своей щедростью и редко отказывал кому-либо в помощи. Впрочем, в настоящем случае его природная щедрость, несомненно, омрачалась страхом. Вся жизнь футболиста, как на поле, так и за его пределами, научила его оценивать риски, связанные с каждым вторжением на его территорию. Двадцатью семью годами ранее он родился в районе Кастилья, представлявшем собой лоскутное одеяло из непритязательных кирпичных домов, разбросанных по горному склону на севере Медельина. Мать им не занималась, отец ушел из семьи, и Рене остался на попечении бабушки. Игита укрывался от своих тягот на пыльном, вытоптанном стадионе «Маракана», под прожекторами, установленными на деньги Пабло Эскобара. Несомненно, именно тогда он впервые услышал об этом щедром меценате, известном в народе под прозвищем Хозяин. В возрасте семнадцати лет Игита заключил свой первый профессиональный контракт с клубом «Мильонариос». Вскоре эту футбольную команду из Боготы купил Гонсало Родригес Гача по прозвищу Мексиканец, в 1989 году погибший во время совместного вертолетного рейда колумбийской полиции и Управления по борьбе с наркотиками.

В 1987 году национальный тренер Колумбии Франсиско Матурана открыл в Игите идеального голкипера. Еще в юности Рене, учившийся на форварда, развил в себе азарт к забиванию голов, который, наряду с молниеносной реакцией и удивительной гибкостью, впоследствии превратил его во вратаря нового типа. Игита нередко выводил мяч на середину поля, как если бы по-прежнему оставался нападающим, и завоевал сердца болельщиков безрассудными вылазками за пределы вратарской площадки. Приободренная его раскованным стилем Колумбия одержала череду крупных успехов, включая блистательную победу над Аргентиной, за которую играл сам Марадона, ставший лучшим игроком чемпионата мира 1986 года. Разумеется, иногда эта импульсивность приводила к катастрофическим последствиям. Так, на чемпионате мира в 1990 году камерунец Роже Милла, один из старейших игроков мундиаля, под истерические крики колумбийского комментатора «Игита, нет! Игита, нет!» обошел вышедшего из вратарской площадки Игиту, отнял мяч и преспокойно отправил его в пустые ворота. Колумбия вылетела из турнира, а Игита опозорился на всю страну, доказав, что неспроста заслужил прозвище Безумец.

Зрелищный промах по сей день остается пятном на репутации спортсмена, однако даже этот бездумный фортель меркнет в сравнении с его близостью к колумбийскому преступному миру. Как бы там ни было, подобные связи были практически неизбежны. Футболисты жили и соревновались в царстве теней, где находились фактически в рабстве у владельцев своих клубов. Покупка игроков была хорошим способом отмывания денег. Менеджеры обладали сомнительной репутацией, но не скупились на денежные премии. За успехи в игре спортсмены награждались значительными суммами, поступавшими от дарителей, часто предпочитавших сохранить анонимность. Например, после побега Эскобара из тюрьмы в его «камере» нашли чеки, выписанные на имена Игиты и других звездных игроков.

В восьмидесятые наркокартели боролись не только за долю рынка, но и за победы на футбольном поле. Команды Медельина и Кали четыре года подряд оспаривали друг у друга национальное первенство, и ставки были высоки. Ходили слухи, что арбитров регулярно запугивали и подкупали. Случалось, что они получали до ста восьмидесяти тысяч долларов за благосклонность к нужной команде. В 1989 году был убит помощник судьи, не засчитавший гол в матче между Медельином и Кали, который в результате закончился нулевой ничьей. Убийство объясняли ставкой в размере $750 000, сделанной на победу Медельина. В феврале 1993 года было найдено тело перспективного нападающего Омара Дарио Каньяса, игравшего в одной команде с Игитой. Спортсмена связали и застрелили в упор. По мнению полиции, Каньяс стал жертвой группировки «Лос Пепес» («Преследуемые Пабло Эскобаром»), благоденствовавшей в последние дни Эскобара и финансировавшейся картелем Кали.

