В прицеле разумного: Диана Арбенина — о любви как в 17 лет и работе, вводящей в транс

в прицеле

разумного

Чтобы почувствовать себя живой, Диане Арбениной не нужно многого — только писать песни. Но иногда именно это дается сложнее всего. Проведя неделю в разговорах с автором Правила жизни, лидер «Ночных Снайперов» пересмотрела свои взгляды на жизнь и, кажется, нашла выход из кризиса.

Записал Максим Мамлыга

Фотограф

Дамир Жукенов

Стиль

Алексей Сухарев

«Человек живет очень подробно», — всегда говорил Диане Арбениной ее отец. Но что делать, «когда жизнь категорически запуталась»?

8 июля 2021-го Диане исполнилось сорок семь лет. Дети на лето уехали в лагерь, стоит жара, от которой не скрыться даже за городом, «ковидный хвост» не способствует хорошему настроению — жизнь напоминает вязкий кисель, хотя отчаянно хочется ясности и прозрачности. Последнюю песню — «Улисс» — Диана написала в феврале, накануне смерти отца.

— Как будто это произошло не со мной. Я всегда к смерти относилась боязливо, без любопытства. То, что случилось, настолько меня ошеломило, я не могу прий-ти в себя. У меня отличные дети; мои концерты собирают людей, но появилось ощущение, что у существования есть конец.

Может быть, дело в возрасте?

— В этом году случилось то, чего я всегда подспудно ждала. Мне было любопытно — как это? То, что люди называют кризисом среднего возраста. В моем понимании это год застоя. Я не пишу, не пою, не играю. Первая болезненная попытка осознать себя.

Или возраст здесь ни при чем?

— Меня постоянно раздирает на части. В одной жизни я жизнерадостный и общительный человек. В другой — пишу песню «Камень» и после этого валяюсь на полу, пытаюсь себя реанимировать, потому что у меня останавливается сердце. Это какое-то состояние транса. Это ни в коем случае не шизофрения, посмотрела бы я на того, кто назовет меня шизофреником. Но как мне существовать, когда у меня внутри такое разделение?

Если рок-звезда вступает в «клуб 27», мы всегда будем помнить его или ее юной. И всегда будем сожалеть о тех песнях, которые могли бы еще быть написаны. Но что, если заглянуть дальше двадцати семи?

— Я не хочу быть жертвой. Стать героем на войне — это одно, быть ровным и стабильным в мирной жизни — намного тяжелее.

Как кратко изложить историю Дианы до сорока семи? Юная девушка, влюбленная в музыку, отправилась в Питер, едва достигнув совершеннолетия. Она мечтала во время прогулки по городу встретить Бориса Гребенщикова и попасть в компанию настоящих рок-музыкантов. Но жизнь оказалась сложнее — время ушло, рок-музыканты измельчали, того, о чем она мечтала, не случилось. Но и сама Диана оказалась сложнее.

— Особо выбора не было: либо попса, либо рок. Рок — это персоналия. Но сейчас время без героя: гитару можно купить, а того, о чем хотелось бы сказать, — нет. Я свободнее и мелодичнее, чем русский рок, я всегда чувствовала себя белой вороной. Например, песня «Ты дарила мне розы» — во-первых, шутка, во-вторых, шансон, а ее рок-н-ролльная кода — просто дань тому, чем мы занимались.

Затем — слава, и вплоть до тридцати пяти лет бешеный ритм концертов, из которого было не выбраться. Пока не родились дети. Артем и Марта — двойняшки, сейчас им по одиннадцать лет. Скоро у них начнется переходный возраст, испытание для родителей.

— Главное, не врать, не лезть и не давить. Если они начнут отдаляться — ты их потеряешь. Безусловно, между родителем и детьми должна быть дистанция, уважение, но я понимаю, что в некоторые уголки их мира мне уже дороги нет. Единственное, мне хотелось бы, чтобы они приходили со своими проблемами, со своей болью именно к маме, а не к подруге во дворе.

Каково быть детьми Дианы Арбениной?

— Они начинают понимать, что мама знаменита. Артем вернулся из лагеря, там ему сосед сказал: «Твоя мама — знаменита, значит, ты должен быть умным, а ты тупой». «Тема, он так и сказал?» — «Да». — «А ты что сделал?» — «Я решил, что не буду реагировать». Он вообще не злобный, умный парень. Дети знают, что я непростой человек, но люблю их настолько откровенно и сильно, что через эту любовь они понимают все, что со мной происходит.

Если человек непростой — это всегда влечет сложные вопросы.

— У нас нет запретных тем. Я никогда в разговоре с ними не опускала тему отца. Артем пришел из садика и говорит: «Вот папа...» Марта ему: «У нас нет папы». Я отвечаю: «У всех есть папа, вы чего, ребята?» Они: «А почему ты с ним не живешь?» Я: «Потому что я его не люблю. У нас хорошие отношения, но я не могу жить с человеком, которого не люб-лю». — «Ты нас познакомишь?» — «Да, конечно». — «А когда?» — «Мы с папой обсудим, когда лучше, и познакомлю».

Сейчас Марта в футбольном лагере. Она обожает футбол, а Диана считает, что нужно позволить детям заниматься тем, что им нравится, даже если тебе самой это не близко.

