Последняя поп-икона нулевых: как Эми Уайнхаус меняла музыку и погубила себя
«Никто из нас не знает, что с ней делать» — с такими словами Сильвия Янг, глава лондонской театральной школы, направила шестнадцатилетнюю девушку Эми Уайнхаус к Биллу Эштону, основателю Национального молодежного джазового оркестра. Именно оттуда начался путь Уайнхаус к славе — ее там оценили по достоинству, но будущая певица довольно быстро ушла из оркестра, потому что хотела петь джазовые стандарты, а ей в основном предлагали оригинальные песни.
Эми Уайнхаус постоянно не вписывалась в окружающий мир, но поначалу это было достоинством, а не проблемой. На момент записи ее первых песен манера вокала, напоминающая старый джаз, была не в почете — но компания 19 Entertainment разглядела в певице потенциал. Это был неожиданный союз, поскольку компания принадлежала бывшему менеджеру Spice Girls Саймону Фуллеру. Фуллер и 19 Entertainment также были ответственны за создание реалити-шоу Pop Idol и American Idol — и это, конечно, вызывало вопросы журналистов: не собираются ли превратить Эми в конвейерную поп-звезду. Конечно, не собирались: Фуллер и его команда явно делали ставку на аутентичность будущей большой артистки — и не прогадали.
Эти аутентичность, настоящесть, нежелание идти по проторенной дорожке и осознание силы своего голоса помогли в будущем не только Уайнхаус — ее триумф на «Грэмми» (в 2008-м Эми взяла награды в пяти номинациях, включая «Лучший новый исполнитель» и «Лучший альбом года» за Back to Black) окончательно показал, что шоу-бизнес готов к нестандартным голосам. Благодаря Уайнхаус мир услышал Адель, Флоренс Уэлч и ее группа Florence & The Machine стали большими звездами, а огромное количество соул-исполнителей, более заметных из-за успеха Уайнхаус, и вовсе окрестили британским соул-вторжением. Эми нормализовала влияние джаза и стремление в сторону шестидесятых — стала одной из первых, кто решил настолько беззастенчиво обратиться к прошлому; чуть позже британский критик Саймон Рейнольдс брезгливо назовет эту тенденцию «ретроманией».
Надо сказать, что первый альбом Уайнхаус, Frank, не так уж и сильно напоминал о джазе. Сегодня в нем можно расслышать и трип-хоп, и регги, и ту смесь хип-хопа и соула, что некогда прославила бывшую вокалистку The Fugees Лорин Хилл. В последнем, впрочем, все же нет ничего удивительного — над альбомом с Эми работал Коммишнер Гордон, который прежде помогал Хилл с сольным лонгплеем The Miseducation of Lauryn Hill. В этом тоже есть классический для Уайнхаус парадокс — очень лондонская по духу музыка была по большей части записана в Америке. Другой важный для певицы продюсер, Салам Реми, жил в Майами — половину обоих альбомов Уайнхаус записала при его поддержке. Прозвище Хамелеон здорово показывало его метод работы с музыкантом — Реми не наставлял артиста, а лишь подсказывал, в каком направлении стоит двинуться.
Второй альбом куда заметнее кренился в шестидесятые — из-за увлечения Уайнхаус музыкой лейбла Motown, на который певица решила ориентироваться при записи Back to Black. Кроме Реми над альбомом работал и будущий продюсер-суперзвезда Марк Ронсон — с Уайнхаус он сотрудничает на ее условиях: в одном из интервью Марк вспоминал, что Эми с ним не церемонилась, и если идея песни ей не нравилась, то ни о каких доработках не могло быть и речи.
В Back to Black действительно много ретромании — но она, правда, присутствует только в звуке. Как и на Frank, Уайнхаус пела о своей жизни, местами грубо, местами безапелляционно, местами нежно — из этой честности и рождалось что-то истинное и непохожее на других. До поворота поп-музыки в сторону искренности и честности (с оговорками, связанными с поп-форматом) оставалось еще несколько лет — и Эми показала, как может развиться жанр.
Back to Black обманывал ненавязчивым, приятным звуком, напоминающим о джазе и соуле, — однако его тексты шли наперекор всем джазовым стандартам. Конечно, Билли Холидей и Нина Симон тоже не умалчивали о проблемах, как своих, так и общества, — однако у Уайнхаус это получалось еще откровеннее: так, в Америке Frank до сих пор представлен на том же Spotify лишь в «чистой» версии без мата. И Frank, и Back to Black были посвящены бывшим парням — оба расставания оказались творческими катализаторами Эми, но фанаты, увы, узнавали о личной жизни певицы не только из текстов ее песен.