По сути, в годы преуспеяния Эскобара влияние этого наркомагната на колумбийский футбол простиралось далеко за пределы его родного города. Когда итальянская «Парма» предложила соблазнительный контракт бесподобному форварду национальной сборной Фаустино Асприлье, в то время игравшему за «Атлетико Насьональ», обязательным условием сделки было согласие Эскобара. В этом сомнительном климате процветал и Игита. Впервые он оказался в гостях у Эскобара в 1987 году, в возрасте двадцати одного года. Игита проводил выходные на плантации родителей жены, когда ему позвонили и сообщили, что его желает видеть Хозяин, в ту пору скрывавшийся от закона. От такого предложения непросто отказаться. Игита вспоминает, что они беседовали главным образом о футболе, но в какой-то момент он сказал Эскобару: «Почему бы вам не сдаться властям? Это пойдет на пользу стране». Следующая их встреча состоялась в 1991 году, после того как Эскобар, очевидно прислушавшийся к совету Игиты, попал в горную тюрьму над Медельином под названием Ла Катедраль. По словам Игиты, он поблагодарил Эскобара за это благотворное для Колумбии решение. Зачем же Эскобар хотел его увидеть?

«Он ничем не отличался от других колумбийцев, которые хотят со мной повидаться», — ответил Игита.

Эта вторая встреча оказалась роковой для репутации футболиста. В народе сложилось впечатление, что они с Эскобаром близкие друзья и, возможно, даже связаны общими темными делишками. Как бы Игиту ни бичевали в прессе, он не сказал об Эскобаре ни единого дурного слова.

«Рене Игита все делает от чистого сердца, — объяснил мне спортсмен в день, когда я наконец встретился с ним у него дома в медельинском районе Побладо. — Я ни о ком плохо не отзываюсь, такой уж я человек. Да и зачем говорить то, что и без меня всем известно? Почему молчали те, кто действительно имел полномочия бороться с наркоторговлей?»

Игита живет в коттедже, угнездившемся между высоких кирпичных многоквартирных домов, чьим жителям открывается прекрасный обзор на его личные дела — в особенности те, что сосредоточены возле бассейна, обставленного клетками с редкими амазонскими птицами, среди которых находящийся под угрозой исчезновения тукан.

Игита, спустившийся по лестнице, чтобы меня поприветствовать, оказался гораздо крепче, чем я ожидал. Он вышел на волю всего тремя неделями ранее, после семимесячного тюремного срока, завершившегося наделавшей шума голодовкой, которая способствовала его освобождению.

Благодаря своей визитной карточке — спускающимся на плечи иссиня-черным кудрявым волосам — футболист выглядел совершенно расслабленным, и я мгновенно понял, почему он не поленился засудить тюрьму, когда надзиратели взялись за ножницы. Адвокат Игиты тогда объявил, что «волосы — неотъемлемая часть его личности, игры и имиджа». У него темное индейское лицо, в чертах которого Анды смешались с Африкой, высокие скулы, маленькие глаза, усы Сапаты и чудесная детская улыбка, придающая ему не меньше обаяния, чем кудри. На нем была футболка с «Флоридскими марлинами».

В тот день его снимали для телевидения. Он бегал на беговой дорожке с присосками на мощной груди и в закрывающей широкое лицо кислородной маске. Медики пристально следили за его показателями, готовясь дать научную оценку ущербу, который нанесло его здоровью пребывание в тюрьме. После обследования футболиста объявили полностью здоровым. Теперь он мог всерьез приступить к тренировкам. У Игиты оставалось три месяца, чтобы снова показать себя если не лучшим, то определенно самым занятным вратарем как в Колумбии, так и во всем мире. Он поставил целью вернуться в национальную сборную, поехать в Штаты и вернуть себе былое величие.

Не успели мы приступить к беседе, как землю сотряс мощный взрыв. Я побледнел.

«Не беспокойтесь, — сказал Игита. — Тут строят жилое здание. Это всего лишь динамит. Сами видите, как я живу, — продолжал он. — Я живу просто. Я выкладываюсь на поле. Я стараюсь помогать своей стране и нести людям мир. У меня нет телохранителей. Иногда мне говорят: "Тебе что, жить надоело? У всех есть телохранители!" Но такие люди просто выпендриваются. Разница в том, что я никому ничего не должен».