— Я могла сказать: «Марта, ну какой футбол? У нас же нет перспектив, как за границей, — иди лучше на танцы». А через несколько лет я бы получила: «Мама, я могла бы стать великой футболисткой, а ты мне не дала». Зачем мне это? Может, я так реагирую, потому что помню свою маму: «Никакой музыки, никакого Питера, у нас бабочек в роду нет, нужно закончить университет и работать по специальности». Сейчас я ее понимаю: потерять связь с дочерью, когда той исполнилось восемнадцать, — это тяжело. Но так я поняла, что детям надо позволять делать то, что им нравится.

Важно позволять не только детям, но и самой себе — особенно когда мир вокруг становится все более агрессивным.

Человек не может быть несвободным. Каждый сам выбирает себе меру свободы, честности, откровенности. Я на сегодняшний момент позволяю себе все. Живу так, как хочу; с тем, с кем хочу

Я не ведусь на разговоры и сплетни, которые вокруг меня крутятся, хотя я человек ранимый. Пишу так, как хочу — откровенно и прямо. При этом есть ощущение, что мы живем не то чтобы в осажденной крепости, а в крепости, из которой откачивают кислород. Но не будем сгущать краски — меня никто ни к чему не склоняет, не указывает, что делать. Мне никто не обрезал крылья — вот обрежут, я скажу. Молчать не буду.

Помогает стремление к красоте — книгам, театру, особенно к постановкам Крымова, и случайные моменты счастья: во время этого разговора Диана увидела, как маленький мальчик подошел к памятнику Бродскому на Новинском бульваре и спросил бабушку о том, кто это.

Еще помогает любовь.

— Любовь — укрытие, болезнь, химический сбор. Любовь — это дар. Наркотик. Дурман, в котором ты находишься. Любовь для меня — смысл. Сейчас у меня тот самый период, когда я полноценно погрузилась в это чувство, и человек, которого я встретила, порядочен и глубок, я ему верю — это вообще бывает редко. До какого возраста человек может влюбляться, как в первый раз? Многие останавливаются намного раньше сорока. Но не в моем случае. Я очень хочу поверить, что отношения, которые появились после чудовищных, закончившихся недавно, — те самые, в которых я буду счастлива. В любви все заканчивается, когда мы начинаем друг другу привирать и недоговаривать. Если предположить, что я нашла ту самую любовь, в которой буду чувствовать себя спокойной, свободной, уверенной, красивой, — то это максимум от того, что мне нужно. Меня знобит от отношений так, будто мне семнадцать. Когда ты понимаешь вдруг, что реанимировал свою душу, она вздохнула и снова стала по-детски наивной, — это прекрасное ощущение. Люди обычно спрашивают: «За что мне такое наказание?» Я говорю: «За что мне такое счастье?» Наверное, нужно будет расплачиваться. Но я почему-то думаю, что уже расплатилась. Что имею право.

Ей важно беречь любовь от чужих глаз.

— Я не люблю делать что-то демонстративно. Когда меня распирает от счастья — ну, я могу выложить песню «Метео», которая была написана на заре отношений. Но бравировать чем-то, намекать, что у меня что-то происходит, — упаси господи. Это как с песней — нельзя петь недоделанную, иначе ты не допишешь ее никогда, можно сразу бросать — ничего не получится. То же самое и с отношениями.

И конечно, Диане ужасно хочется что-то написать. Спустя неделю после того, как мы созвонились в первый раз, ей это удалось.

— Я чувствую себя живой, только когда что-то пишу. Я получаю от этого такое удовлетворение, которого не получаю ни от сна, ни от секса, ни от еды. И вот вчера я написала песню и подумала: «Да, она болезненная, но я все-таки живу». Когда ты пишешь не упрощая, ни на кого не ориентируясь, люди это чувствуют. Сейчас хочу подготовить старые песни, которые уже никто не помнит, и перезаписать их по-новому.

Мы созванивались почти неделю. У Дианы Арбениной — сложный период, и она не скрывает этого: «Странно наводить внешний лоск, если за ним скрывается дыра отчаяния». Она все та же — пишет песни и выходит на сцену; воспитывает детей, которых любит так сильно, насколько может; наслаждается настоящим искусством. Она изменилась — потеряла отца, почувствовала конечность своего существования, стала серьезней. Ее последние песни — «Улисс» и «Метео» — звучат по-новому — не прилизанно, чистая эмоция через хриплый голос. Это удивляет, этот новый звук — обещание новой Дианы Арбениной, новой искренности и нового смысла.

За что мы ее любим? Не только за прямоту, за энергию; не только за песни, написанные ранее, хотя «Тридцать первая весна» и «Катастрофически» научили чувствовать нас, а сейчас учат семнадцатилетних. Пожалуй, не в последнюю очередь — за умение собрать себя заново, сгореть и возродиться из пепла. Навык, которому рано или поздно приходится учиться всем, она освоила и использовала не единожды. Сможет и теперь.

Каков следующий шаг?

Я беру паузу. Сейчас я стою на пороге чего-то нового, но не хочу себя подталкивать. Хочу, чтобы время подтолкнуло меня туда, где я должна быть. Мне кажется, это единственно правильное решение

Макияж Юрий Столяров; прическа Павел Охапкин