Британские таблоиды — чаще всего The Sun и Daily Mirror — и многочисленные папарацци держали ее дом на прицеле денно и нощно после выхода Back to Black и получали скандальный улов: например, в сентябре 2007 года журналисты запечатлели последствия перепалки Уайнхаус с тогдашним мужем Блейком Филдер-Сивилом (по одной из версий, между ними произошла драка, по другой — Блейк в состоянии аффекта порезал себя и Эми последовала его примеру; обе версии кажутся довольно жуткими). Пресса была не одинока в жажде крови — над зависимостью артистки также шутили со сцены комики и ведущие вечерних шоу. В одном из интервью, отрывок из которого можно услышать в фильме «Эми», Уайнхаус говорит: «Если меня узнать поближе, то вы поймете, что лучше всего в этом мире я умею писать песни. Если меня оставить в покое, у меня получится». Ее в покое не оставляли, постоянно донимая назойливым желанием вторгнуться в жизнь или вставить свое едкое замечание, — и это сильно влияло на творческий процесс. После прохождения третьего курса реабилитации в 2011 году Уайнхаус приступила к работе над третьим альбомом, но написала всего две песни. С момента выхода Back to Black прошло пять лет — и это сейчас большие музыканты могут годами не выпускать лонгплеи: это позволено Фрэнку Оушену, Tame Impala, Рианне и, с оговорками, Бейонсе.
Но десять лет назад лейбл буквально требовал от Уайнхаус нового альбома, а пресса с удовольствием смаковала подробности ее поездок в рехаб или пьяных выходок (доходило до того, что Эми забывала слова песен и уходила со сцены освистанная). В манипулятивном и следующем заветам папарацци документальном фильме «Эми» очень хорошо показывается, насколько певица была на виду. Сначала в объективе друзей, а затем в объективах фотографов — Уайнхаус не повезло родиться в эпоху, когда мир только приноровился документировать жизнь, но соцсети были еще не сильно распространены. Точно так же под конец нулевых таблоиды смаковали подробности нервного срыва Бритни Спирс.
Спирс и Уайнхаус были похожи не только этим. Отношения Эми с отцом не доходили до градуса безумства семейства Спирс, однако нельзя не заметить точки соприкосновения. Все последние заявления Джеймса Спирса, переданные через адвокатов, показывают, что пока он контролирует ее финансовое состояние, ментальное его не заботит — Митчелл Уайнхаус также обогащался за счет дочери. Без ее согласия он стал главным героем реалити-шоу «Моя дочь Эми», съемочная группа которого следовала по пятам не только за ним, но и за певицей. Митчелл неоднократно препятствовал лечению Эми, то считая зависимость «надуманной», (об этом говорится в книге Митча «Моя дочь Эми» ), то ссылаясь — в документалке «Эми» — на невозможность отменить грандиозный тур по США. Наживаться на талантливых детях — классическая для шоу-бизнеса история, и если для Бритни она еще может закончиться хорошо, то для Эми она обернулась трагедией.
Доподлинно известно, что Уайнхаус вернулась к алкоголю после месячного перерыва из-за переживаний, которые доставляли ей будущие большие концерты в Белграде и Бильбао. О том, что Эми действительно хотела этих выступлений, в документальном фильме говорил только ее менеджер; все близкие — ровно обратное. Концерт в Белграде обернулся фиаско: хотя в фильме говорится, что Уайнхаус и вовсе не смогла спеть ни одной песни, это не совсем так — на деле Эми, несмотря на очевидные дезориентацию и панику, героически исполнила пару песен. Можно сколько угодно думать о наследии Уайнхаус и о том, превзошел ли ее кто-то в творческом плане, — однако ясно одно: ни с одним музыкантом в мире теперь не будут обращаться так, как с ней.
Смерть Уайнхаус — не последняя смерть музыканта (косвенно) от рук алчных родственников и менеджеров. В 2018 году Тим Берглинг, более известный как Avicii, покончил с собой в том числе из-за гастрольного графика, в рамках которого совершенно не оставалось времени на отдых. Для Уайнхаус, конечно, это была лишь одна из причин — постоянное давление со стороны прессы, лейбла, менеджеров и отца не давало ей расслабиться.
При этом судьба Эми — это не только то житие святой, что показано нам в одноименном фильме: временами певица могла сильно ранить как словом, так и делом. Эту мысль мимоходом бросают ее друзья в начале «Эми», однако потом предпочитают рассказывать историю истерзанной души. Не стоит забывать и о том, что все ее песни были посвящены не только зависимости, но и созависимости, болезненной привязанности к своему партнеру — что логично для поп-музыки того времени. Благо сегодня ситуация меняется в лучшую сторону. Если для Уайнхаус музыка была единственной терапией, то современные музыканты признают и психотерапию.
Да, Уайнхаус была противоречивой, «неудобной», вызывающей, но сгубило ее не это, а жажда денег со стороны менеджера и отца и издевательское, лишенное эмпатии отношение прессы. Многие считают, что нулевые по-настоящему начались 11 сентября 2001 года, когда большая американская трагедия разделила мир на до и после. В поп-культуре за точку отсчета взята смерть Эми. 23 июля 2011 года закончились поп-культурные нулевые — токсичные и лишенные сострадания. И, в отличие от Эми Уайнхаус, их оплакивать точно не стоит.