Он объявил, что не может сейчас со мной говорить, потому что должен возвращаться на стадион на дневную тренировку. Мы сели в его зеленый джип и поехали вниз по холму. Подобно многим знаменитостям, Игита чувствует на себе взгляды толпы, но не подает виду. Когда мы останавливались на светофорах, местные показывали ему большие пальцы и кричали:

«Эй, Игита! Эй, Рене! Да здравствует Игита!»

Теперь он не только знаменитость, но и общественная фигура, одновременно герой и жертва. На одном из светофоров переходящий дорогу мужчина окликнул Игиту так громко, что тот не мог не ответить.

«Эй, Игита! Отправляйся на Кубок мира!»

Так его приветствует большинство болельщиков. Воодушевление прохожего вызвало у Игиты улыбку.

«Con la ayuda de Dios. С Божьей помощью», — сказал он.

Дневная тренировка оказалась легкой: футболист медленно пробежался по стадиону и потренировался с весами в зале. Когда Игита вышел из душевой, мы вернулись к его «тойоте». На улице возникшая будто из воздуха стайка детей принялась тянуть его за рукав и совать ему в лицо жевательную резинку.

«Рене, Рене!» — тихонько повторяли они. Казалось, им хватило бы приветствия или кивка. Когда к их числу присоединился неряшливый мужчина в лохмотьях, Игита с отработанной ловкостью вложил в его ладонь двести песо.

Мы сорвались с места. Дальше чем в квартале от стадиона, возле низкого оштукатуренного здания, он резко затормозил, припарковал машину и с благоговейным трепетом сообщил: «На этом самом месте я получил похищенную девочку».

«Здесь началось мое мученичество, моя голгофа, — сказал он. — Я сел в тюрьму за то, что пытался спасти девочку-подростка».

Вот так, с героической кульминации Игита и начал свой рассказ. Молина нуждался в его помощи, и он не отказал. Разве мог сын Медельина поступить иначе? Молина выдал знаменитому футболисту чемодан с тремястами тысячью долларов в колумбийских песо. Игита отнес чемодан домой, где он и пролежал весь следующий месяц. Молина звонил каждый день, но от похитителей не поступало никаких известий. По признанию Игиты, когда они наконец позвонили, он уже не на шутку тревожился.

Вскоре к его дому подъехали двое мужчин и отвезли его в центр Медельина, остановив машину у коттеджа под названием Понтифисия Боливариана.

«В этом самом месте», — повторил Игита.

Забрав у него деньги, один из мужчин исчез на одной из близлежащих улочек, а другой остался с Игитой. Это не предвещало ничего хорошего, однако преступник объяснил: «Я остаюсь в качестве гаранта, что девушку вернут». Маленькие беспризорники настигли Игиту даже перед самой передачей заложницы, и в ожидании девушки тот начал как ни в чем не бывало раздавать автографы. По словам Игиты, похититель вдруг взволнованно произнес: «Вон она!» — и указал куда-то за спины детей.

Игита резко развернулся и заметил направляющуюся к ним взрослую женщину. «Не может быть, это не она!» — сказал он, а когда снова повернулся к уличным оборванцам, среди них стояла дочь Молины. Его внимание намеренно отвлекли, чтобы он не увидел, откуда она пришла.

В следующие дни вратарь не делал секрета из своего отважного поступка и с удовольствием хвастал перед прессой, как спас Клаудию Молину. «Это было Божье предназначение, — говорил он. — Это было прекрасно. Я посчитал это благословением, потому что Господь дал мне шанс сделать эту семью счастливой. Человеку нечасто выпадает такая возможность».

Его бахвальство достигло кабинета колумбийского генерального прокурора. Игита, по собственному признанию, стал соучастником похищения. Именно с подобными преступлениями правительство особенно стремилось покончить. Кроме того, он не сообщил о случившемся властям. Началось следствие, и против Игиты было выдвинуто еще одно обвинение. Карлос Молина был настолько благодарен Безумцу, что в знак признательности всучил ему шестьдесят четыре тысячи долларов.

«Брат, у нас нет другого способа тебя отблагодарить, — сказал Молина. — Мы от всего сердца хотим, чтобы ты взял наш подарок». По словам Игиты, он долго отказывался, но Молина стоял на своем.

«Они практически силой сунули мне деньги», — оправдывается Игита.

Приняв этот дар, он обогатился на соучастии в похищении и подставился под самую тяжелую статью обвинения. Даже статус народного любимца не мог уберечь спортсмена от суровых последствий. В июне 1993 года Рене Игиту, подозревавшегося в нарушении сурового колумбийского законодательства, направленного против похищения людей, без суда и следствия отконвоировали в тюрьму Боготы, где ему предстояло провести следующие семь месяцев. Вся страна с нарастающим восторгом следила за успехами национальной сборной в чемпионате мира, пока звездный вратарь томился за решеткой.

Прежде чем сесть в машину, Игита останавливается и глубоко вдыхает, словно наслаждаясь обретенной свободой. Как-никак, не исключено, что незадачливого героя ждут новые испытания. Если его признают виновным, он рискует провести в заключении еще два года.

«Мое единственное преступление состоит в том, что я пытался спасти маленькую девочку», — жалобно повторяет он.

Чтобы оценить место Игиты в колумбийском обществе, мне нужно было взглянуть на события шире, поэтому я полетел в Картахену, чтобы встретиться с самым знаменитым колумбийцем — писателем Габриэлем Гарсией Маркесом. На протяжении тридцати пяти лет Маркес жил в Мехико, Испании и Париже, путешествовал по свету и основал режиссерский институт на Кубе. Но несколько лет назад он, к гордости своих соотечественников, вернулся домой и стал играть активную роль в жизни Колумбии.

Я уже знал, что он горячий поклонник корриды — чтобы встретиться со мной в то воскресенье, ему пришлось пропустить бой быков, — но не ожидал, что он также окажется заядлым любителем футбола. Впрочем, я не сомневался, что история Игиты заинтересует его хотя бы ввиду своей связи с одолевающим Колумбию наркотерроризмом. Несколькими месяцами ранее Маркес потряс колумбийцев, высказавшись в поддержку легализации наркотиков.

Он заехал за мной в мой мини-отель, и мы отправились в фешенебельную гостиницу, где устроились у бассейна, заказали выпивку и заговорили об Игите, Колумбии и мундиале. Первым делом писатель заверил меня, что Колумбия возьмет Кубок мира.

«Если я скажу это, мои соотечественники начнут больше в это верить», — торжественно сказал он.

По его утверждению, на данном этапе истории и развития Колумбии ничто не способствует национальному единству больше, чем чемпионат мира. По степени влияния с футболом может сравниться только музыка.

«Футбол — это культурная сила страны, — заявил Маркес. — У нас всегда была первоклассная команда. Мы учились у Бразилии и Аргентины, но не умели забивать голы. Теперь мы этому научились».

Я спросил, был ли Игита одной из жертв наркотерроризма.

«Жертвой была похищенная девушка, — резко ответил он. — Игита отличный вратарь, один из лучших в мире, но перед законом равны все, включая великих вратарей».

Что если бы Игита мог поучаствовать в чемпионате? Разделяет ли Маркес распространенное среди высокопоставленных чиновников мнение, что это стало бы катастрофой для Колумбии? Ранее Мигель Сильва Пинцон, глава администрации президента Сесара Гавирии Трухильо, сказал мне: «Если Игиту позовут в сборную, ее посчитают командой, принадлежащей наркоторговцам. Американская пресса ухватится за этот скандал, и не без оснований. Я беспокоюсь не только за наш международный имидж. Это бы плохо повлияло на ситуацию внутри страны. Игита зашел слишком далеко и стал приверженцем Эскобара».

«Талант вратаря не должен помогать ему победить в уголовном процессе, — ответил Маркес. — Знаете, когда колумбийская команда вернулась из Буэнос-Айреса после победы со счетом пять-ноль (в отборочном матче чемпионата мира против Аргентины. — Правила жизни), игроки попросили президента освободить Игиту. Это было неправильно. Им не стоило так поступать. Судопроизводство работает как следует. Мы хотим быть не только чемпионами по футболу, но и борцами за правосудие».

Таков был его формальный отзыв об уголовном деле Рене Игиты. Вместе с тем писатель добавил, что в более широком социальном контексте видит в Игите жертву социальных условий. Как и все колумбийские игроки, Безумец был простым человеком, сыном бедных родителей. Он втянулся в культуру Медельина, где безраздельно властвовал Пабло Эскобар, контролировавший медельинский клуб, за который играл Игита. Они поддерживали общение, из которого Игита извлекал выгоду. Внезапно Эскобар лишился власти, бежал от закона и был убит. Таким образом, второй самый известный человек в Медельине потерял хозяина и стал жертвой переломного момента в истории.

«В этом смысле в таком же положении оказалось полстраны, — сказал Маркес. — Главная особенность колумбийцев в том, что они всегда хотят чуть больше, чем имеют, и всеми способами пытаются добиться своего. Социальные условия не всегда позволяют им достичь желаемого законными средствами. И иногда это приводит к преступлениям. Уяснив себе этот простой принцип, вы поймете все о Колумбии. Отправляясь в Аргентину, мы хотели не проиграть. Мы тогда уделали Аргентину. А сейчас мы хотим Кубок мира».

К моему удивлению, Маркес признал:

«Эта страна действительно отчасти обязана своими футбольными успехами инвестициям наркоторговцев. Но это не имеет ни малейшего отношения к профессионализму игроков. Без талантливых игроков все наркоденьги мира не имели бы никакого значения».

«Но разве вы не видите, насколько это опасно для имиджа сборной на чемпионате мира?» — спросил я.

«Колумбию будут судить по забитым ею голам, — отрезал он. — Я один из самых продаваемых и изучаемых писателей в Соединенных Штатах. Никто не говорит: "Я не буду покупать его книги, потому что он из страны, где процветает торговля наркотиками".

Мы сидели у бассейна, прислушиваясь к затихающим звукам сальсы, долетающим до нас с противоположной стороны бассейна. Габо был облачен в мятый костюм из белого хлопка и белые туфли. Постояльцы за столиками перешептывались и украдкой показывали друг другу на писателя, которого в Колумбии почитают не меньше Хемингуэя.

«Я отсутствовал тридцать пять лет, но никогда не уезжал навсегда», — задумчиво сказал он.

Уже смеркалось, и я боялся опоздать на последний самолет до Боготы. Маркесу тоже не сиделось на месте. По иронии судьбы он обосновывал свое возвращение в Колумбию в тот самый момент, когда Игита, явившийся предметом нашей светской беседы, изо всех сил боролся за шанс выехать из страны и поучаствовать в мундиале. Несхожесть их положения добавила особой остроты рассказу Маркеса о Нобелевской церемонии, которому писатель придал символический смысл.

«Когда мне вручали Нобелевскую премию, — сказал он, — я позвонил президенту Колумбии, которым тогда был Белисарио Бетанкур. Я попросил его не оставлять меня одного в Швеции во время церемонии. Тогда он прислал целый авиалайнер с танцовщицами и музыкантами со всей страны, и они вышли на улицы Стокгольма. Самым важным мероприятием был ужин с королем и королевой. Все началось с чудесного детского хора. Потом были речи. А потом вдруг раздалась барабанная дробь, двери распахнулись, и в зал ворвались наряженные в яркие костюмы танцовщицы и музыканты. Я оцепенел. "Это обернется либо катастрофой, либо апофеозом", — подумал я. Но потом молодая королева начала поводить плечами под кумбию. Она сказала, что научилась этому танцу в Бразилии. Вскоре король попросил танцовщиц, чтобы они научили кумбии и его. Когда все закончилось, он повернулся ко мне и сказал: "Колумбия научила нас отмечать получение Нобелевской премии", — Гарсиа Маркес помолчал. — Если хотите, по случаю чемпионата мира я отправлю этих танцовщиц и музыкантов на улицы Америки».

Танцовщицы и музыканты — это прекрасно, почему бы и нет. Но как же Игита? Где будет он, когда его товарищи по команде отправятся на север, чтобы победить в чемпионате и отстоять честь страны?

Эта статья была впервые опубликована в выпуске американской версии журнала Правила жизни за июнь 1994 года. В ней содержатся устаревшие и потенциально оскорбительные описания рас, народов и социальных классов. Вы можете ознакомиться со всеми материалами, когда-либо опубликованными американским журналом Правила жизни, в цифровом архиве проекта Правила жизни Classic.